Здесь просто собрано несколько упоминаний про Кинея из разных источников.

Из жизнеописаний Плутарха:

При Пирре находился некий фессалиец, по имени Киней, человек отличного благоразумия, который был слушателем Демосфена и, казалось, один из всех тогдашних ораторов сохранил некоторое подобие силы и великих способностей афинского оратора. Будучи употребляем Пирром и посылаем в разные города, он подтвердил Эврипидово мнение: «Речи могут произвести то же, что сила и оружие».

Пирр говаривал, что более городов покорено словами Кинея, нежели его оружием. По этой причине он имел великое к нему уважение. Киней, видя тогда Пирра в готовности устремиться на Италию, завел с ним, в свободное время, следующий разговор:

— «Говорят, Пирр, что римляне весьма воинственны и обладают многими храбрыми народами. Если бог поможет, и мы покорим их, то какую выгоду получим от этой победы?».
— «Ты спрашиваешь, Киней, о деле очевидном. По покорении римлян ни один из тамошних греческих и варварских городов не будет в состоянии нам противостать. Тогда будет в руках наших вся Италия, коей пространство и силу, равно как и храбрость ее жителей, может не знать кто-нибудь другой, но не ты».
— Киней, несколько позадумавшись: «Государь, а что мы будем делать, покорив Италию?».
— Пирр, не догадавшись еще о его намерении, отвечал ему: «Близка от нас Сицилия; сей счастливый и многолюдный остров простирает к нам руки — это самая легкая добыча! После смерти Агафокла везде царствует мятеж, безначалие в городах и неистовство демагогов».
— «Это правда, — сказал Киней, — но с покорением Сицилии будет ли конец нашему походу?».
— «Дай лишь бог успех и победу в предприятиях наших! — отвечал Пирр, – все это только приступ к великим делам. Кто возможет удержаться от завоевания Ливии и Карфагена, который так близок? Ты знаешь, что Агафокл, выйдя из Сиракуз скрытно и с немногими кораблями переплыв море, едва их не покорил. Впрочем, что нужды сказывать, что по покорении нами всего этого никто из презирающих нас ныне врагов не осмелится нам противоречить?».
— «Без сомнения, никто, — отвечал Киней, — разумеется, что с такими силами можно взять опять Македонию и спокойно обладать Грецией, но когда все это будет в нашей власти, что тогда будем делать?».
— «Тогда, — сказал Пирр усмехнувшись, — тогда, друг мой, мы ничего не будем делать; будем пить всякий день, веселиться и утешаться приятными беседами».
— Когда Киней привел Пирра на то, чего он хотел, то сказал ему: «Кто же мешает нам, государь, если только мы того хотим, теперь же пить и веселиться и наслаждаться покоем? У нас все это есть, и мы можем спокойно пользоваться тем, к чему стремимся с пролитием крови, с великими трудами и опасностями, делая другим великое зло и сами претерпевая великие бедствия».

Этими словами Киней причинил неудовольствие Пирру, но не переменил его мыслей. Хотя он знал, какое счастье покидает, но не мог оставить прельщавшей его надежды.

Версия Валерия Максима

Валерий Максим (I в. н.э.) рассказывает о первоначальном знакомстве римлян с учением Эпикура ещё во времена Пирровой войны. Cначала он показывает “добродетельного персонажа” по имени Марк Курий, который не брал себе ничего из военной добычи и вообще не любил богатство, а любил только доблесть. И который “предпочитает командовать богатыми, чем самому быть богатым”, и вообще благодаря этому в войнах побеждает и вообще раньше наши предки были “ухх, не то что сейчас”. И после такой экспозиции следует текст:

“Того же мнения придерживался и Фабриций Лусциний. В свое время он был первым по должности в государстве, а по имущественному положению равнялся последнему бедняку. Самниты, бывшие все его клиентами, прислали ему десять фунтов меди и пять фунтов серебра, да ещё десять рабов, а он отправил всё назад в Самний. В этой доблестной сдержанности он стал богатым без денег, которые лежали бы без всякого применения, потому что богатство его заключалось не в огромных владениях, но в умеренных желаниях. Так и не получила его семья ни бронзы, ни серебра, ни рабов от самнитов, зато снискала среди них славу.

Обеты Фабриция вполне согласовывались с отвергнутыми дарами. Он прибыл послом к Пирру и услышал от Кинея из Фессалии, что у афинян в большом почете какой-то мудрец, убеждающий, что не следует людям ничего желать, кроме удовольствия. Он счёл это ужасным и взмолился, чтобы эта мудрость перекочевала к Пирру и самнитам. И пусть афиняне восхваляют своё учение, но благоразумный муж скорее предпочтет отвращение Фабриция наставлениям Эпикура. Что и подтвердилось: город, поставивший во главе удовольствие, утратил самую большую империю, а город, полюбивший труд, напротив, её обрел; первый не сумел сохранить свободу, второй смог её даже даровать”.

История Валерия Максима уже в авторстве того же Плутарха

“После этого к Пирру отправилось из Рима посольство вести переговоры о пленных, и среди послов был Гай Фабриций, человек крайне бедный, но доблестный и воинственный, чье слово, как утверждал Киней, было для римлян решающим. Пирр наедине дружелюбно убеждал его принять в подарок золото, уверяя, что дает ему деньги не в награду за позорную измену, а просто в знак дружбы и гостеприимства. Фабриций отказался, и Пирр в тот день ничего больше не предпринял, но, желая поразить римлянина, никогда не видавшего слона, приказал на следующий день во время переговоров поставить самое большое из этих животных позади послов, скрыв его занавесом. Так и было сделано: по знаку царя занавес отдернули, слон неожиданно протянул хобот над головой Фабриция и оглушительно затрубил. Но тот спокойно улыбнулся и сказал Пирру: «Право, сегодня вид этого чудовища смутил меня не больше, чем вчера — золото».

Во время пира они беседовали о разных предметах, но больше всего — о Греции и её философах, и Киней, случайно упомянув об Эпикуре, рассказал, что говорят его ученики о богах, государстве, о цели жизни: её они видят в удовольствиях, избегают государственной деятельности, ибо она лишь нарушает и отнимает счастье, а божеству, чуждому гнева и милосердия, не заботящемуся о наших делах, они приписывают жизнь праздную и полную наслаждений. Киней ещё не кончил рассказывать, как Фабриций вскричал: «О Геракл, если бы и Пирр, и самниты придерживались этого учения, пока воюют с нами!». Пирр был поражен его бескорыстием и благородством и ещё больше укрепился в желании стать союзником Рима, а не воевать с ним. Фабрицию же он предложил, если тот добьется заключения мира, уехать вместе с ним и быть первым среди его приближенных и полководцев. Но, как рассказывают, тот спокойно ответил: «Ведь это невыгодно для тебя, царь: те, кто теперь дивится тебе и чтит тебя, захотят иметь царем меня, едва узнают мой нрав». Таков был Фабриций”.