Во время поездки во Львов с туристическими целями нашел там собрание сочинений Петра Никитича Ткачева (всего за 30 грн!), и уже в обратную дорогу прочитал несколько его статей. Основное моё внимание привлекла статья “Что такое партия прогресса?” (1870). Я буду говорить совсем коротко, что может сильно искажать передачу текста, поэтому отсылаю сразу к самой статье в оригинале.
В общем, Ткачев жалуется на то, что понятие прогресса свободно используется всеми кем не попадя, и наполняется самым разным содержанием. При таком положении дел, термин не имеет смысла, и он выполняет функцию простого риторического элемента, а поэтому нужно сделать термин “объективным”, научным элементом. Ткачев, вооружившись сочинениями Г. Спенсера, пытается конструировать научное понятие прогресса. Опуская все детали (весьма и весьма интересные), он приходит к тому, что прогресс это трехсоставное понятие о целенаправленном движении. В случае индивидуального прогресса, наиболее всем ясного и доступного, есть три его элемента: (1) движение, (2) цель, (3) линейная направленность движения к цели. Кроме этого есть ещё два вида прогресса, общественный и естественный. В общественном прогрессе отсутствует линейность (например, все тренды на децентрализацию и разделение труда, которые могли быть маркером прогресса общества, обернулись вспять после промышленной революции), а в естественном отсутствует цель (поэтому мы додумываем её, занимаясь экстраполяцией линейного тренда неких изменений в природе). Но все три вида прогресса отличаются друг от друга, а проблемы с определениями возникают потому, что мы индивидуальные представления пытаемся переносить на природу и общество.
Совершив все предварительные разграничения, Ткачев переходит к тому, чтобы объяснить именно общественный прогресс. Он прекрасно понимает, что оставив в своей формуле только движение и цель, он оставляет огромную дыру для того самого релятивизма мнений, против которого сам же начал писать статью. Ведь цели можно подставить какие угодно, у каждого человека или общественной группы будут свои представления о цели (также как и своё представление о том, что есть “прогрессивное” явление). Мы же намеревались показать истинный прогресс. Так вот что самое интересное, Ткачев, сравнивая общественный и естественный прогресс, делает особый акцент на том, что если здесь есть целеполагание, то оно действительно сродно тому, которое совершает индивидуальный человек. “Общество в целом” не может само конструировать цели, но вполне логично допустить, что если будет найдена одна единая цель, подходящая для каждого отдельного индивида, то она же будет отличной целью для общества. В поисках цели человека Ткачев быстро переходит к философской этике. Среди этических систем от быстро отметает весь идеализм и переходит к тезисам философии утилитаризма, прямо связывая её с Эпикуром. Вооружась этой философией, и тезисом Бентама про “наибольшее счастье наибольшего числа людей”, Ткачев пытается показать, что наиболее прогрессивной в плане выполнения этой общечеловеческой цели – будет то устройство общества, которое создаст возможности для всех и каждого реализовать свой человеческий потенциал. Сюда может входить, в принципе, что угодно (включая аристократические извращения), но Ткачев акцентирует, ожидаемо, на высокой интеллектуальной культуре. Чтобы получить доступ к этой культуре, у людей должны быть удовлетворены все базовые потребности (этот предрассудок был крайне популярен в XIX веке). Иными словами, Ткачев видит необходимость промышленного рывка, чтобы обеспечить изобилие потребления, которое освободит силы людей на занятие чем-то более “высоким” и ранее недоступным.
Таким образом, Ткачев определил прогресс как реализацию гармонии, баланса между возможностями и средствами удовлетворения этих возможностей. Нельзя развивать науку “в вакууме”, чтобы лишь немногие могли иметь к ней доступ. Всё должно быть максимально эгалитарным. Поэтому доселе существующие общества были сплошь регрессивными, они вели к тому, что меньшинство людей обладало и богатством всего общества, и знаниями всего человечества, а это прямо противоположно принципу всеобщего блага.
Выход Ткачев, конечно же, видит в планомерном хозяйствовании (плановая экономика), и равном распределении благ (социализм). Все интересы индивида должны быть подчинены идее служения общественному благу, всеобщему изобилию и всеобщему просвещению. Но нас интересует в первую очередь то, что Ткачев приходит к такому коммунистическому выводу без помощи гегелевской метафизики. Он делает это при помощи английского утилитаризма и натурфилософии Спенсера. Этот факт альтернативных возможностей важен уже сам по себе, даже если не считать коммунистическую идею чем-то достойным внимания. Для нас же, современных эпикурейцев, этот факт важен вдвойне.
Стоит сказать, что не только Спенсер был любимым автором Ткачева, но и небезызвестный позитивист Конт. И Ткачев не только понимал связь утилитаризма и эпикуреизма (о чем в его статье “Утилитарный принцип нравственной философии” 1879 года), но также занимался и апологией софистов, что уже большая редкость и стоит отдельной похвалы. Он отлично реабилитировал и защитил утилитаризм в глазах современной ему российской публики, поэтому отсылаю читателей, опять же, к первоисточнику. Здесь же замечу только следующий факт: несмотря на всю эту защиту, Ткачев осуждал утилитаризм. Он признал все его достоинства, но осудил позицию, которая оправдывала статус-кво буржуазного общества. В мире классовых антагонизмов он не видит возможности реализации всеобщего блага, а Бентам и Милль не призывали к коммунизму, и поэтому вся их система оказывается недостаточной. А причиной всему, по мнению Ткачева, чрезмерное внимание к личным удовольствиям (благу), а не к общественным. Всю свою обстоятельную критику утилитаризма он развернет во второй статье цикла, и пообещает на основании работ Спенсера показать истинную философию морали, но так этого и не сделает.
Но мы можем сделать вывод, что Ткачев не является сторонником эпикурейского направления мысли в строго последовательном смысле. И тем не менее, он показывает альтернативные возможности в теории коммунизма, и несмотря на критику, популяризировал и признавал очень родственные эпикуреизму учения. Сравнивая с тем же Марксом, он куда ближе к позициям нашей группы, тем и ценен.