По идее, если судить по предисловию Маркса, эти рукописи стали прямым продолжением «Введения к критике гегелевской философии права» (1844). И уже здесь видны следы полемики с Бруно Бауэром, которая поссорила их, после публикации «Еврейского вопроса». Бауэр начал активно нападать на Маркса, и уже в этих рукописях Маркс пытается отреагировать. Позже эта тема станет задачей специальной работы «Святое семейство…». А пока что Маркс больше озадачен написанием экономической критики. Эти рукописи являются, по-видимому, первоначальным наброском задуманной Марксом книги «Критика политики и политической экономии». В начале Маркс внушает нам, что прочитал очень и очень много книг по экономике и социализму всех стран Западной Европы, чтобы не думали, что он какой-то дурачок. Отдельно Маркс считает нужным отметить влияние Фейербаха, в том числе на экономическую мысль Маркса (см. тезисы про «отчуждение»).

Только от Фейербаха ведет свое начало положительная гуманистическая и натуралистическая критика […] после «Феноменологии» и «Логики» Гегеля это – единственные сочинения, которые содержат подлинную теоретическую революцию.

В конце сочинения Маркс обещает сделать «критический разбор гегелевской диалектики и философии вообще». Он четко проставил рубикон между младогегельянцами а-ля Бауэр, старой гегелевской диалектикой — и той новой критикой Гегеля, которую дал Фейербах. Маркс в этот момент неиронично считает себя «фейербахианцем». Стоит отметить заранее, что эта работа невероятно эмоциональна. Маркс нарочно давит на эмоции и создает атмосферу хоррора и беспросветной безнадеги. Он нагнетает и доводит до крайности любую тему, которой касается, а морализаторства и напирания на «моральность» и «аморальность» здесь больше, чем в любой работе Маркса или Энгельса до этого момента.

Рукопись I

Заработная плата

В отличии от конспекта Джеймса Милля, где он ещё более-менее отстраненно просто собирал материал и цитировал без комментариев, здесь Маркс уже сразу начинает с того, «заработная плата определяется враждебной борьбой между капиталистом и рабочим». Маркс максимально критичен и «литературен». Он скорее хочет тронуть нас стилем, чем весом аргументации, поэтому рисует классовую борьбу в эпическом духе. Дело обставлено так, что поскольку рабочие это товар (ужас!), и на них работает закон спроса и предложения, то нарочно занижая спрос, капиталисты регулируют численность населения. Как бы подразумевается, что в здравом обществе, без капитализма, спрос на рабочие руки не будет лимитироваться, а значит можно будет безгранично размножаться, и при этом никто не будет бедствовать. Такая типичная критика Мальтуса конкретно здесь ещё не звучит, но это единственное, что может подразумеваться. Здесь Маркс по сути уже вторит Бабёфу и его последователям, и впервые настолько открыто принимает коммунистические тезисы.

Милль пытался сказать, что это наоборот, сами рабочие, контролируя количество своих детей, могут либо сделать избыточным предложение труда, либо наоборот сделать труд дефицитным, и таким образом от рабочих зависит соотношение зарплаты и прибыли. И в идеальном мире, где бы работали законы рынка, оно бы наверное так и было (спрос/предложение, конкуренция и т.д). Маркс правда уже об этом даже не упоминает, он сразу рисует всё в кровавых тонах. Для него рабочие не просто юридически пассивны и зависимы от прихоти капиталиста: захочет хозяин, будет работа и ты не умрешь, не захочет, не будет. Маркс идет дальше, и в противовес Миллю хочет сказать, что рабочие не в силах регулировать свою численность. Он будто бы соглашается с Мальтусом, что население растет экспоненциально, стоит только позволить ему расти. Это очень слабый аргумент. Но имеется ввиду именно это.

Вообще следует заметить, что там, где рабочий и капиталист одинаково терпят ущерб, у рабочего страдает самое его существование, у капиталиста же – лишь барыши его мертвой маммоны. Рабочему приходится бороться не только за физические средства к жизни, но и за получение работы, т.е. за возможность осуществления своей деятельности, за средства к этому осуществлению своей деятельности.

С одной стороны Маркс прав, но с другой — а что взамен? Если бы не было никаких буржуа и никакого права собственности на средства производства? Все равно же, чтобы прокормить себя — надо работать, и желательно делать какой-то общественно полезный труд. Это все равно поиск свободной ниши. И он мало чем отличается от поиска рабочего места при капитализме (только тем, что здесь эту функцию поиска «сферы» выполняет капиталист). Единственно что, возможно, Маркс подразумевает возможность стабильно жить со своего мелкого земельного участка, на самообеспечении, а ремесленный труд идет уже только как дополнение. Так что не найдя работу, ты все равно не пропадешь. В таком случае это очередное предложение вернуть историю вспять, если не в каменный век, как он де-факто предложил раньше (см. здесь), то хотя бы к средневековому феодализму.

Трудно не согласиться, что во время кризиса рабочий страдает больше, чем буржуа. Но вообще это несправедливо как критика конкретно капитализма. Любой богач, при любом строе общества в котором вообще есть неравенство, страдает меньше, чем бедняк. Рисовать это в качестве какого-то ноу-хау это несколько странно. Маркс говорит, что спрос на рабочих превышает предложение только в случае экономического бума. Тогда зарплаты растут (сокращение рождаемости, да хотя бы от Чумы, если контрацепция греховна, он не рассматривает, действительно, а зачем!). Но даже тут он делает рабочих более безвольными, чем о них думали враги пролетариата, само собой, чтобы нарочно драматизировать:

Повышение заработной платы приводит к тому, что рабочие надрываются за работой. Чем больше они хотят заработать, тем большим временем вынуждены они жертвовать и, совершенно отказываясь от какой бы то ни было свободы, рабски трудиться на службе у алчности. Тем самым они сокращают продолжительность своей жизни. Это сокращение продолжительности жизни рабочих является благоприятным обстоятельством для рабочего класса в целом, так как благодаря ему непрестанно возникает новый спрос на труд. Этот класс всегда вынужден жертвовать некоторой частью самого себя, чтобы не погибнуть целиком.

Рабочий алчный (ох уж этот капитализм, ещё и мозги промыл!), надрывается, и видимо это настолько массово и так действенно сокращает население, что способно уравновесить спрос и предложение труда. Некоторые фразы вообще волшебны в своей метафизичности. Например: «накопление капитала усиливает разделение труда, а разделение труда увеличивает количество рабочих». Как разделение труда увеличивает число рабочих, совсем не ясно. Да, как правило, если капитала много, и рабочих много, то само разделение труда становится возможным, это правда. Но у Маркса причинно-следственная связь очень странно работает.

Повышение заработной платы порождает в рабочем капиталистическую жажду обогащения, но утолить эту жажду он может лишь путем принесения в жертву своего духа и тела.

В первой части главы Маркс настаивал, что рабочий невероятно привязан к своей специальности, и это было плохо, потому что если бы буржуа захотел вдруг сменить род деятельности, то такой специалист станет ему не нужен, он будет искать другого специалиста, а наш ничего больше не умеющий рабочий просто умрет с голоду. Но потом Маркс начал критиковать тот факт, что разделение труда превращает все виды труда в примитивную однообразную штамповку. Казалось бы, это решает проблему №1, но Маркс уже так не думает, и теперь это плохо, потому что отупляет рабочего и отрывает его от полноты труда, от его творческой природы. Т.е. лучше быть полноценным ремесленником, и при этом ещё самозанятым. И мы снова возвращаемся к тому, что нам предлагают вернуться в XVI век, а то и дальше в прошлое. Любого человека потянет сказать, что я сам додумал, что такого не может быть, что Маркс за прогресс и смотрит в будущее, что надо использовать механизмы во благо. Да, но ведь тогда механизация самой сущности труда дальше будет усугубляться. А в этом тексте для Маркса это одна из худших сторон современности. Так что всё не так просто.

Итак, при движении общества по наклонной плоскости вниз – прогрессирующая нищета рабочего; при прогрессе общественного благосостояния – особый, сложный вид нищеты; в обществе, достигшем наибольшего благосостояния, – постоянная нищета.

Удивляет только то, что человечество не вымерло за считанные столетия! Если послушать Маркса, даже один из этих периодов сложно пережить, а тут во всех трех один кошмар, а потом кошмар по новой. И чем дальше Маркс разгоняется в своей критике, то этот «пафос ради пафоса» превращается в дешевую клоунаду. Например, можно насладиться и таким неприкрытым софизмом:

Так как, по Смиту, общество не бывает счастливо там, где большинство страдает, – а между тем даже наиболее богатое состояние общества ведет к такому страданию большинства, – и так как политическая экономия (вообще общество, в котором господствует частный интерес) ведет к этому наиболее богатому состоянию, то выходит, следовательно, что целью политической экономии является несчастье общества.

Поскольку богатство общества при капитализме — это бедность индивида, то целью обогащения является всеобщая нищета. Красиво сказано, но это полный дебилизм. Конечно 1810-1840е годы были годом снижения средней зарплаты и увеличением числа рабочих часов, это факт. Но прямо «большинство» в нищете не пребывало даже тогда. Хотя, проблема даже не в этом, а в том, что Смит говорит такую фразу, будто бы он или слепой идиот, который не видит страданий на улице (хотя описывает нищету даже в книге про мораль в теме сострадания), либо он лицемерный лжец. Вокруг нищета, человечество видимо уже вот-вот вымрет, а он ещё говорит фразы о том, что «если большинство будет страдать». Какое если! Уже сейчас!

Короче говоря, такие эмоциональные передергивания от Маркса невозможно воспринимать всерьез. Хотя, когда лично я был марксистом, то меня эта работа глубоко потрясла, и пишет он действительно красиво.

Теперь станем целиком на точку зрения политэконома и сопоставим, следуя ему, теоретические и практические притязания рабочих. Политэконом говорит нам, что первоначально и в соответствии с теорией весь продукт труда принадлежит рабочему. Но одновременно с этим он говорит, что в действительности рабочему достается самая малая доля продукта – то, без чего абсолютно нельзя обойтись: лишь столько, сколько необходимо, чтобы он существовал – не как человек, а как рабочий – и плодил не род человеческий, а класс рабов – рабочих.

Маркс пообещал стать на сторону экономиста, и тут же начал говорить то, чего по сути никто не говорит. И эту форму про «станем на точку зрения» он впоследствии ещё повторит несколько раз.

Но общая идея проста, капитализм убивает, рабочие беднеют, всем конец. И главный аргумент в общем-то сводится к власти. Капиталист держит в руках жизнь рабочего, и это ненормально. Так это выглядит, если совсем упростить и выбросить весь лишний пафос и понты. Вторая крупная линия — капиталист называет Ч Е Л О В Е К А — товаром, что аморально. Правда не ясно, зачем рассматривать труд с качественной стороны в тех вопросах, где это действительно не имеет значения. Но Маркс хватается за это, чтобы сказать, что это буквально означает, что капиталист смотрит на рабочих, как на товар, капиталист мразь без души. Возможно в каких-то случаях это и так, но когда речь идет о бухгалтерии даже на самом социалистическом в мире производстве, там тоже все будет сведено к цифрам, ничего не поделаешь.

Прибыль на капитал

Дальше я попробую уже не реагировать так часто на то, что мне покажется особо тупым или манипулятивным. Потому что вся его работа от начала до конца — это манипуляция над чувствами читателя. Попробуем вычленить только самые основные мысли. В разделе о капитале Маркс повторяет мысль о том, что капиталист это владыка рабочего. А дальше пространно рассуждает о нижней и верхней границах нормы прибыли. Этим он в общем-то показывает, что есть много способов обойти «равновесную цену», и что рынок не совсем хорошо работает, или даже не работает вообще. Он пытается сказать, что капитал по своей природе это уже грабеж, освященный законом, и пытается показать, как капитал господствует не только над рабочим, но и над самим капиталистом.

Уже здесь Маркс пишет, что если конкуренция — лучшее средство для хорошего функционирования рынка, то у нас плохие новости, потому что она быстро прекращает работать и приводит к концентрации капиталов и монополиям. А значит единственный механизм, который мог бы привести к снижению цен и повышению зарплат — на деле просто сказочка (на самом деле опять таки все гораздо сложнее, и если бы все было так, то монополизм давно бы уже задушил всю мировую экономику, чего до сих пор не случилось, даже в эпоху транснациональных корпораций, а в XIX веке уж тем более). Дальше Маркс расписывает, как тяжело теперь живется мелким капиталистам, и как они неизбежно разоряются и превращаются в пролетариат.

Земельная рента

Как и капитал, рента это тоже узаконенный грабеж, и совершенный к тому же очень давно. Основная идея здесь также в акценте на борьба классов. Если экономисты пытаются найти ренту через какие-то «естественные» объективные показатели самой почвы, то Маркс настаивает, что как и с зарплатой и прибылью, что рента тоже определяется борьбой арендатора и землевладельца. Маркс доказывает всё тоже самое, что и раньше. Землевладельцу выгодно когда страдают буквально все: рабочие, крестьяне, капиталисты, другие землевладельцы, вообще все, кроме него самого. Процветание общества ему не интересно ни в каком виде, но если было бы и интересно, то здесь Маркс рисует тот же парадокс: процветание экономики = нищета и смерть для большинства (я не утрирую, можете проверить сами). Дальше идет сравнение крупных и мелких землевладельцев, и вообще выходит полная копия раздела про капитал, просто с заменой слов. Единственное что, благодаря капитализму и растущей конкуренции среди самих землевладельцев, Маркс предрекает, и в общем-то верно, конец господства старой аристократии:

Таким образом, конечным результатом является уничтожение различия между капиталистом и земельным собственником, так что в общем и целом остается уже только два класса населения: рабочий класс и класс капиталистов. Это вовлечение: земельной собственности в торговый оборот, превращение земельной собственности в товар означает окончательное падение: старой аристократии и окончательное утверждение денежной аристократии.

Отчужденный труд

Тематику «отчуждения» я уже немало затронул, когда рассматривал конспект Маркса по Джеймсу Миллю, отчасти Маркс снова повторяет все эти идеи. Сначала он хочет показать, что глупые буржуазные экономисты сами не знают о чем говорят, и занимаются просто констатацией своей практики в бизнесе, превращая эту практику в «законы». Ещё они рисуют развитие экономики из первобытного времени, чтобы не отвечать на вопросы современности, а прятать их в далеких дебрях прошлого. Маркс сравнивает это с тем, как теологи отправляют нас к моменту грехопадения Адама.

Маркс же на фоне них якобы раскроет суть вещей, и вместо исторических махинаций, будет исходить прям из современности. Ну а в современности же — полная жопа. И поэтому надо быстро объяснить главное — почему же всё так плохо?

Рабочий становится тем беднее, чем больше богатства он производит, чем больше растут мощь и размеры его продукции. Рабочий становится тем более дешевым товаром, чем больше товаров он создает. В прямом соответствии с ростом стоимости, мира вещей растет обесценение человеческого тира. Труд производит не только товары: он производит самого себя и рабочего как товар, притом в той самой пропорции, в которой он производит вообще товары.

Основная идея «отчуждения» мало чем отличается от того, что он говорил раньше, продукт труда отчуждается от творца и начинает господствовать над ним. Маркс снова и снова, буквально в открытую, со ссылками на источник, переносит логику Фейербаха с вопросов теологии на вопросы производства. Здесь он правда добавляет ещё такую мысль, что чем больше человек производит предметов, тем сильнее они от него отчуждены. Или тем меньше он способен «освоить» предмет.

Эту метафизическую белиберду лично я раньше трактовал (и продолжаю, благодаря Э. Фромму) как проблему понимания сути предмета, то есть, как вопрос скорее интеллектуальный. Если ремесленник старого типа производил сложный предмет от начала и до конца, и поэтому знал все этапы его производства, то благодаря разделению труда новый фабричный рабочий, который тоже фактически создает предмет, а потом им пользуется (например, смартфон), на самом деле не знает, как этот предмет производится, как он работает, и из чего он состоит. Для него этот предмет почти волшебный, и он не чувствует того, что сам является творцом этой «магии». Предмет уже не его, это нечто внешнее и непонятное. Т.е. это вопрос скорее о цельности человека, о границах познания.

Но в оригинале Маркс имеет ввиду скорее что-то на уровне «производитель машин не может купить машину, а строитель домов не может купить дом». Тоже популярный тезис среди современных левых, но это куда проще, чем то, что можно было из этого напридумывать. В таком виде тезис про отчуждение выглядит как банальное повторение идеи, что мы беднеем тем больше, чем больше производим, но с другого ракурса.

Только читая такие работы можно полностью проникнуться пониманием тех буржуазных экономистов, которые обвиняли Маркса в метафизике. Они были полностью правы. Маркс относится к метафорам о труде, как субстанции, почти буквально. Для него труд «живет» дальше своей жизнью в товарах. Как будто все что создает человек тут же одухотворяется. Тем ужаснее выходит, что вампир-капиталист по сути высасывает нашу духовную сущность. Вместо того, чтобы говорить о том, каким образом труд (т.е. деятельность человека) создает предмет, Маркс говорит про «опредмечевание» (по сути превращение) труда. Он говорит про магические метаморфозы. Более того, в одном рядке он умудряется разделить «жизнь труда» и «жизнь рабочего». Я не шучу, это разные понятия в одном предложении.

Подобно тому как природа дает труду средства к жизни в том смысле, что без предметов, к которым труд прилагается, невозможна жизнь труда, так, с другой стороны, природа же доставляет средства к жизни и в более узком смысле, т.е. средства физического существования самого рабочего.

Ещё из новых вещей, которых раньше Маркс не говорил — концепция потребности в труде. Якобы раньше она у нас была, но теперь она утеряна, и трудимся мы уже не ради труда, а ради заработка на пропитание. Одна из самых консервативных частей этой книги в том, как Маркс разделяет человеческое от животного, делая «творчество» ядром человеческого величия:

В результате получается такое положение, что человек (рабочий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций – при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т.д., – а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь животным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному? Правда, еда, питье, половой акт и т.д. тоже суть подлинно человеческие функции. Но в абстракции, отрывающей их от круга прочей человеческой деятельности и превращающей их в последние и единственные конечные цели, они носят животный характер.

Но ладно ещё это, где уже в принципе виден мостик к критике гедонизма и индивидуализма, дальше он уходит вглубь, и постулирует философию целого, так называемого «родового человека» («человечество», «человек вообще»), в противовес индивидуальному человеку. Более того, даже родовой человек оказывается частью природы, как Целого. И сначала отчуждение происходит под видом отделения человека от природы, а потом самого человека превращают в животное, оторванное от коллектива.

Отчужденный труд человека, отчуждая от него 1) природу, 2) его самого, его собственную деятельную функцию, его жизнедеятельность, тем самым отчуждает от человека род: он превращает для человека родовую жизнь в средство для поддержания индивидуальной жизни. Во-первых, он отчуждает родовую жизнь и индивидуальную жизнь, а во-вторых, делает индивидуальную жизнь, взятую в ее абстрактной форме, целью родовой жизни, тоже в ее абстрактной и отчужденной форме.

Но отвлекусь от построчной критики. Если всё это суммировать, то Маркс утверждает, что для нас почему-то должно быть очень важным делом — ежечасно доказывать, что человек это не животное. Мы должны хотеть доказывать это своим трудом, который преобразует природу и утверждает след человека во внешнем мире. Если эту функцию для нас превратили в мучительную (работа на дядю за гроши), то нам остается только радоваться тому, что мы не творим, только тому, что мы просто существуем, как животные. Хорошо, допустим мы зарядились желанием унижать животных, самоутверждаться за их счет. Да, я велик, я человек, отлично. Но дальше получается так, что основная идея Маркса — в простой фразе о том, что труд должен приносить удовлетворение, и стать целью нашей жизни, желанной целью, самоцелью. В этом в общем-то и вся мысль. И поскольку это не так, Маркс и пытается показать, почему это так ужасно.

Вообще положение о том, что от человека отчуждена его родовая сущность, означает, что один человек отчужден от другого и каждый из них отчужден от человеческой сущности.

В общем, отчужденный труд, как сам процесс производства (труд), так и готовый продукт (труда), становится как бы Божеством, которое мы сами породили, и которое над нами господствует, пока мы в него верим. Но этот продукт труда может присвоить другой человек (капиталист), и это создает ощущение, что этот человек — существо могущественнее некуда, раз может обладать тем, что обладает нами самими. И вообще, если бы отчуждения не было, то и присвоить труд не смог бы никто, а значит, помимо всего уже сказанного, отчуждение — это ещё и основа частной собственности. Маркс рисует и заработную плату таким же «внешним» и отчужденным явлением. И надеется, что с исчезновением одного (ЧС) исчезнет и другое (ЗП). Все мы должны быть только самозанятыми ремесленниками, желательно в экономике уровня палеолита (см. пример из конспекта Милля).

Рукопись II

Отношения частной собственности

В следующей рукописи Маркс делает акцент на отношениях пролетария и капиталиста, как труда и капитала. Где рабочий просто не может существовать без капитала (капитал это ведь и рабочий станок, без которого нельзя заработать зарплату, а значит и жить). Снова в тексте этого нет, но основная идея как и в прошлой рукописи — «работать на дядю плохо, работать на себя хорошо, значит раньше было лучше». Рисуется такая картина, мол труд это ещё кое-как, но живой человек, хотя и сведенный до уровня животного, а капитал это прям мертвец в квадрате (грубо говоря, мертвый, застывший труд). И мы молимся этому всемогущему Богу по имени Капитал, который при этом есть «говно от говна», вторичное производное от уже и так изуродованного человека.

Маркс снова возвращается к отношениям капиталиста, земельного собственника и арендатора, чтобы показать их близкое родство, как разных групп одного и того же класса капиталистов. Напоминает о том, что промышленность это городское, а земледелие — сельское. И при этом пишет так, будто бы раньше было лучше, и сельские интересы имели больше связи с природой и общечеловеческими интересами. Правда тут я уже не уверен, что все настолько плохо (!), проверьте сами, если хотите.

Рукопись III

Сущность частной собственности в отражении политической экономии

Этот раздел начинается с того, что Адам Смит в экономике это Мартин Лютер в христианстве. Вместо формальной «внешней» религии протестанты сделали веру чисто внутренним делом человека. Так и тут, вместо веры в то, что частная собственность именно чисто внешний от человека характер, сводится к накоплению предметов, Смит показал, что её сущность состоит в труде человека. Аналогии 10/10. Но в основном этот раздел рассказывает про эволюцию экономической теории от физиократов до Смита, и главным образом о том, что для физиократов имел значение только труд специфический, труд земледельца, а Смит довел трудовую теорию стоимости до абсолюта, и основной частной собственности и всякой стоимости стал абстрактный труд вообще.

Коммунизм

В этом разделе Маркс начинает с того, что разница между трудом и капиталом в Древнем Риме или Османской Империи уже была, тут ещё даже не говорится, что там «своя специфика» и т.д. просто вся разница (пока что) сводится к тому, что тогда они не понимали «суть» этого конфликта на теоретическом уровне, а в новейшую эпоху, благодаря трудам Смита и других экономистов — это осмысление было получено в неприкрытом виде. Труд и капитал — это две стороны диалектического единства, частной собственности. Вернее это две формы существования отчужденного труда. И то, и другое — это труд, только в разной форме существования, и одинаково отчужденный от человека.

Теперь Маркс хочет показать, как происходит расколдовывание, преодоление отчуждения в коммунизме. И подает это очень примитивно, как бы через расстановку разных модных социалистических сект в логический ряд. Сначала мы тоже тупим, как древние люди, и считаем частную собственность злом, но в форме чисто капитала (это якобы Прудон). Следующий уровень развития в том, чтобы понять труд, как фундамент капитала, но ещё есть значение, какой это труд. Земледельческий труд это суть всего (Фурье), или может быть промышленный (Сен-Симон) труд единственный вид труда, который требует эмансипации? Это частично повторяет логику Рукописи №2. Но потом приходят коммунисты, которые понимают, что суть вещей скрыта в абстрактном труде вообще. Та же эволюция понимания роли труда в экономической теории, как и у буржуазных экономистов.

На первых порах он [коммунизм] выступает как всеобщая частная собственность.

Поняв что сущность частной собственности в труде, первоначальные коммунисты предлагают просто вернуть частную собственность всем и каждому трудяге. Но это все ещё частная собственность, а значит и противоречие труда и капитала (пускай капитал уже и в руках самих рабочих), а значит и отчуждение. Из очевидных аналогий тут можно привести кооперативную форму собственности. Маркс тут явно считает её недостаточной, только первым шагом. Дело не в том, чтобы вместе вести бизнес, которые никому не в кайф, а в том, чтобы творить ради творения, упразднить частную собственность, перейти на экономику дарения, жить ради других, но при этом ни от кого не зависеть напрямую. Короче, всё то, что Маркс не очень вразумительно хочет описать в разделе про отчуждение — коммунисты которых он знает ещё не хотят реализовывать. Их идеалы куда проще. Вот что Маркс пишет о таких коммунистах:

Непосредственное физическое обладание представляется ему единственной целью жизни и существования; категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей; отношение частной собственности остается отношением всего общества к миру вещей; наконец, это движение, стремящееся противопоставить частной собственности всеобщую частную собственность, выражается в совершенно животной форме, когда оно противопоставляет браку (являющемуся, действительно, некоторой формой исключительной частной собственности) общность жен, где, следовательно, женщина становится общественной и всеобщей собственностью. Можно сказать, что эта идея общности жен выдает тайну этого еще совершенно грубого и неосмысленного коммунизма.

Ставь лайк, если видишь в этом критику СССР. Но он там продолжает:

Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием. Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет. Всякая частная собственность как таковая ощущает – по крайней мере по отношению к более богатой частной собственности – зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции. Грубый коммунизм есть лишь завершение этой зависти и этого нивелирования, исходящее из представления о некоем минимуме.
[…]
Для такого рода коммунизма общность есть лишь общность труда и равенство заработной платы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как всеобщим капиталистом. Обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой всеобщности: труд – как предназначение каждого, а капитал – как признанная всеобщность и сила всего общества.

---

Есть и второй тип коммунизма, который отличается от первого пониманием сущности частной собственности и проблемы отчуждения, он может быть как деспотическим, так и демократическим, но главное что он уже стремится к упразднению государства, и это явно лучше, чем тот СССР, который он обрисовал выше с жесткой его критикой. Но Маркс говорит, что и такие коммунисты всё равно ещё не знают, что делать. Такой коммунизм: «еще не уяснил себе положительной сущности частной собственности и не постиг еще человеческой природы потребности, то он тоже еще находится в плеву у частной собственности и заражен ею. Правда, он постиг понятие частной собственности, но не уяснил еще себе ее сущность».

Ну и третий тип коммунизма, самый лучший, это Маркс и его друзья, которые поняли, что суть коммунизма в возвращении человеку его человечности, в преодолении отчуждения. Они поняли все сущности, знают что делать и готовы приступать. Их не устраивает всеобщая частная собственность, равенство зарплаты, государственный контроль, кооперативы и т.д. Они хотят полностью изменить подход к самому труду.

Такой коммунизм, как завершенный натурализм, = гуманизму, а как завершенный гуманизм, = натурализму; он есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он – решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение.

Звучит конечно круто, но если расшифровать эти понятия, то гуманизм = коллективизм, где мы обожествляем human, человека как такового, родового человека. А человека (как родового, так и частичного), он растворяет в природе как Целом, спинозианском Боге, это и подразумевает натурализм. По наивности я когда-то воспринял это в духе поддержки принципов Просвещения, как итальянской формы «гуманистов», так и в форме французских «натуралистов», эмпириков и т.д., естествоиспытателей. Увы, Маркс говорит не про это, а про очень тотальную философию Целого.

Дальше Маркс выражает уверенность в исторической необходимости и неизбежности наступления коммунизма, и критикует тех, кто выискивает примеры коммунизма в уравнительных проектах прошлого. Всё это «не то», надо смотреть в будущее.

Положительное упразднение частной собственности, как утверждение человеческой жизни, есть положительное упразднение всякого отчуждения, т.е. возвращение человека из религии, семьи, государства и т.д. к своему человеческому, т.е. общественному бытию.

Вообще весь этот коллективизм и философия Целого здесь подается через очень простую идею. Индивидуальный человек формируется в обществе. Точно также и общество состоит из индивидуальных людей, это обоюдный процесс, но суть в том, что любой наш акт творения опирается не только на опыт всего человечества (т.е. Человека Вообще, родового человека), но и на материальные наработки других людей. Чтобы написать какую-то свою мысль на бумаге — нужна бумага и ручка, а они уже произведены людьми. Нужен язык, который тоже не мы выдумали. Все зависят от всех. Поэтому буквально любое деяние, даже самое индивидуалистическое (как например разработка философии сидя в кабинете) — дело общественного характера. Если проще: все делается общественным образом, и поэтому когда мы пытаемся делать что-то частным образом, то этим самым восстаем против естественной сути вещей. Маркс мылит и свои занятия наукой, как вещь общественную, потому что он мыслит от имени, по сути дела, Абсолютного Духа: абсорбирует достижения множества разных мыслителей, и развивает их начинания дальше. Правда сам Маркс выступает против того, чтобы противопоставлять общество индивиду:

Прежде всего следует избегать того, чтобы снова противопоставлять «общество», как абстракцию, индивиду. Индивид есть общественное существо. Поэтому всякое проявление его жизни – даже если оно и не выступает в непосредственной форме коллективного, совершаемого совместно с другими, проявления жизни, – является проявлением и утверждением общественной жизни. Индивидуальная и родовая жизнь человека не являются чем-то различным, хотя по необходимости способ существования индивидуальной жизни бывает либо более особенным, либо более всеобщим проявлением родовой жизни, а родовая жизнь бывает либо более особенной, либо всеобщей индивидуальной жизнью.

Дальше Маркс глубокомысленно (нет) толкает телеги о том, что мы все мелкие духом, капитализм превратил нас в потребителей, мы только и знаем что купить товар и использовать его, а при коммунизме мы будем полноценно и всесторонне обладать вещами, а не по-скотски потреблять их и т.д. и т.п. Надо каждый раз, как перед молитвой, отдавать себе отчет, что любой предмет вокруг нас «одушевлен» трудом других людей, а в обобщенном виде — Родовым Человеком. Что за товаром не просто стоит человек, а что сущность того человека непосредственно содержится в этом товаре. Так любое наше потребление будет глубокомысленным и возвышенным. А в продуктах труда мы будем видеть триумф и утверждение человечества. И вместо того, чтобы скушать бургер и порадоваться тому, что мы утолили свой скотский голод, мы должны скушать бургер и подумать сразу о всех хлебопашцах и скотоводах, поварах, уборщицах, логистах и т.д. и т.п., кто вложил свою душу в этот бургер. Мы не просто насытили свое мерзкое брюхо, а всосали особую духовную субстанцию человека, приобщились к Человечеству и т.д. Или как об этом особенном восприятии мира ещё говорит Маркс:

Поэтому уничтожение частной собственности означает полную эмансипацию всех человеческих чувств и свойств; но оно является этой эмансипацией именно потому, что чувства и свойства эти стали человеческими как в субъективном, так и в объективном смысле. Глаз стал человеческим глазом точно так же, как его объект стал общественным, человеческим объектом, созданным человеком для человека.
[…]
Ясно, что человеческий глаз воспринимает и наслаждается иначе, чем грубый нечеловеческий глаз, человеческое ухо – иначе, чем грубое, неразвитое ухо, и т.д.

Но есть отвлечься от романтической поэзии Маркса (а он был в юности романтическим поэтом), то за всеми красивыми фразами про истинно-человеческие чувства и способ чувствования, восприятия рукотворного мира вокруг, скрывается конструирование религиозного ощущения причастности к великому. Маркс даже с какой-то радостью пишет, что он обладает особым свойством, которое пока доступно только немногим избранным. Конечно, он хотел бы, чтобы такое ощущение причастности было у всех людей, но пока ему достаточно и того, что есть. Он строго делит мир на человеческий и ското-животный, и считает что любой, кто не оценивает мир через призму философии Целого и его специфического представления о гуманизме и магии одухотворения вещей — это чувственный инвалид. Но строго говоря, точно тоже самое может сказать и в реальности говорит религиозный сектант, который искренне уверен, что он ощущает любовь Бога в себе. При должной сноровке можно убедить себя даже в том, что мы чувствуем ауру от предметов, и если долго практиковаться с верой в то, что аура существует, то можно действительно начать «что-то» ощущать. Можно поверить в то, что говорит Маркс (скажу больше, как бывший марксист, я в это тоже поверил, и да, это правда другое ощущение от внешнего мира), но это не значит, что такая настройка своего восприятия приобретает привилегированный статус. С таким же успехом я могу сказать, что правильно понятное механистическое восприятие мира, где вообще нет ничего духовного, это тоже специфическая оптика, не доступная большинству обывателей, и которая меняет наше восприятие. И это правда. Всё что может сказать Маркс, это то, что если его описание звучит красиво и поэтично, а моё описание звучит грубо и приземленно, то у него оно лучше. Но это лучше/хуже оказывается на уровне парадигмы высокое/низкое, возвышенное/низменное, человеческое/животное. И это ничто иное, как позиция аристократа и классициста всех времен. Правая, элитарная позиция. Маркс здесь её всецело разделяет, и пытается при помощи красивой оболочки внушить к себе максимальное доверие. Получается неплохо, но по существу дела это очередная форма сектантства, да ещё и на довольно консервативном фундаменте. Мне в этом больше всего понравилось то, что такое прочтение Марксизма сегодня дают только последователи Ильенкова, самая экзотическая из современных сект. Но выходит они единственные почти буквально следуют за Марксом образца 1841-46 гг. Но это говорит скорее в минус для Маркса, чем в плюс для ильенковцев.

Мы видим, что только в общественном состоянии субъективизм и объективизм, спиритуализм и материализм, деятельность и страдание утрачивают свое противопоставление друг другу, а тем самым и свое бытие в качестве таких противоположностей; мы видим, что разрешение теоретических противоположностей само оказывается возможным только практическим путем, только посредством практической энергии людей, и что поэтому их разрешение отнюдь не является задачей только познания, а представляет собой действительную жизненную задачу, которую философия не могла разрешить именно потому, что она видела в ней только теоретическую задачу.

Потребности, производство и разделение труда

После всей этой невероятно религиозной эпопеи про альтруизм и чувство сопричастности к Человечеству, Маркс решает снова напомнить, что мерзкие буржуа действуют ровно наоборот. Мы хотим в акте потребления потребить чувство близости к другим людям, а нам предлагают потребить грубо понятый продукт, в отрыве от контекста его создания. «Каждый человек старается пробудить в другом какую-нибудь новую потребность, чтобы вынудить его принести новую жертву, поставить его в новую зависимость и толкнуть его к новому виду наслаждения, а тем самым и к экономическому разорению […] Поэтому вместе с ростом массы предметов растет царство чуждых сущностей, под игом которых находится человек, и каждый новый продукт представляет собой новую возможность взаимного обмана и взаимного ограбления». Чтобы не цитировать прям всего, скажу, что Маркс критикует общество потребления. Чем больше новых товаров изобретается, тем больше денег надо, чтобы все это купить. А купить-то хочется! И вот ты уже раб денег, и вот ты уже гонишься за наживой. А буржуа придумывают все больше и больше неестественных потребностей, и с каждым изобретением делают рабочего все более и более рабом, мечтающим заработать больше и купить всё. 

Свет, воздух и т.д., простейшая, присущая даже животным чистоплотность перестают быть потребностью человека.

При этом, что парадоксально, Маркс критикует буржуазию за проповедь аскетизма и бережливости. Казалось бы, мы читаем страницу за страницей как он критикует гедонистические порывы и призывает умерят аппетиты, он критикует всю современную цивилизацию как общество раздутых потребностей. Ему нравятся благородные консервативные образы из литературы прошлого, большинство из которых показательные аскеты. Но вдруг начинает активно критиковать буржуазию за пропаганду аскетического образа жизни. Он рисует противоречие между тем, что с одной стороны экономисты толкают экономическую теорию, а с другой стороны — моральные темы в духе христианства. Маркс считает это кощунством, и что тут надо выбирать: либо отказ от экономической теории, либо отказ от морали. И сам же навязывает буржуазии позицию, что их мораль на самом деле — экономика, мерзость, а вся остальная показная моральность используется просто как ширма. Мрази. Мрази. Мрази. Рекомендуете меньше детей, чтобы было меньше проблем с обеспечением семьи? Мрази. Мрази. Мрази.

Милль предлагает объявлять общественную похвалу тем, кто показывает себя воздержанным в половом отношении, и общественное порицание тем, кто грешит против этого бесплодного брака… Разве это не мораль, не учение аскетизма? […] Производство человека выступает как общественное бедствие.

Рассуждения про разделение труда на самом деле ничего прям нового здесь не добавляют, а суть снова в том, что мрази.. мрази.. и т.д. В этом разделе Маркс вопреки собственным же словам выше всё таки разделяет общество и индивида, и жестко критикует эгоизм и индивидуализм буржуазных экономистов (т.е. по сути эпикурейскую философию XVIII века). Он выступает как романтик, а вершиной кощунства ему кажется то, что экономисты рассматривают труд как механическое, а не особо-духовное действо. Приведем лучше цитату не с критикой, а с утверждением коммунистического, здравого подхода к жизни, которое приводит Маркс:

Действительное отчуждение человеческой жизни остается в силе и даже оказывается тем большим отчуждением, чем больше его сознают как отчуждение… Для уничтожения идеи частной собственности вполне достаточно идеи коммунизма. Для уничтожения же частной собственности в реальной действительности требуется действительное коммунистическое действие. История принесет с собой это коммунистическое действие, и то движение, которое мы в мыслях уже познали как само себя снимающее, будет проделывать в действительности весьма трудный и длительный процесс. Но мы должны считать действительным шагом вперед уже то, что мы с самого начала осознали как ограниченность, так и цель этого исторического движения, и превзошли его в своем сознании.

Когда между собой объединяются коммунистические ремесленники, то целью для них является прежде всего учение, пропаганда и т.д. Но в то же время у них возникает благодаря этому новая потребность, потребность в общении, и то, что выступает как средство, становится целью. К каким блестящим результатам приводит это практическое движение, можно видеть, наблюдая собрания французских социалистических рабочих. Курение, питье, еда и т.д. не служат уже там средствами объединения людей, не служат уже связующими средствами. Для них достаточно общения, объединения в союз, беседы, имеющей своей целью опять-таки общение; человеческое братство в их устах не фраза, а истина, и с их загрубелых от труда лиц на нас сияет человеческое благородство.

Деньги

Несмотря на название, этот раздел тоже про отчуждение и правильную человеческую чувственность, о том, что нельзя просто в тупую жрать и потреблять. Речь идет уже напрямую про онтологию. «Ощущения человека, его страсти и т. д. суть не только антропологические определения в [узком] смысле, но и подлинно онтологические утверждения сущности (природы)». Про деньги здесь говорится с точки зрения этики и морали. Как несчастные люди, имея деньги, мнимо исправляют свои недостатки (хромой «покупает 24 ноги», и думает что уже не хромой, например). Или наоборот, человек который в сущности полноценен, не имея денег начинает думать, что его недостаток не только в отсутствии денег, но и в каких-то объективных параметрах. Но зная что деньги могут магическим образом исправлять недостатки, человек начинает неистово их желать. В принципе Маркс уже много повторяется и похожие вещи говорил и в других местах. 

Предположи теперь человека как человека и его отношение к миру как человеческое отношение: в таком случае ты сможешь любовь обменивать только на любовь, доверие только на доверие и т.д. Если ты хочешь наслаждаться искусством, то ты должен быть художественно образованным человеком. Если ты хочешь оказывать влияние на других людей, то ты должен быть человеком, действительно стимулирующим и двигающим вперед других людей.

Критика гегелевской диалектики и философии вообще

Целью последнего раздела работы Маркса стало отмежевание от философии, как пустого теоретизирования, и в частности критика диалектики как метода познания. Попутно он использует это как предлог для выяснения отношений со своими друзьями из Берлина. Маркс здесь подписывается под тем, что он ученик Фейербаха, и язвительно высмеивает своих старых друзей, за то, дескать, что они слишком возгордились и оторвались от народа, который называют «толпой». То ли дело сам Маркс, который называет народ животными, и лишает их права даже на адекватность ощущений! Поэтому читать такие фразы по отношению к людям, ведущих себя почти идентичным образом — как минимум смешно:

Но и теперь, после того как Фейербах и в своих «Тезисах» в «Anekdota» и подробнее в «Философии будущего» опрокинул в корне старую диалектику и философию, после того как, наоборот, вышеуказанная критика, не сумевшая выполнить это дело, увидела, что это дело выполнено, и провозгласила себя чистой, решительной, абсолютной, все себе уяснившей критикой, после того как она в своем спиритуалистическом высокомерии свела все историческое движение к отношению остального мира (зачисленного ею, в отличие от нее самой, в категорию «массы») к ней самой и растворила все догматические противоположности в одной догматической противоположности между собственной своей мудростью и глупостью мира, между критическим Христом и человечеством как «толпой», после того как она ежедневно и ежечасно доказывала свои собственные превосходные качества путем выявления скудоумия массы, после того как она в печати заявила о своем решительном превосходстве как над человеческими ощущениями, так и над миром, над которым она возвышается в царственном одиночестве, разражаясь лишь время от времени саркастическим смехом олимпийских богов, после того как, наконец, она возвестила критический страшный суд, заявив, что близится день, когда против нее ополчится все погибающее человечество, которое будет разбито ею на группы, причем каждая особая группа получит свое testimonium paupertatis,* – после всех этих забавных кривляний умирающего в форме критики идеализма (младогегельянства) этот идеализм не высказал даже и отдаленного намека на то, что пора критически размежеваться со своей матерью, гегелевской диалектикой, и даже не сумел [ничего] сообщить о своем критическом отношении к фейербаховской диалектике. Это – совершенно некритическое отношение к самому себе.

Фейербах в отличии от этих крикунов, скромно и в тишине сделал великую революции в области мысли и ниспроверг Гегеля. Маркс перечисляет достоинства Фейербаха, которые сводятся к тому, чем он сам пользовался для описания темы отчуждения. Но одна штука особенно интересна. Сам Маркс часто рисует коммунизм как нечто положительное, а не отрицательное. И здесь становится понятнее, как это стоит понимать, потому что одно из трех достоинства Фейербаха: «в том, что отрицанию отрицания, утверждающему, что оно есть абсолютно положительное, он противопоставляет покоящееся на самом себе и основывающееся положительно на самом себе положительное». Это особенно иронично в том плане, что Фейербах и Маркс по сути воспроизвели позитивизм Конта, не только в сущности задумки, но даже в таких вещах, как позитивистская «Религия Человечества». Сам Маркс этого не понимает, поэтому и не будем здесь это развивать. 

На самом деле Маркс снова расписывает теорию отчуждения, но показывает как Гегель делал нечто похожее в чисто-духовном мире абстракций, начиная не с того конца и не критикуя, а принимая как данность идеи политэкономов. Он рассматривает и чистую логику этого процесса у Гегеля и отдельно экономические и политические огрехи. Но всё это не имеет такого значения, чтобы этот душный обзор делать ещё душнее. Если как-то резко сократить, то суть его длинных тирад сводится к тому, что у Гегеля абстрактное сознание человека работает с концептами, полаганиями, отношениями к чему-то, к внешним предметам и идеям, которые являются чем-то несущественным; тогда как на самом деле это человек работает с телесными объектами внешнего мира. Надо просто заменить все понятия у Гегеля с метафизических на природные, и всё станет на свои места. По сути он долго констатирует то, что и так очевидно каждому, что Гегель идеалист, а его внеприродные сущности это пустышки. В этом развенчивании (шок!) и заключается вся критика. Быть идеалистом = плохо. Но в целом Маркс скорее хвалит Гегеля, принимает его рассуждения, эта критика на самом деле не особо-то и критична. В каком-то смысле Маркс даже признает, что Гегель выковал невероятное теоретическое орудие, которое уже в принципе раскрыло тайну отчуждения, но только сам Гегель этого не понял и завел себя в ловушку.

Но главное здесь не исполнение, а намерение. Маркс решил публично порвать с Гегелем и своими друзьями гегельянцами. Он теперь открытый ученик Фейербаха, а главное достижение его теоретической мысли стала концепция отчуждения и обратного присвоения, которую сам Маркс приспособил к коммунистической теории.