«На эту работу надо смотреть лишь как на предвестника более обширного сочинения, в котором я думаю обстоятельно разобрать цикл эпикурейской, стоической и скептической философии в их связи со всем греческим спекулятивным мышлением» (с) Карл Маркс
Часть 1: Общие замечания
К своей диссертации Маркс готовился много лет, вычитывая всю доступную античную литературу в поисках свидетельств об Эпикуре и его философском наследии (в то время ещё не было хороших индексов, вобравших в себя все нужные цитаты). Мы пропустим рассмотрение подготовительного этапа и сосредоточимся на самой его работе. Там, говоря об эллинистической философии, и об основных её системах, Маркс говорит следующее: «Эти системы составляют ключ к истинной истории греческой философии. Более глубокое указание на их связь с греческой жизнью можно найти в сочинении моего друга Кёппена». Здесь Маркс отсылает нас к своему очень близкому в то время товарищу Карлу Фридриху Кёппену, автору работы «Фридрих Великий и его противники» (1840). Позднее, на грани 1841 и 1842 годов, Маркс имел намерение опубликовать свою диссертацию в печати, и для этой цели набросал новое предисловие, в котором его задача выражена ещё более ясно:
«Именно теперь наступило время для понимания систем эпикурейцев, стоиков и скептиков. Это философы самосознания».
Поскольку свою работу Кёппен посвятил целиком Марксу, и признал его влияние на свои взгляды, стоит пару слов сказать об этой работе.
Исходным пунктом Фридриха Кёппена является внутреннее единство философии стоицизма и школы Эпикура, выражающих две стороны «самосознания» — божественное и человеческое, всеобщее и единичное, мужское и женское. Сама по себе, работа является апологией Фридриху Великому, гипертрофированным обожанием короля. В образе короля он ищет примирения этих двух начал, но идеальная личность Кёппена склоняется всё же к стоицизму. Хотя вообще в этой работе Фридрих (выдуманный, естественно) часто подчеркивает, что он скорее эпикуреец, поскольку он простой человек, и не лезет из своей шкуры; но по нравам он, конечно же, будучи великим правителем, просто обязан быть стоиком. Кёппен правильно понимает и сам эпикуреизм, и степень родства с другими школами, так что это осознанный выбор.
Лучшее, что есть в этой, посвященной Марксу, книге — это восторженный гимн в честь европейского Просвещения и смелая критика призраков «доброго старого времени» в лице Галлера, исторической школы права, и других носителей консервативных идей. Сравнение просветительной мысли с борьбой Прометея, которым Маркс закончил предисловие к своей диссертации, можно найти и у Кёппена. Оно принадлежит самому Фридриху (в одном из писем к Вольтеру). Аллегорическое восхваление «прусского Соломона» в назидание его наследникам было высшей точкой политической деятельности Кёппена. Он вскоре сошел со сцены и потерял всякое значение для развития немецкой общественной мысли.
Если говорить об отношении самого Маркса к древней философии, здесь он всё ещё стоит на точке зрения, что Аристотель является вершиной её развития; однако он уже пытается, по крайней мере частично реабилитировать эллинизм. При чем не только Эпикура, но и остальные направления мысли того времени. В данной работе Эпикур постольку в центре внимания, поскольку такова основная тематика узкоспециального текста. Не факт, что Кёппен и Маркс не имели одного и того же взгляда. Тогда окажется, что молодой Маркс точно также видит единство стоицизма и эпикуреизма, склоняясь к точке зрения первого (хотя концовка его работы и подчеркивает исторический приоритет эпикурейцев, это ещё не означает, что общий принцип стоицизма не близок Марксу).
Однако даже судя по его общей заметке об остальных школах, видно, что в общих чертах Маркс понимает античную философию на достаточно высоком уровне.
«Если бросить взгляд на историю, то представляют ли эпикуреизм, стоицизм и скептицизм частные явления? Не представляют ли они основные типы римского духа, ту форму, в которой Греция перекочевала в Рим? Не являются ли они по своему существу, настолько характерными, мощными, вечными, что даже современный мир должен был признать за ними полное духовное право гражданства?».
Для Маркса, греческая философия после Аристотеля выражается в двух основных группах — с одной стороны названные три основные направления; с другой же стороны Александрийская школа. Он считает, что у них представлены все моменты самосознания, и взятые вместе они представляют готовую форму самосознания в современном Марксу смысле.
[прим. — в простом смысле слова «самосознание» это что-то вроде личности, которая сама себя сознает, и ещё и занимается рефлексией над собственными представлениями о мире].
Главное же замечание Маркса относится к тому, что он считает эти школы выражением в «греческой философии» её субъективной формы, характера, образа «человека-философа»; тогда как более старые и авторитетные школы, это больше про позитивное содержание «греческой философии» (логика, физика и т.д.). В этом, конечно, есть своя правда, но рассматривая «греческую философию» как нечто относительно единое — Маркс впадает в самую главную ошибку. Тем не менее, что касается частностей, он в это время был более чем подкован по вопросам античности, и это стоило того, чтобы быть здесь отмеченным.
Часть 2: Основные тезисы работы
Первый тезис к обсуждению — степень заимствования Эпикуром физики Демокрита, и насколько оправданы были внесенные им поправки. Вся традиция вплоть до Нового времени издевается здесь над глупостью Эпикура; но Маркс не согласен с традицией, и пытается обосновать его позицию.
«В таком случае остается странная, неразрешимая загадка. Два философа выступают с одной и той же наукой, развивают её одним и тем же образом, однако — как это непоследовательно! — они диаметрально противоположны друг другу во всем, что относится к вопросу об истине, достоверности, применении этой науки, что касается вообще отношения между мыслями и действительностью».
Маркс на примерах показывает, насколько эти двое философов были разными. Но, всё таки, он так и не понимает Эпикура до конца, поскольку стоит на позиции своего века, в котором важнейшей деятельностью является научное познание природы вещей. Несмотря на все свои философские огрехи — Демокрит занимается этим познанием; а Эпикур, при всех своих преимуществах, отказывает этому познанию в важности, поэтому Маркс делает заключение, что они оба, в разной степени относятся к скептицизму.
«Один — скептик (Демокрит), другой — догматик (Эпикур); один считает чувственный мир субъективной видимостью, другой — объективным явлением. Тот, который считает чувственный мир субъективной видимостью, опирается на эмпирическую науку о природе и на положительные знания и воплощает в себе беспокойство наблюдения, экспериментирующего, всюду ищущего познаний, странствующего по свету. Другой, который считает мир явлений реальным, презирает опыт; в нём воплощены покой самоудовлетворенного мышления, самостоятельность, которая черпает своё знание из внутреннего принципа. Но противоречие идёт ещё дальше. Скептик и эмпирик, считающий чувственную природу субъективной видимостью, рассматривает её с точки зрения необходимости и старается объяснить и понять реальное существование вещей. Наоборот, философ и догматик, признающий явление реальным, везде видит только случай, и его способ объяснения скорее сводится к тому, чтобы отвергнуть всякую объективную реальность природы».
Для материалистично настроенного философа Нового времени (будь то Дидро или Маркс), необходимость это есть главный термин подлинной философии и основа науки. Поэтому итоговый вердикт приводит к тому, что Эпикур, который в общем-то «философ», в отличии от «скептика» Демокрита — оказывается примерно на одном уровне со своим «противником». Но об этом поговорим в конце.
На счет самих поправок Эпикура, то главнейшая из них — концепция самостоятельного отклонения атома от падения по прямой под силой собственного веса. Здесь приводятся расхожие мнения, на примерах Цицерона и Бейля, как трактовали этот момент практически все философы в истории. Маркс с этой трактовкой не согласен, поскольку она просто отбрасывает этот момент философии эпикуреизма, как примитивную глупость.
Наша статья не призвана объяснить все тонкости аргументации Маркса (это лишь общее ознакомление с ходом мысли), поэтому разбора его доказательств здесь не будет. Упомяну только то, что уже здесь поднимаются и решаются такие важные для древней атомистики вопросы, как наделение атомов качествами (в первую очередь тяжесть) и вытекающее из этого разделение атомов на «математическую точку» и «физическое тело». Маркс пытается решить эту дихотомию при помощи диалектики, но это отдельная история.
Для нас же достаточно указать, что Маркс реабилитирует отклонение атома, как необходимый логический шаг в развитии атомистики вообще, и что этим Эпикур даже «дал науку об атомистике». И уже как следствие этого необходимого шага — также необходимо возникают и концепции Эпикура о важности дружбы и теория общественного договора. Атом становится ещё и аналогом «личности», и через атомистику стало возможным также объяснять и социальные проблемы. При этом сама эта обновленная атомистика, если рассматривать её в обратном порядке, от социума к физике — оказывается доказательством осознания человеком собственного «самосознания».
Часть 3: Глава о времени
Поистине, лучшая часть в диссертации Маркса и одна из лучших вообще в истории философии, это попытка реконструкции эпикурейского взгляда на проблему времени. Вкратце суть такова. Есть только атомы и пустота, и они вечны, но атом внутри себя есть простейший элемент, неизменный в самом себе. Поэтому понятие времени никак из атома не выводится. Есть два основных взгляда на проблему времени:
- Когда рассудок не может постичь самостоятельность субстанции (будь это атомы или Бог), он ставит вопрос о её становлении во времени. Делая субстанцию временной, вместе с тем он делает само время чем-то субстанциональным (мерой, стоящей «над»), и этим самым уничтожает само же понятие о времени, так как оно становится не временным, но абсолютным.
- В качестве отрицания, время, исключенное из мира сущности вещей, переносится в самосознание философствующего субъекта, но перестаёт соприкасаться с самим миром (позиция Канта).
«Иначе обстоит дело у Эпикура. Исключенное из мира сущности время становится для него абсолютной формой явления. Оно определяется именно как акциденция акциденции. Акциденция есть изменение субстанции вообще. Акциденция акциденции есть изменение, отражающееся внутрь себя, смена как таковая. Эта чистая форма мира явлений и есть время».
Проще говоря, видимое изменение сложных, составных объектов, которое мы воспринимаем — мы называем временем. И тут получается самый интересный фокус, который особенно хорошо подводится как итог, сводящий всю систему Эпикура в единое целое, и ликвидирующий все кажущиеся противоречия в понятии атома:
«Наконец, так как, по Эпикуру, время есть смена как таковая, отражение явления внутрь себя, то являющаяся природа справедливо может быть признана объективной, а чувственное восприятие справедливо может быть сделано реальным критерием конкретной природы, хотя атом, её основа, доступен лишь созерцанию разума».
«…»
«Чувственность человека есть, таким образом, воплощенное время, существующее отражение чувственного мира внутрь себя».
Последнюю фразу можно и нужно понимать, как то, что человек, будучи частью мира, одним из его «органов» — это и есть сам мир, наблюдающий (при помощи человека, как инструмента) сам себя. Время существует само по себе, в качестве изменений мира (в качестве движения атомов), но мир может определить всё это как время, только через «рефлексию» над самим собой. А выполняет эту рефлексию конкретный человек. Движение существует объективно, даже без существования человека; и хотя движение и время — одно и тоже, собственно «временем» оно становится только после восприятия со стороны человека. Далее эта более мистическая логика развивается более полновесно:
«В слухе поэтому природа слышит самое себя, в обонянии она обоняет самое себя, в зрении она видит самое себя. Человеческие чувства, таким образом, образуют ту среду, в которой, как в фокусе, отражаются процессы природы, и в которой они, воспламенившись, излучают свет явлений».
Всё это — лучшее решение вопроса времени, которое оставляет его одновременно и объективным и субъективным, но всё ещё подчиненным действительным первопричинам.
Часть 4: Выводы
В конце концов, Маркс рассматривает теорию Эпикура о небесных телах, и находит её главным противоречием системы. Можно долго расписывать цепочку рассуждений, но сводится всё к тому, что Эпикур должен был по логике собственной системы (что на самом деле не так) признать некое единое объяснение для существования небесных явлений. Он же наоборот всё оспаривает, и начинает вводить категорию «возможности»; так, у него одинаково возможно, что Солнце газовый гигант, и что оно раскаленный камень. Доказать что-то одно из этого, со всей строгостью и точностью, невозможно — поэтому можно пользоваться любым объяснением, лишь бы оно не противоречило самой атомистике.
Эпикур считает, что верить в вечность и особенную природу небесных явлений = путь к суеверию, вере в богов и как следствие, различным страхам. Цель же философии Эпикура, заключается в его этике (которая здесь вовсе не разбиралась), и цель его этики — спокойствие духа, блаженство, отсутствие страхов. Для этого Эпикур и борется с небесными явлениями. Но ведь его аргумент про «возможность» не становиться от этого недействительным. В этом моменте Маркс критикует ровно также, как до этого Цицерон критиковал «отклонение атомов», а ведь тогда Маркс выступил против подобного рода критики.
Так что, на самом деле, аргумент о «возможности» имеет вес даже сам по себе, и нужен в том числе для избавления от бесполезных и беспредметных споров. Эпикур выступает здесь как эмпирик с требованием верификации, и понимает, что не имеет для этого никаких технических возможностей, а поэтому и не требует ничего, кроме самого минимума. Маркс же считает наоборот, что Эпикур впал в противоречие с самим собой, отказался от последовательно развитой натурфилософии, и поставил ультиматум — всё что мешает атараксии (спокойствию), то не существует. Он максимально подчеркивает «субъективность», антропоцентричность, некий индивидуализм и «эгоизм» системы Эпикура, связанный по существу с атомистикой самой по себе. И всё это не совместимо по природе своей с понятиями объективного и всеобщего.
Но тем не менее, понимая историческую ограниченность (если это вообще считать ограниченностью), Маркс сам не считает это ошибкой в рамках античной эпохи. Он же и подчеркивает, что, например, стоики — подняли на щит именно объективность и всеобщность, и этим они «широко раскрывали двери суеверной и несвободной мистике». Поэтому, в общем целом, даже дав критику самого слабого, на взгляд Маркса, места эпикурейской философии — он тем не менее продолжает её похвалу.
И подводя итог, Маркс признает, что:
«У Эпикура осуществлена и завершена, доведена до последних выводов атомистика со всеми её противоречиями, как естественная наука самосознания, а это последнее в форме абстрактной единичности есть для себя абсолютный принцип, который представляет собой упразднение атомистики и сознательную противоположность всеобщему».
Общий итог получается в том, что Эпикур — первый значительный философ-индивидуалист, который последовательно развивает индивидуализм как систему (а не как чистый нигилизм). Конечно же, мы не согласны тут с Марксом. Но в общем и целом эта работа всё ещё остается одной из лучших работ посвященных проблематике эпикурейской философии. Сам факт наличия работы такого уровня очень важен для нас, в качестве исследователей темы становления Маркса как мыслителя.
И крайне важен тот факт, что Маркс осознал эллинистическую философию в качестве неких «вечных форм» мировоззрения, которые имеют полное право на существование даже в его время, и не потеряли своей актуальности. При всем внутреннем желании стать на сторону «научного» Демокрита, всё таки Маркс не может этого себе позволить, и ему импонирует просветительский пафос эпикурейского свободомыслия.
«Эпикур поэтому величайший греческий просветитель, и он заслужил похвалу Лукреция».
«Философия, пока в её покоряющем весь мир, абсолютно свободном сердце бьется хоть одна ещё капля крови, всегда будет заявлять — вместе с Эпикуром — своим противникам: «Нечестив не тот, кто отвергает богов толпы, а тот, кто присоединяется к мнению толпы о богах».