Это краткий пересказ статьи, прикрепленной по этой ссылке. В деталях она гораздо интереснее, так что советуем к прочтению.
Начинаем наш «крестовый поход» по теоретическим предшественникам с В.П. Илюшечкина и одной из его статей ещё советского периода (не позже 1978 года), где вкратце описывается методологический подход автора. Начинается она с вопроса общего и единичного, где В.П. выводит промежуточную категорию «особенного». Для наглядности можно сказать, что среди крайностей индивид (единичное) и общество (общее), выделяется особенное, например как «партия либералов» (особенное). Нормальная общественная наука, как правило изучает именно это особенное, хотя здесь и подчеркивается, что это «особенное» является скорее составной частью чего-то общего, т.е. несмотря на всю свою специфику, проявляется в чем-то более глобальном (например в вопросе «партий» вообще). Этот пример я выдумал сам, но суть должна быть понятна, В.П. хочет уйти от дилеммы двух стульев, как от надуманной. Его собственные примеры ближе к истории, где он пытается сказать, что несмотря на специфику и особенности древнего Рима и древнего Китая, их объединяет нечто более важное и общее.
В.П. как бы заявляет нам, что классический марксистский истмат-пятичленка это как раз методология «особенного», т.е. конкретных форм организации общества, а не анализ «общего», т.е. общества как такового в определенном временном срезе. Это последнее (т.е. «общее») предполагается необходимым минимумом для совершения гегелевского «восхождения от абстрактного к конкретному» 📉, оно необходимо, чтобы вообще правильно понять специфику особенного. Здесь В.П. одновременно с похвалой классического истмата, также пытается и закинуть удочку наперед, сказать что без понимания специфики аграрной эпохи вообще, невозможно понять и действительное своеобразие классических «рабовладения» и «феодализма», если вообще пытаться о них говорить.
Илюшечкин в отдельном порядке рассматривает историю создания формационной «пятичленки», и показывает умозрительный и совершенно не-эмпирический её характер. Ссылаясь на Келлера (1634-1706), Сен-Симона (1760-1825), деятелей ВФР (Тюрго, Барнав, Кондорсе), а также О. Конта (1793-1857) он показывает, что изначальные разделения на «дикость-варварство-цивилизацию», «молодость-зрелость-старость», «древность-средневековье-модерн» — это только модные в те далекие времена концепции, не имеющие никакой реальной эмпирической основы. Но именно на их базе и была выстроена специфика марксистских взглядов на истмат. И проблема была скорее в общей незрелости исторической и археологической науки того времени. Маркс просто скопировал мейнстримные схемы, не особо заморачиваясь. Историческая несостоятельность «пятичленки» на этих примерах показана в исполнении В.П. лучше, чем где либо до и после этого. Выдавая «особенное» Европы за классические эталонные образцы (т.е. за «общее», а все остальные равнозначные с ним явления из других регионов за «особенное», хотя на деле это один категориальный уровень), Маркс шел по пути позитивиста Конта, и сильно искажал глобальную историческую картину. Ведь с таким же основанием можно было бы «эталонизировать» и не-европейские «особенные» проявления внутри одной и той же эпохи, изменив тем самым и всю картину в целом.
(с) «Несообразности возникают в силу того, что первобытнообщинный, капиталистический и коммунистический способы производства определяются по основным ступеням развития производительных сил и свойственным им типам производственных отношений, которые, в свою очередь, определяются по господствующим типам собственности на средства производства, а рабовладельческий и феодально-крепостнический «способы производства» — по господствующим формам частнособственнической эксплуатации (с всевозможными натяжками для огромного большинства обществ). Но в основе определения способов производства должен лежать один монистический принцип, иначе историческая социология будет не наукой, а собранием противоречивых постулатов».
Дальше В.П. показывает специфику исторического подхода Маркса, которая идет вразрез со схематикой его предшественников. Она даже рушит и саму эту схематику, если будет использована полноценно. Теперь В.П. настаивает на том, что Маркс не просто постулировал юридические формы зависимости, как главный маркер различия эпох в истории, но считал фундаментом «связь производительных сил и производственных отношений». Советский истмат затушевывает роль производительных сил, и вводит их в оборот только относительно капитализма. Хотя этот принцип должен применяться всегда. Однако и сам В.П. ограничен в своих попытках отстоять и оживить именно классический истмат. Например, он пытается сказать, что наемный труд существовал всегда, но именно «капиталистическим» он стал только сравнительно недавно, поэтому в формах эксплуатации важнее смотреть на феномен самой прибавочной стоимости, а не на форму наемного труда. Именно поэтому он пытается определять две эпохи (добуржуазную и буржуазную) не на основании земельной и промышленной собственности как доминанты. Он пытается разделить их по специфике эксплуатации, разделяя их на (1) рентную и (2) прибавочно-стоимостную. И основными классами аграрного общества получаются рентополучатели и рентоплательщики (в разных специфических формах), а городские классы оказываются только «прослойкой», а не полноценными классами общества, борьба которых и привела к смене глобальной экономической формации. Здесь В.П. не отличается от классического марксизма.