До того, как была откопана вилла в Геркулануме, про Филодема из Гадары было известно не много, но всё же встречались какие-то единичные упоминания у Цицерона. Но больше всего он был известен как автор сборника эпиграмм. На русский язык переведено 29 из 34 эпиграмм, и мы приведем их все здесь. Его влияние отмечают в творчестве Катулла, Горация, Проперция и Марциала. Вполне возможно, что он был знаком и с Лукрецием, который также, вопреки мифам про эпикурейцев — не просто занимался вопросами искусства, но и творил сам.
«Тайная любовь»
Лампу, немую сообщницу тайн, напои, Филенида,
Масляным соком олив и уходи поскорей,
Ибо противно Эроту свидетеля видеть живого.
Да, уходя, за собой дверь, Филенида, запри!
Ну же, целуй меня крепче, Ксанфо! И пускай испытает
Ложе любви, сколько есть у Кифереи даров.
Весна осенью
Шестьдесят годовых Харито прожила оборотов,
Но и доселе у ней черные волны волос,
По-молодому стоят белым мрамором крепкие груди,
Не надевает она ленту — подвязывать их.
Кожа совсем без морщин и доныне амвросией дышит,
Тело манит к себе, прелестям нет и числа.
Ну-ка, влюбленные, кто не страшится пылания страсти,
Живо сюда, позабыв десятилетья ее!
Жизнь в обмен
Сколько раз приходил я в объятья Кидиллы, и днем ли,
Или, отвагою полн, я приходил ввечеру,
Понял, что путь мой лежит у обрыва покруче, узнал я,
Что в этой самой игре ставка — моя голова.
Что мне за радость? Какая? Куда б ни повлек меня дерзкий
Этот Эрот, и без сна страха не ведает он.
Встреча
Здравствуй, красавица. — «Здравствуй». — Как имя? — «Свое назови мне».
Слишком скора. — «Как и ты». — Есть у тебя кто-нибудь?
«Любящий есть постоянно». — Поужинать хочешь со мною?
«Если желаешь». — Прошу. Много ли надо тебе?
«Платы вперед не беру». — Это ново. — «Потом, после ночи,
Сам заплати, как найдешь…» — Честно с твоей стороны.
Где ты живешь? Я пришлю. — «Объясни». — Но когда же придешь ты?
«Как ты назначишь». — Сейчас. — «Ну, хорошо. Проводи».
Отречение
«Милая, щедро умею платить за любовь я любовью,
Но и язвящих меня также умею язвить.
Не издевайся же так над влюбленным и будь осторожней,
Чтоб не навлечь на себя гнева тяжелого Муз».
Так я взывал к тебе часто; но, как Ионийское море,
Ты оставалась глуха к предупреждавшим речам.
Сетуй теперь и вздыхай, проливая напрасные слезы,
Мы же с Наидой будем обнявшись сидеть.
Имя — предзнаменование
Прежде любил я Демо, из Пафоса родом, — не диво!
После — другую Демо с Самоса, — диво ль и то?
Третья Демо наксиянка была, — уж это не шутка;
Край Арголиды родным был для четвертой Демо.
Сами уж Мойры, должно быть, назвали меня Филодемом,
Коль постоянно к Демо страсть в моем сердце горит.
Неудачливый любовник
В полночь, тихонько оставив на ложе супруга, пришла я,
Вымокнув вся по пути от проливного дождя.
Но почему у тебя мы сидим, а не спим, утомившись?
Как подобает вот так истинно любящим спать?
Нет вечной любви
Ростом мала и чернява Филенион. Но у смуглянки
Волос кудрявей плюща, кожа нежнее, чем пух;
Речь ее сердце чарует сильнее, чем пояс Киприды;
Все позволяет она, требуя редко наград.
Право, люблю я Филенион, о Афродита! — покуда
Ты не пошлешь мне другой, лучшей еще, чем она.
Взирай на нас, Селена!
Ярко свети, о Селена, двурогая странница ночи!
В окна высокие к нам взор свой лучистый бросай
И озаряй своим блеском Каллистион. Тайны влюбленных
Видеть, богиня, тебе не возбраняет никто.
Знаю, счастливыми нас назовешь ты обоих, Селена, —
Ведь и в тебе зажигал юный Эндимион страсть.
Девочке
В почке таится еще твое лето. Еще не темнеет
Девственных чар виноград. Но начинают уже
Быстрые стрелы точить молодые Эроты, и тлеться
Стал, Лисидика, в тебе скрытый на время огонь.
Впору бежать, нам, несчастным, пока еще лук не натянут! —
Верьте мне — скоро большой тут запылает пожар.
Приближение огня
Речи, лукавые взоры, кифара и пенье Ксантиппы…
Вот уж начавший опять вспыхивать страсти огонь
Жжет тебя, сердце. С чего, и давно ли, и как, — я не знаю.
Будешь ты, бедное, знать, в этом огне обгорев.
Любовная горячка
О эта ножка! О голень! О тайные прелести тела,
Из-за чего я погиб — ах, и недаром погиб!
О эта грудь, эти руки и тонкая шея и плечи,
Эти глаза, что меня взглядами сводят с ума!
Чары искусных движений и полных огня поцелуев,
Звуки короткие слов, сердце волнующих… Пусть
Римлянка Флора и песен Сафо не поет. — Андромеду,
Хоть индиянкой была, все же любил ведь Персей.
Утомленный любовник
Плачешь средь жалобных слов, о пустяшном пытаешь, ревнуешь,
Трогаешь часто меня, страстно целуешь, обняв, —
Вижу влюбленного тут… Когда ж я сказала: «С тобою
Лягу, что ж медлишь?» — с тех пор ты уж не любишь меня.
Мольба к любимой
О Ксанфо, с восковой благовонного кожей и Музе
Ликом подобная, ты — образ двукрылых богов,
Влажной от мирры рукою сыграй мне: на каменном ложе
Рано иль поздно один должен я буду лежать
Долгое время, бессмертный… О, спой мне еще, умоляю,
Спой, дорогая Ксанфо, сладкую песню свою!
Разве не слышишь ты, жадный? На ложе, на каменном ложе
Вечно, несчастный, один должен ты некогда жить.
Молитва Киприде
Киприя, тишь океана, связуемых браком подруга,
Правых союзница, мать быстрых, как буря, страстей!
Киприя, мне, из чертога шафранного взятому роком,
Спасшему душу едва в вихре кельтийских снегов,
Мне, тихонравному, вздорных ни с кем не ведущему споров,
Морем багряным твоим ныне объятому, дай,
Киприя, в гавань ведущая, к оргиям склонная, целым
И невредимым скорей в гавань пройти Наяко!
Трудность выбора
Фермион вместе с Демо меня губят; Демо ведь гетера,
Та же Киприды еще и не успела узнать.
Этой касаюсь, ту — тронуть нельзя. И, Киприда, тобою
Клясться готов, — не пойму, кто мне милее из них.
Я бы сказал, что милее гетера; однако доступной
Ведь не хочу, но хочу страстно запретного я.
Жизненный путь
За тридцатью уже семь подходят годов, — это значит,
Столько из жизни моей вырвано ныне страниц.
Вот уже в гриве волос посеяны пряди седые,
О Ксантиппа, они — старости вестники мне.
Но и лира-болтунья еще мне мила и пирушка,
Все еще жарок огонь в сердце несытом моем.
Эту, как можно скорей, напишите, о Музы, концовку:
Пусть Ксантиппа одна будет любимой моей.
Жизненный путь (2)
Был я влюблен. А кто нет? Пировал. Кто ж пиров не изведал?
Был одержим. Ну, а кем? Разве не богом самим?
Кончено все! Ведь спешит седой вместо черного волос,
Вестник разумной поры, позднего возраста знак.
Времячко было играть, а тогда наигрался. Теперь же
Времени нет, и за ум взяться настала пора.
Молитва о плаванье
Сын Ино Меликерт, и владычица светлая моря,
Ты, Левкофея, от бед верно хранящая нас!
Вы, нереиды и волны, и ты, Посидон-повелитель,
И фракиец Зефир, ветер кротчайший из всех!
Благоволите ко мне и до гавани милой Пирея
Целым по глади морской перенесите меня.
Смерть друзей
Роза уже расцвела, а за нею и белый горошек.
Есть и капуста, Сосил, — сняли впервые ее.
Рыбка сверкает и сыр молодой и посыпанный солью;
Рядом кудрявый латук в листьях роскошных своих.
Что ж мы идти не спешим на берег обрывистый моря,
И, как бывало, Сосил, вдаль не глядим с высоты?
Бакхий и с ним Антиген лишь вчера предавались веселью;
Ныне выносим мы их, чтобы в земле схоронить.
Пресыщенность
Я не гонюсь за венком из левкоев, за миррой сирийской,
Пеньем под звуки кифар да за хиосским вином.
Пышных пиров не ищу и объятий гетер ненасытных, —
Вся эта роскошь, друзья, мне ненавистна, как блажь.
Голову мне увенчайте нарциссом, шафранного мазью
Члены натрите, мой слух флейтой ласкайте кривой,
Горло мне освежайте дешевым вином Митилены,
С юной дикаркой делить дайте мне ложе любви!
Пир в складчину
Артемидор нам капусту, а рыбу соленую должен
Дать Аристарх и еще луковки — Афинагор,
Печень несет Филодем, на две мины свинины приносит
Аполлофан, — три еще есть со вчерашнего дня.
Яйца, венки и сандальи для дома, и мирру возьми-ка,
Мальчик. Десятый уж час! Всех проводи поскорей.
Приглашение на день рожденья Эпикура
В скромную хижину завтра, Писон дорогой мой, явиться
Друг приглашает тебя, любящий Муз, к девяти,
В день двадцатый желая отметить наш праздник любимый,
Коль не угодны тебе яства с хиосским вином,
То настоящих друзей у меня ты увидишь, услышишь
Речи прекраснее, чем на феакийской земле.
Если же и на меня обратишь ты, Писон, свои взоры,
Тощий двадцатый тогда тучным предстанет нам днем.
Бережливость
В лавке не зарься на первую зелень, но мимо не следуй.
Драхму возьми лишь одну, сможешь купить требуху.
Ныне и смокву за драхму возьмешь, а помедлишь, их купишь
Тысячу. Для бедняков — время поистине бог.
Бережливость (2)
Платит за раз пять талантов прелестнице некоей некий
И с некрасивой — клянусь, — дело имея, дрожит.
Лисианиссе же я отдаю лишь пять драхм и за это
Без опасений лежу с лучшей гораздо, чем та.
Или я вовсе рассудка лишен, или подлинно надо
Нечто у мота того взять и секирой отсечь.
Эпитафия гетере Тригонии
Здесь шаловливое тело Тригонии сладкой зарыто,
Здесь упокоила персть нежный цветок Салмакид.
Были сродни ей беседа и шум вдохновенных кимвалов
И беззаботный задор Матери милой богов.
По сердцу женская служба была Афродите влюбленной;
Чары Лаиды-красы ей открывались одной.
Почва святая, шипов не рождай над любимицей Вакха:
Белым левкоем, прошу, камень ее увенчай.
Бессилие старости
Я, кто, бывало, и пять и девять раз мог, Афродита,
Ныне едва лишь один с вечера и до утра.
Горе мне! Ибо короток и тот: поистине скоро
Сей полумертвой беде мертвой заслуженно стать.
Старость, о старость, что ж после ты сделаешь, нами владея,
Если уж я и теперь силу утратил свою?
Астролог
Лучше гораздо Арата небесные знает явленья
Наш Антикрат, — своего ж рода не ведает он;
Ведь говорил, что в сомненье, родился ли он под созвездьем
Овна иль Близнецов, или под парою Рыб.
Но установлено точно: под всеми тремя он родился:
Ибо распутен и глуп, вял и до лакомств охоч.
Странная статуя
Трех бессмертных в себе этот мрамор содержит. И Пана
Явно видна голова с козьими рожками здесь,
Грудь и живот представляют Геракла, а прочее — бедра,
Голени также, в удел быстрый Гермес получил.
Жертву воздать не забудь, о прохожий! А мы за единый,
Дар твой, трое, втройне, жертву приняв, воздадим.