Трагедия поставленная около 413-412 годами до н.э., скорее ближе ко второй дате. Здесь Эврипид разрабатывает миф об Ионе, прародителе ионийцев. Хотя «Ион» не входит в число самых почитаемых пьес Эврипида, некоторые критики отмечают его нетрадиционность в контексте греческой трагедии. В «Классическом ежеквартальном издании » Спенсер Коул защищал аргумент другого ученого о том, что пьеса «самореференциальна в такой степени, которой нет равных нигде у Эврипида», и писал, что «Ион» был произведением, в котором воля трагика к инновациям была наиболее очевидна. Виной тому, некоторые прогрессивные (можно сказать “софистические”) выпады, от которых Эврипид уже казалось бы начал отходить.
Историю героя мы узнаем уже из предисловия к пьесе. Царица Афин (!) Креуса когда-то стала жертвой насилия Аполлона (!) и была вынуждена покинуть родившегося от этой связи ребёнка. Бог в общем-то и не бросил ребенка, но и полноценно принять его тоже не смог; поэтому ребенок рос при Дельфийском храме, в качестве сироты. Уже в этом прологе Эврипид буквально прямым текстом говорит, в чем заключается политический мотив пьесы – напомнить об этническом родстве ионийского народа с Афинами, об их исторической зависимости от афинян. В конце статьи мы ещё поговорим об этом отдельно.
Тем временем у Креусы с её мужем Ксуфом так и не было детей, а для царства уж очень нужен наследник. Фактически на неё было наложено проклятие. Поэтому она отправляется к дельфийскому оракулу, чтобы понять свою проблему, или чтобы найти брошенного ребенка. В храме она обменивается историями жизни с молодым послушником Ионом, хотя они и не понимают, что их истории – одна и та же. И поскольку Ион набожен, и очень дорожит Аполлоном, ему не понравилась история о том, что его бог мог изнасиловать женщину и сохранить это в тайне. Но даже поверив в эту историю, Ион выступает против дальнейших расспросов лично у оракула, по очень занимательной причине:
Для дел таких здесь помощи не сыщешь.
А Феб, в своем же доме обличенный,
Посредника без кары не оставит
И будет прав. Ступай отсюда лучше…
Гадать о том, что против бога… нет!
Ведь этак ты вообразишь, пожалуй,
Что вынудить мы можем и богов,
Наперекор их воле, открываться, –
Овцу зарезать стоит или птиц
На небе проследить… О нет, жена,
Ничтожна та и польза, что добыта
Насилием от бога, только то,
Что волей их дано, благословенно…
Женская тематика, столь обычная для Эврипида, звучит и здесь. Например Креуса жалуется, что женщинам тяжело с мужчинами, которые находят поводы для недовольства, будь ты хоть добрая, хоть злая. В общем это довольно сочувственный момент. Она переживает, чтобы о насилии Аполлона не узнал её муж, от которого она держит всё в тайне, чтобы не испоганить его общественную репутацию. Сочувственные мотивы продолжаются и в недоумении Иона по поводу услышанной истории:
Я всё таки не понимаю Феба…
Насиловать девиц, чтоб после бросить…
Конечно, этот мотив направлен и против живущих современников. Эврипид осуждает такое поведение бога, и даже напоминает о том, что все боги таковы. И он задается вопросом, как боги могут желать соблюдения законов, если сами их же нарушают. Они сами же и виноваты в пороках людей, потому что люди подражают богам (!). Эту идею, но уже в просветительских целях, вскоре станут использовать практически все античные философы.
Итак, по прибытию мужа Креусы, афинского царя Ксуфа, начинается его моление у оракула, с целью решить проблему бездетности. Оракул заявил, что первый, кого встретит Ксуф на выходе из храма – его сын. Этим первым встречным оказывается Ион. Он по началу не верит в версию Ксуфа, но против богов ведь не попрешь. При этом мать его остается доподлинно никому неизвестной на этот момент. Здесь интересны два момента в переборе версий происхождения Иона. Согласно одной из них, он был зачат в годы юности царя, от неизвестной девушки во время вакхической оргии. Царь при этом стыдится, и говорит, что это было по дурости молодых лет, до брака; зато после брака он больше ни с одной другой женщиной не сходился. Этот момент несколько не вяжется с представлениями о половой жизни древних; но вероятно это лишь благие пожелания Эврипида. Второй интересный момент, это версия Иона, что он “рожден землею”, на что царь отвечает ему прямо: “Не родит земля детей“. Этот момент интересен тем, что здесь критикуется некий философский концепт, который впервые (из нам известных примеров) встречается у философа Демокрита, его молодого современника. Таким образом можно подозревать прямое участие Эврипида в полемике против Демокрита. А зная его близость с философом Анаксагором (известным противником Демокрита) – это становится тем более вероятным.
Сельская идиллия Эврипида
Так или иначе, Ион попадает в семью Ксуфа и Креусы. Но он крайне этому недоволен, и здесь поднимается ещё один, новый мотив. Ион пытается отговорить своего нового отца, просит оставить его при храме, не просить переезжать в Афины. Причин на это много; главная из них – не зная рода своей матери, он может прослыть чужеземцем, а это мол в Афинах порицается, там нужна только чистая афинская кровь (сам Ксуф уже не коренной афинянин (!), а тут ещё и его наследник окажется не коренным сразу от обоих родителей, это уж слишком). Поэтому Ион хочет сначала узнать, кто его мать, и надеется, что она афинянка. К тому же он не хочет становиться политическим конкурентом всяким завистникам, не хочет печалить Креусу (ведь она бездетна, а тут нарисовался новый наследник); он не хочет случайно слыть тираном и переживать из-за бремени власти, что его жизни угрожает какой-то заговор. Ему не нужны богатство и слава:
Нет, не хочу дрожать при каждом шуме,
Над сундуками сидя; мне тревоги
Богатых ненавистны. Я беспечной
Хочу и скромной жизни. Здесь, отец,
Кой-чем и мы владеем: нет приятней
Досуга человеку, а у нас
Найдется и досуг: хлопот немного.
При этом Ион перечисляет преимущества жизни при храме, среди которых служение людям, которых он часто делает счастливыми. Большая текучка кадров, что не заставляет скучать, ни его самого, ни посетителей, которым он не успевает надоесть. И вообще в целом рисуется некая полу-сельская идиллия, которую он предпочитает городской суете: “здешняя афинской жизни лучше”. Это уже практически мотивы пасторального рая, а не просто философский выпад против богатства и власти.
Ксуф принял аргументацию про неудобства родства от неизвестной женщины, и принял аргументацию про огорчение Креусы. Поэтому обещает не рассказывать никому, что Ион его сын, пока не подготовит к этой мысли свою жену. А Иона приглашает в Афины в качестве гостя. И хотя он приказал единственным свидетелям – рабыням, молчать под страхом смерти, те, как и подобает нерадивым рабам, тут же всё рассказали Креусе. А для царицы это самая тяжелая весть на свете, потому что согласно Эврипиду, для женщины нет ничего более радостного и более важного, чем материнство. Оракул же дал царю сына, но тем самым заявил, что не даст ребенка ей. Царица впадает в страшное уныние и негодование.
Её друг, старый воспитатель отца, сразу же видит во всей этой истории заговор. Это всё мол план Ксуфа, он договорился с оракулом, оставил ему на попечение сына вполне осознанно, и сам сочинил красивую историю его нахождения (интересно, до каких подробностей Эврипид расписывает модель обмана, на который теоретически может пойти оракул). Теперь, по мысли старика, Ксуф захочет избавиться от жены, а поэтому советует ей убить мужа и его новообретенное “ничтожество, рабыней рожденное”. Царица полностью согласна и сама планирует убийство, но только одно лишь сына, путем отравления. Но и здесь Эврипид оставляет некоторый нюанс, чисто мимоходом, но очень сильный с точки зрения идеологии, и который не могли не заметить зрители:
… в имени одном
Позор раба; а коль он добр и честен,
Свободным не уступит он ни в чем.
Развязка и политический мотив
Попытка покушения была поручена лично старику, и он полностью проваливается. Сцена покушения и его провала расписана Эврипидом на совершенно мастерском уровне, пускай и немного нереалистично. Теперь царицу обязательно должны убить, ведь она совершила покушение, да ещё и в пределах Дельфийского храма. Ион лично, вместе с группой стражей, и с обнаженным мечом, вбегает к своей неузнанной пока ещё матери, видимо чтобы самостоятельно расправиться. Но царица уже припала к алтарю, и это дает ей некую божественную защиту и отсрочку, чтобы иметь возможность поговорить. Разговор у них случается конечно жесткий, в котором распыляется взаимная ненависть. Интересно то, что среди суждений Иона звучит и такое:
Печально, что бессмертные законов
Нам не дали разумнее. Алтарь
Не должен бы служить защитой дерзким,
И силой бы их надо отгонять…
Он считает, что преступники не должны иметь права касаться священных образов, а тем более подпадать под их защиту. Но увы, вынужден мириться с этими правилами. Здесь Эвприпид снова критикует неразумность устроенной греками религии. Но здесь же и всё приходит на свои места, а все критические моменты сглаживаются. Конечно, будучи озвученными, они сохраняют свою чисто социальную силу (бросать детей нельзя, измены это плохо, насилие над женщинами осуждается, боги подают плохой пример, а под богами тут могут считаться и воспитатели в целом); но сами боги очищаются, и вот каким образом.
К спорящим Креусе и Иону подходит дельфийский оракул Пифия, и просит остановиться. Ведь оказывается, Аполлон внушил ей, чтобы до отбытия Иона она хранила в тайне детскую колыбель, в которой Иона принесли к храму. По колыбели он должен найти свою настоящую мать. Начинается типичный сюжет “узнавания“. Конечно же Креуса сразу узнает колыбель, и начинает доказывать, что она его мать, и что она точно знает, что внутри колыбельки. Без проблем доказав это, она резко переменяется в чувствах; Ион также резко переменяется и уже готов целовать свою обретенную маму. Момент выглядит максимально нереалистично (хотя по задумке должен показать всю силу страсти и быть предельно патетическим, вызвать у зрителя ощущение потрясения, скачка эмоций). Ещё секунду назад она ненавидела своего сына и пыталась убить, как и он пытался так же искренне отомстить. И тут чувства переменяются мгновенно. Как будто статус “мать” значит больше всего на свете, и любить “мать” надо автоматически просто за сам этот факт родства.
Почему же это отбелило богов? А всё потому что по итогу выходит, что всё было спланировано. Аполлон никого не бросал, мальчика он вырастил при своем храме, нормально воспитал, а после всего этого – фактически поставил его на царствование в Афины. Вполне неплохая судьба. А будучи просто ребенком от насилия, мальчика могли бы убить раньше, чтобы сохранить тайну. Он всё продумал, и провернул схему во благо всех!
Но Эврипид был не был бы Эврипидом, если бы не использовал пьесу с политическим мотивом. Этот мотив здесь присутствует как в неявном виде, так и самым прямым текстом, для особо глупых зрителей, в самом конце. Появляется богиня Афина, которая и пояснит весь “план Аполлона” (забавно, что сам бог не явился из чувства стыда перед Креусой). Но дальше она же и пророчит Иону будущее, указывая, что он, афинянином, станет родоначальником всех ионийский племен. Более того, согласно официальной мифологии, четыре основных племени греков (дорийцы, эолийцы, ионийцы и ахейцы) происходили от единого предка – Эллина, при чем ахейцы и ионийцы должны были быть действительно связанными через Ксуфа и город Афины:
Но Эврипиду этого мало! В его версии мифа, Афина пророчит рождение Дора также от Ксуфа и его супруги. А Дор – и его племя дорийцев, это спартанцы. Эврипид не мог удержаться, чтобы снова не поставить спартанцев в подчиненное афинянам положение!
Но зачем ему была ионийская легенда? Что в этом остро-политического? В 413 году произошла военная катастрофа афинян в попытках совершить высадку в Сицилии. Это привело к полноценному возобновлению боевых действий против Спарты уже в 412 году (время постановки пьесы “Ион” примерно 413-412гг.). Этот новый этап войны носил даже два названия: Декелейская или Ионийская война. В этом же 412 году восстал сильнейший из афинских союзников – Хиос; его поддержали ионийские города Клазомены, Эрифры, Теос, Милет. Спарта послала им на помощь сильный флот, в который входили в том числе и корабли сицилийских союзников. Уже к следующему, 411 году, Иония полностью отпала от Афин. В довершение всего, Спарта обратилась за помощью к Персии и получила от неё значительную финансовую поддержку в обмен на готовность передать города Ионии под власть персов. Ситуация была до такой степени катастрофической, что мало не закончилась полным поражением и олигархическим проспартанским государственным переворотом в Афинах, который с трудом удалось подавить.
В ответ на восстание, или в прямом предчувствии его – Эврипид и сочиняет свою трагедию, как бы пытаясь напомнить ионийцам, что они должны быть верными друзьями Афин.