Гай Амафиний (ок. 125г. до н.э.) — древнеримский писатель и приверженец учения Эпикура. По-видимому, он был старшим современником Цицерона. Упоминается только в двух трактатах Цицерона («Учение академиков» и «Тускуланские беседы») и в одном письме Гая Кассия Лонгина. Очевидно, он был одним из первых писателей, излагавших суть эпикурейской философии на латыни, и Цицерон отзывается о его произведениях неодобрительно — в частности, из-за плохого стиля (хотя это обычное дело для эпикурейцев).
Амафиний и ещё один эпикуреец по имени Рабирий, по словам того же Цицерона, «безо всякой науки, простым языком рассуждают о вещах очевидных… и считают, что вообще не существует никакого искусства речи и рассуждений». Кассий называет Амафиния «плохим переводчиком» слов Эпикура. При этом сочинения Амафиния были достаточно популярны у римской публики.
Рубрика: Знакомство с эпикурейцами.
Часто с этими двумя ещё связывают имя Катия Инсубра (110-50г. до н.э.), который очевидно был младше их. Предположительно, Инсубр являлся уроженцем Галлии; в не дошедших до нас его сочинениях философские вопросы излагались на латинском языке, также как и в случае Амафиния и Рабирия. Катий составил трактат из четырех книг о природе и о высшем благе (De rerum natura et de summo bono). Время жизни Катия и общее направление его философской мысли извлекается из упоминаний о нём в произведениях Цицерона и Квинтилиана. В частности, в одном из писем Цицерона, датированном 45 годом до н. э., о Катии говорится, как о недавно умершем. Письмо адресовано Кассию Лонгину, одному из будущих убийц Юлия Цезаря и недавно перешедшему в эпикуреизм. Цицерон подкалывает Кассия на счет его новой философии и шутит о “спектрах” Катия, то есть о εἴδωλα или материальных образах, которые, как предполагалось эпикурейцами, представлялись уму и вызывали идею отсутствующих объектов:
«Когда я пишу тебе что-либо, мне как-то кажется, будто ты присутствуешь, и это не путем представления себе образов, как говорят твои новые друзья, которые считают, что даже представления, возникающие в уме, возбуждаются Катиевыми образами; ведь инсубр Катий, эпикуреец, умерший недавно, называет — да будет это известно тебе — образами (spectrum) то, что тот гаргеттец, а ранее и Демокрит называли образами (images).
Хотя глаза и могут получать удары от этих образов, так как последние даже сами прибегают, но как их может получать душа — я не вижу. Нужно будет, чтобы ты объяснил мне, когда ты благополучно приедешь, — в моей ли власти твой образ, так что он должен прибежать, как только мне захочется подумать о тебе, и не только о тебе, который у меня в самом сердце, но если я начну думать об острове Британии, то чтобы образ последнего прилетел к моим чувствам».
(Перевод В. О. Горенштейна)
Ранние комментаторы Горация утверждали, что философа следует отождествлять с Катием, упомянутым в четвертой сатире второй книги поэта. Этот Катий представлен как читающий серьезную и содержательную лекцию на различные темы, связанные с удовольствиями за столом. Однако из слов Цицерона следует, что рассматриваемая сатира могла быть написана только через несколько лет после смерти Катия. Так что либо это кличка с отсылкой на знаменитого в то время эпикурейца, либо мы имеем дело с путаницей в датировках или с ошибкой Цицерона.
Квинтилиан кратко характеризует Катия: «Из Эпикурейцев Катий есть писатель, не слишком основательный, однако не без приятности».