Пост Владимира Шепетухи от 14.11.17:
«Планировал сначала сделать небольшой пост, но Мишель Монтень достоин большего, а потому вот, что-то наподобие статьи. Местами бессвязно, местами нагромождение цитат, но куда же без этого».
Введение
Для начала пару слов негодования. Взяться читать Монтеня меня побудили несколько статей об Эпохе Просвещения, где не раз упоминалось, что его «Опыты» были чуть ли не настольной книгой большинства философов 18 века. Паскаль и Декарт спорили с ним, о нём писали, на него ссылались полемически или одобрительно, Бэкон, Гассенди, Бейль, Вольтер, Монтескье, Дидро, Руссо, Ламетри, Гольбах. При этом в различных общих работах по истории философии Монтень, если и упоминается, то лишь вскользь, что мол «ну, был такой». На схемах, делающих попытку проследить преемственность философов, Монтень (если вообще там есть) либо ставится вне каких-либо традиций, как будто он в вакууме существовал, либо записывается в пирронисты. К чему это вступление? Столь пренебрежительное отношение к Мишелю Монтеню кажется мне несправедливым, и я надеюсь, что читатель увидит в нём больше, чем просто скептика.
Что такое «Опыты»?
Содержание «Опытов» может поначалу вызвать недоумение – как может за главой «О ненадёжности наших суждений» следовать глава «О боевых конях»? Но первое, что стоит понять, приступая к работе Монтеня, это его образ мысли и причину написания. «Опыты» — это скорее дневник, куда Монтень писал всё, что ему приходило в голову на протяжении почти 20 лет. За столь длинный период времени взгляды Монтеня менялись, но он ничего не менял в ранее написанном, давая читателю наиболее полное
представление о себе самом. «Это искренняя книга, читатель» — с таких слов начинается первый том, и это действительно так.
Скептицизм
Так каковы же взгляды Мишеля Монтеня? Начну я, пожалуй, с того самого пирронизма, что приписывается мыслителю, чтобы побыстрее разделаться с этим и перейти к более интересному. Монтень действительно не раз приводит слова Пиррона и Секста Эмпирика, но в каком контексте он об этом пишет? Да только в тех главах, где критикует схоластику, церковь и «учёность». Напомню читателю, что Мишель Монтень писал во второй половине 16 века. Напрямую говорить богословам, что они неправы, живя во Франции времён религиозных войн, где тебя за углом может поджидать заточка под ребро с фразой «а не гугенот ли ты часом?», как минимум не разумно. Хотя при этом Монтень частенько забывает о предосторожности и смело подшучивает над представлениями церковников.
Скептицизм Монтеня – это сомнение в абсолютности той истины, что была главенствующей догмой его времени, а не в возможности существования истины вообще. Ненависть же философа по отношению к «учёности», очевидно, не означает ненависть к науке как таковой. Как говорит сам Монтень: «Я люблю и почитаю науку, равно как и тех, кто ею владеет. И когда наукой пользуются, как должно, это самое благородное и великое из достижений рода человеческого. Но в тех (а таких бесчисленное множество), для кого она — главный источник самодовольства и уверенности в собственном значении, чьи познания основаны лишь на хорошей памяти, кто все черпает только из книг, в тех, осмелюсь сказать, я ненавижу ученость даже несколько больше, чем полное невежество».
К слову, иногда вообще складывается впечатление, что Монтень вполне себе атеист, но, возможно, это лишь разыгравшееся воображение подписчика одноимённого паблика. Я приведу пару красноречивых цитат, дающих основание так полагать, в другом месте позже.
Эпикурейство
Главная ценность Мишеля Монтеня для истории философии это переоткрытие Эпикура. Да, да, вовсе не Гассенди был первым! Особенно замечательно видеть, как в первом томе Монтень ещё в равной степени следует за Эпикуром и Сенекой (и даже больше всё же за вторым). Например, он явно под влиянием Сенеки уделяет невероятно большое внимание размышлениям о смерти. «Философствовать – значит учиться умирать» — пишет Монтень. Привлекает его и тема суицида, хотя он всё же не полностью соглашается с Сенекой. Стоицизм то тут, то там мелькает в мыслях Монтеня, а цитирование Сенеки встречается почти в каждой главе.
Но что же мы видим в третьем томе? Монтень напрямую критикует Сенеку и других стоиков за угрюмость, нелепые ограничения, оправдания суицида и постоянные размышления о смерти. «Мне, преданному земной жизни, враждебна бесчеловечная мудрость, стремящаяся заставить нас презирать и ненавидеть заботу о своем теле. Я полагаю, что пренебрегать всеми естественными наслаждениями так же неправильно, как и слишком страстно предаваться им. Не надо бежать ни за ними, ни от них, но надо их принимать…Аристипп выступал лишь в защиту плоти, словно у нас нет души; Зенон считался только с душой, словно мы бестелесны. И оба ошибались». Кто был прав, по мнению Монтеня, кажется, очевидно.
Эпикурейство Монтеня проявляется не только в этике. Когда он пишет о явлениях природы, всегда цитирует Лукреция. Монтень с насмешкой говорит о бессмертии души, а также является убеждённым сенсуалистом. «Всякое познание пролагает себе путь в нас через чувства — они наши господа. Знание начинается с них и ими же завершается. В конце концов мы знали бы не больше, чем какой-нибудь камень, если бы мы не знали, что существует звук, запах, свет, вкус, мера, вес, мягкость, твердость, шероховатость, цвет, гладкость, ширина и глубина. Такова основа, таков принцип всего здания нашей науки. По мнению некоторых философов, знание есть не что иное, как чувство. Тот, кто смог бы меня заставить пойти наперекор чувствам, взял бы меня за горло, и я не мог бы сделать больше ни шагу. Чувства являются началом и венцом человеческого познания. Какую бы скромную роль ни отводить чувствам, необходимо признать, что все наше обучение происходит через них и при помощи их»; «На мой взгляд, вернее всего было бы объяснять наши поступки окружающей средой, не вдаваясь в тщательное расследование причин и не выводя отсюда других умозаключений» — пишет он.
Учитывая популярность работы Монтеня среди просветителей 18 века, можно с полной уверенностью сказать, что Мишель Монтень и его «Опыты» — важная ступенька в эпикурейской традиции.
Гуманизм и эгалитаризм
Монтень вполне в духе своего времени, а зачастую и опережая его, высказывается за отмену смертной казни, говорит о равенстве мужчин и женщин, сочувствии по отношению к животным. Но особенно он распаляется, когда пишет о жестоком порабощении и уничтожении коренного населения колонизаторами. Монтень осуждает всякую ненависть и неприязнь вообще по отношению к другим народам, говоря о тупости деления на «цивилизованных» и «варваров». Правда, иногда это доходит до абсурда и превращается прямо в восхваление благородного дикаря, чистой и непорочной жизни в племени и, конечно, куда без золотого века и неподражаемой гениальности Ликурга. Да, да, в Монтене изредка просыпается преждевременный Руссо.
Капля дёгтя
Конечно, без зашкваров никуда и умалчивать их я не собираюсь. Сам Монтень писал, что не выносит, когда о нём думают лучше, чем он есть, а потому стоит сказать и об этом.
Первый и довольно очевидный недостаток Монтеня как цельного философа – это противоречия, которые не раз можно встретить в «Опытах». И речь не об эволюции в последующих томах. То он критикует все основные идеи Платона, то пишет, что он самый мудрый мудрец из всех мудрецов. То пишет, что сильные мира сего по сути своей не отличаются от самых простых селюков, то восхваляет их, как полубогов. Сначала пишет, что законам следует беспрекословно подчиняться, а затем: «Следовать законам своей страны, иначе говоря — ввериться волнующемуся морю мнений каждого народа или государя, которые будут рисовать мне справедливость каждый по-своему и придавать ей разные обличил, в зависимости от того, как будут меняться их страсти? Такая изменчивость суждений не по мне». И это далеко не все примеры. В общем-то, сам Монтень напрямую говорит, что знает о своих противоречивых высказываниях, объясняя это тем, что писал разные строки при разных обстоятельствах своей жизни, а, как я раньше отмечал, перечёркивать и переписывать старые записи он намеренно не желал.
Список самых уважаемых Монтенем философов довольно странный. Помимо Эпикура и Сенеки это уже упомянутый Платон, Сократ, Плутарх, Цицерон и Августин. Впрочем, Цицерона он тоже местами критикует, а Платона и Августина цитирует, вырывая из контекста. И уж совсем вызывает недоумение восхищение Цезарем и Александром.
Помимо этого, должен сказать, что определённые главы откровенно скучны, а некоторые так и вовсе полностью состоят из пересказа Плутарха. Но написать 2500 страниц так, чтобы каждая строка от начала до конца была захватывающей и гениальной, согласитесь, невозможно.
Бочка мёда
Чем же меня так восхищает Мишель Монтень? Своей настоящей человечностью. Когда он пишет не только о мудрости и духовности, но и о простых жизненных вещах – о том, как его что-то раздражает, о мелких радостях жизни, об ощущении старости, о своих болячках и нежелании обращаться к врачам, о приятных путешествиях и приключившихся с ним историях, об обыденных явлениях. Он не гнушается писать о суетных вещах, ведь «все мы проникнуты суетой, но кто это чувствует, тот все же менее заблуждается». В общем-то, Монтень просто пишет о себе, таком, какой он есть. Его книга это он сам. Каждый раз читаешь и возникает мысль «да, и у меня такое бывает» или «да, я такой же». Кажется, именно это так приближает к автору.
В «Опытах» чувствуется полная искренность, с которой автор хочет рассказать о себе и своих мыслях. Иногда главы довольно депрессивны, иногда полны юмора и жизнерадостности. Понимаешь, что в этот момент Монтень был опечален, тут повеселел, здесь он полон негодования и даже какой-то злости. Таким образом читатель видит не только возвышенного мудреца, но и человека.
Да и сама мудрость Монтеня привлекательна тем, что проста. Он не корчит из себя напыщенного философа со строгими ограничениями и предписаниями, сбивая спесь с таких мудрецов. Монтень лишь советует уметь радоваться жизни и достойно переживать невзгоды, не строя иллюзий и не опускаясь до пошлостей позитивного мышления.
Недопустимо оставить без упоминания и замечательный юмор Монтеня, вроде шуток про совокупление и фекалии. Со временем начинаешь понимать, когда он пишет что-то совсем абсурдное вперемешку с мудростями намеренно, чтобы просто потроллить читателя и самому посмеяться. Наверное, даже тогда уже знали о постиронии.
Вместо вывода
Мишель Монтень затрагивает многие темы, о которых мы и сейчас говорим, обсуждаем, спорим. Поставленные им вопросы и высказанные мысли всё ещё жизненны. В чём он действительно ошибся, так это в скорой неактуальности своей работы.
Можно очень долго разглагольствовать о том, как хорош Монтень, но лучше пусть автор «Опытов» будет говорить сам за себя. А посему я стану постить время от времени цитаты, пересказы некоторых глав и прочее, дабы читатель оценил по достоинству столь любимого мной мыслителя.