Эта книга содержит подборку разнообразных сочинений Николая Кузанского, богослова и кардинала XV века. Не могу сказать, что нашёл что-либо из этого особенно поучительным или интересным для чтения, но, впрочем, я и не принадлежу к целевой аудитории. На внутренней стороне суперобложки говорится, что он «широко признан самым значительным оригинальным философом эпохи Возрождения», — остаётся лишь надеяться, что в этот том не вошли его лучшие работы 😛

К богемцам: об использовании причастия

Это сочинение производит на меня впечатление того, что можно было бы встретить в плохо написанной сатире какого-нибудь антиклерикального пропагандиста, и немного угнетает видеть, что подобная дискуссия в своё время велась всерьёз. Очевидно, одним из пунктов разногласия между основной католической церковью и гуситами (чешской конфессией, признанной церковью еретической) был обряд причастия: гуситы полагали, что и священник, и прихожане должны во время обряда вкушать и вино, и хлеб, тогда как церковь считала, что миряне должны получать только хлеб, но не вино.

И вот перед нами 40-страничный трактат, посвящённый этой теме и усеянный ссылками на древних богословов и тому подобных авторитетов. Начинается он с изложения гуситской точки зрения: они утверждают, что их версия обряда является подлинной, изначальной и подтверждается мнениями различных древних авторитетов. Но ответ Николая говорит совершенно прямо: главное здесь — послушание церкви и ничего более. Если церковь меняет своё мнение относительно какого-либо обряда, богословского вопроса или чего бы то ни было ещё, вы должны придерживаться её новой позиции, потому что либо сам Бог изменил свою волю (следовательно, новая версия верна), либо, в маловероятном случае, если церковь ошибается, Бог не будет держать на вас зла за послушание ей; тогда как если вы пойдёте своим путём и случайно ошибётесь, вам не повезло (§15, 18, 33). Прекрасно.

В каком-то смысле его прямота даже освежает. Мы и так понимаем, что религия в значительной степени связана с властью и контролем, но ныне, мне кажется, они не любят признавать это так откровенно, как делает Николай в своём трактате. Однако удручает мысль о том, что люди позволили таким тираническим институтам достичь столь чудовищной степени влияния.

Письмо к богемцам о церковном единстве

Далее в книге приводится длинное «Письмо к богемцам» на ту же тему; оно, по-видимому, было написано значительно позже, но его аргументы остаются более или менее теми же, что и в первом эссе. Среди прочего он подробно рассматривает различные исторические обычаи, связанные с причастием, стараясь доказать, что гуситы ошибались, полагая, будто миряне в древности получали хлеб (§30–40). 

Мне было довольно неловко всё это читать — подумать только, что умный и образованный человек (а Николай, без сомнения, таким и был) мог тратить столько сил, чтобы спорить о таких нелепых мелочах, касающихся совершенно бессмысленных и вымышленных вопросов. Это столь же глупо, как если бы кучка гиков спорила, что лучше — Звёздные войны или Звёздный путь; только в том случае все, включая самих спорщиков, в какой-то мере осознают, что просто валяют дурака, тогда как Николай и другие богословы, несомненно, воспринимали свои споры чрезвычайно серьёзно. Любопытный отрывок из §36, где он описывает различные евхаристические обычаи: «Некоторые даже насильно причащали мертвых, что было запрещено синодом».

Соборы и власть

Два следующих эссе — «Выше ли авторитет святых соборов, чем авторитет папы?» и «О президентской власти на вселенском соборе» — посвящены теме вселенских церковных соборов; они оказались немного менее авторитарными, чем я ожидал после чтения первого эссе. Николай утверждает, что папа обязан подчиняться решениям такого собора и что, если он сам или его представители присутствуют на соборе, они могут председательствовать только в смысле содействия обсуждению, но не в смысле навязывания другим определённой точки зрения. Фактически Николай говорит, что подлинным председателем такого собора является сам Бог. Однако он подчёркивает, что решения, принимаемые на соборах, должны быть как можно более единодушными.

Судя по введению переводчика (стр. x), эти вопросы были не столь отвлечённо-академическими, как может показаться на первый взгляд: они имели практическое значение для самого Николая, который присутствовал именно на таком соборе — Базельском соборе.

[Прим. — иногда просто кайфую от того, насколько тупой автор этих обзоров. Он даже не удосужился уточнить, какую позицию занял Кузанский. Действительно, зачем пересказывать содержание того, что ты прочитал? Достаточно же просто назвать главы! Дебил, не то слово].

Речь на Франкфуртском сейме

Этот меморандум занимает почти 50 страниц, и я искренне сочувствую тем, кому пришлось слушать его как устное выступление во Франкфурте 😛 (В предисловии переводчика говорится: «На самом деле князья [которые должны были слушать эту речь на Франкфуртском сейме] отправились на охоту, оставив своих советников слушать эти речи, каждая из которых длилась по три дня.» Стр. xii). В документе рассматриваются различные споры, связанные с Базельским собором, которые, должен признаться, я не нашёл особенно интересными; однако было утешительно подумать, что и нынешние наши раздоры через несколько столетий будут казаться столь же несущественными, как сейчас кажется Базельский собор — и эта мысль, как мне кажется, весьма ободряющая.

По-видимому, в какой-то момент к собору обратились представители православной церкви из Греции, желавшие вновь объединиться с Римской католической церковью, тем самым прекратив раскол, возникший несколькими веками ранее; но для этого они просили перенести собор в более доступное место, чтобы престарелые греческие патриархи, прелаты и прочие действительно могли пережить дорогу туда (§9). Собор решил перенестись в итальянский город Феррару, но несколько его членов остались в Базеле, заявив, что перенос в Феррару недействителен и что именно они, остающиеся в Базеле, представляют подлинный вселенский собор; они даже провозгласили нового (анти)папу, поскольку действующий папа поддержал переезд в Феррару. Что делает историю ещё более странной — их антипапой стал некий герцог Амадей, то есть человек, вообще не принадлежавший к духовенству (§17).

Разумеется, Николай выступает против всего этого, указывая, что нельзя считать собор вселенским, если на нём отсутствует достаточно представительное число прелатов; а потому, когда большинство делегатов покинуло Базель, никакого собора там фактически больше не было, что бы ни утверждали оставшиеся. Кроме того, Феррарский собор был явно более «вселенским», поскольку в нём участвовала большая делегация из Греции. (Как можно узнать из Википедии, история продолжилась так: в составе греческой делегации в Ферраре были патриарх Константинопольский и даже сам византийский император. После долгих обсуждений богословских различий между западной и восточной церквами собору удалось достичь некоего компромисса, но представители греков не имели полномочий навязать это соглашение остальной части восточной церкви: «По возвращении восточные епископы обнаружили, что их соглашение с Западом было повсеместно отвергнуто монахами, народом и гражданскими властями», так что всё закончилось ничем. Впрочем, меня особенно удивило, что сам византийский император присутствовал на соборе; это было в 1438 году, всего за 15 лет до окончательного уничтожения Византийской империи турками, так что я бы наивно предположил, что у императора были дела поважнее, чем поездка в Италию на религиозный собор.)

Иногда его праведный гнев бывает по-настоящему забавен — например, в §47, где он называет Базельский собор «тем сборищем нечестивых раскольников» :))) Звучит гораздо веселее, чем это, вероятно, было на самом деле 🙂

Диалог против амедеистов

Есть также диалог на тему Базельского собора, который, как и многие подобные диалоги, на самом деле не написан как разговор двух равных, а представляет собой вопросы ученика и объяснения учителя. Таким образом, он больше похож на современный список часто задаваемых вопросов, чем на настоящий диалог. Как бы то ни было, этот диалог даёт краткий обзор того, как возник сам спор, а затем повторяет аргументы Николая о том, почему фракция, оставшаяся в Базеле, ошибается, и что законный собор теперь находится в Ферраре. 

Не могу сказать, что я в восторге от аргументов Николая — он, похоже, чрезвычайно сильно опирается на идею, что собор не имеет власти указывать папе, что делать; следовательно, базельская фракция ошибается главным образом потому, что папа поддержал перенос в Феррару. Но как бы то ни было, меня удивляет, что вообще шли такие горячие споры об этих вещах. Ведь прелатов, оставшихся в Базеле, было гораздо меньше, чем тех, кто согласился переехать в Феррару; кроме того, папа и представители восточной церкви также были на стороне Феррарского собора; как же тогда кто-то мог всерьёз утверждать, что базельская фракция представляет собой вселенский собор, а феррарская — еретическая и ложная? Эта идея кажется совершенно нелепой.

Письмо Санчесу де Аревало

Это письмо произвело на меня чрезвычайно сильное впечатление — оно почти целиком состоит из теологического «словесного салата» промышленного разряда. Оно ещё более непостижимо, чем большинство постмодернистских эссе, включая те, что создаются генератором постмодернистских текстов 😛 Думаю, кто-то, обладающий достаточным объёмом соответствующих знаний, мог бы следить за его аргументами, но я мог лишь ошеломлённо смотреть и изумляться. Вот несколько избранных примеров:

• «Все сотворенные вещи участвуют в развернутом и, несомненно, многообразном единстве вечного Слова, которое всё в себе заключает, так что само Слово, хотя как таковое оно и не подлежит участию, всё же участвует в многообразии множества участников наилучшим образом». (§1)
• «Все разумные создания, следовательно, могут достичь высшего блаженства не иначе, как приобщившись к благодати Иисуса. Во всех, кто причастен этой благодати, благодать Иисуса раскрывается в многообразии участников. Таким образом, благодать Иисуса есть всё то, что находится во всех, кто угоден Богу; и все, кто угоден Богу, в Иисусе являются всем, что угодно Богу». (§2)
• «Так как, однако, множество может участвовать в единстве лишь в разнообразном различии, то и Церковь, следовательно, не может существовать иначе, как в разнообразном участии в единстве». (§6)
• «Нет развёртываемого единства во множестве, как если бы более высокая сила единства существовала в развёрнутом виде. Мы знаем, что этот всеобщий принцип, изначально охватывающий каждый частный принцип, неисчерпаем через умножение частных принципов». (§6)

Он, должно быть, курил что-то действительно отменное 🙂

В конце концов Николай возвращается к своим обычным темам (по крайней мере, обычным для этой книги) — соборам и папской власти; по-видимому, цель всей этой теологической словесной мешанины в первых частях письма — оправдать его идеи о важности единства церкви и послушания папе (в противоположность разрешению соборам с ним не соглашаться и т. п.). Он и впрямь как «сломанные часы» на эту тему — всё время показывает одно и то же.

Проповеди

Книга также включает несколько проповедей, но в целом я не нашёл их особенно интересными. Признаюсь, до сих пор я был почти полностью незнаком с проповедями как жанром, так что не очень представлял, чего ожидать. И всё же я редко имел ясное представление о том, что он пытается сказать; создавалось впечатление, будто он попросту разглагольствует и бродит от одной темы к другой без какой-либо определённой цели, а его «аргументация» строится почти целиком на голых утверждениях и благих пожеланиях.* Я ожидал, что проповедь должна быть более доступной и понятной, возможно, включать какие-нибудь притчи и чёткое послание; может быть, академическое происхождение Николая мешало ему писать проповеди такого рода. Интересно, какое впечатление (если вообще какое-то) производили его проповеди на слушателей, когда он произносил их в церкви.

*И он вовсе не стесняется в этом признаться: «Все, чего желает разум, есть истина» (Проповедь 126 , §8).

Общая реформа церкви

Это эссе начинается с нескольких страниц его обычной бессвязной теологической болтовни, но остальная часть представляет собой вполне разумный план церковной реформы. Главная его идея — направлять инспекционные комиссии, которые должны проверять и обеспечивать, чтобы всё совершалось по правилам. Разумеется, он не может удержаться от своей старой одержимости «соблюдением правил и практик» (§10), то есть почти можно представить, как он вновь вытаскивает на свет старые споры о том, кому что полагается во время причастия. Остальная часть плана сосредоточена на более здравых вещах — например, на том, чтобы священники, епископы, монахи, аббаты и т. п. действительно исполняли свои обязанности, жили прилично и скромно (§31–32) и т. д. Он хочет, чтобы такие инспекции распространялись даже на папу и кардиналов (§25–27), и предлагает разные способы помешать прелатам накапливать несколько бенефициев (§14–17) и проводить слишком много времени в церковных политических интригах вместо пастырской работы (§30, 37–39). Инспекторы даже имели бы право смещать прелатов, не выполняющих требований (§19–20). Он также хотел покончить с почитанием поддельных реликвий (§22).

Проблемы, на которые направлен этот план — коррупция, симония и т. п. — в целом совпадают с теми, что, оставшись нерешёнными, в конечном счёте вызвали Реформацию. Так что, полагаю, план Николая либо вовсе не был принят, либо был реализован неэффективно. Любопытно поразмышлять, насколько иначе могла бы сложиться история, если бы его план удался и протестантская реформация так и не произошла.

Заключение

Что сказать в заключение? Я совершенно не целевая аудитория этой книги. Возможно, кто-то религиозный и/или интересующийся теологией нашёл бы эссе Николая занимательными, но я, со своей стороны, не мог не сожалеть, что умные и образованные люди вроде него тратили столько времени и сил на такую ​​бесплодную, ошибочную и бессмысленную тему, как теология. Чёрт возьми, даже закоренелый атеист вроде меня может испытывать некоторое сочувствие к отдельным религиозным идеям (я всегда с уважением относился к «поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой» и «подставь другую щёку», хотя они совершенно непрактичны), но когда это вырождается в авторитарную казуистику (а именно к этому сводится почти всё, что Николай пишет в этой книге: «повинуйся папе»), трудно испытывать к этому что-либо, кроме презрения.

Возможно, мне следовало бы прочесть эту книгу по сути как политическую; вместо того, чтобы жаловаться на её религиозные и теологические аргументы, мне следовало бы рассматривать его труды как часть политической борьбы за власть внутри церкви того времени. Когда политик в наши дни пишет речь, а квазиинтеллектуальный эксперт из аналитического центра – политическую работу, никто не ищет в таких документах истины или мудрости – это всего лишь инструменты, оружие в их арсенале. Возможно, и писания Николая в этой книге следует понимать именно так; это не сделает их более интересными для чтения, но, пожалуй, немного уменьшит разочарование от них.