Решил, что автор уже несколько старой (но всё ещё в топ-5 его личных статей по просмотрам на сайте) статьи о гедонизме (21.01.2019), Алексей Кардаш — стоит того, чтобы рассмотреть его работу и написать об этом мини-рецензию. К тому же, как оказалось, у этой статьи есть продолжение, где он пишет много невежественной ерунды про философов Просвещения, и об этом можно будет позже написать отдельный разбор. Перед прочтением рекомендуется просмотреть выдержки из биографии Аристиппа.
Уже с самого начала статьи мы не можем вполне согласиться с её автором, когда тот заявляет, что:
«По описаниям очевидцев, он был не самым приятным персонажем: приспособленцем и филистером, который первым понял, что любовь к мудрости – это любовь к отсутствию мудрости у того, кто тебе платит».
Вроде бы, с одной стороны, это действительно так; Аристипп приспособленец и пользуется глупостью окружающих. Но это как минимум подразумевает наличие ума у самого Аристиппа; а кроме того, из приведенных же «описаний очевидцев» мы находим, что он всё же обучал мудрости тех, кто ему платит, и обучал весьма хорошо. Да и филистерство Аристиппа, по «описаниям очевидцев» рушится примерами о том, как легко он расставался с богатством, каждый раз когда ему это требовалось.
Единственный справедливый упрек – приспособленчество, который правда тоже не так прост; ведь даже «правильные» философы, по типу Платона, точно также прислуживали тирану Дионисию, просто делали это чуть менее удачно, и чуть более лицемерно (пытаясь использовать тирана для реализации политических проектов), не осмеливаясь даже сказать прямо о том, что думают на самом деле. Аристипп же мог безо всякого лицемерия оставаться при дворе, лишь изредка «выдерживая» весьма формальные унижения. А когда позже это начнут делать стоики, тогда авторы подобные нашему, в угоду классическому взгляду на древность, сразу же заявят, что вот эта «выдержка» — уже совсем другое дело.
А ведь кем являлись по-преимуществу, те самые «очевидцы», что оставили нам негативные рецензии на философию Аристиппа? Это Платон, Ксенофонт и некоторые другие ученики Сократа, идейно враждебные Аристиппу. Я бы не спешил, на месте автора, брать эти оценочные суждения на веру; уж тем более, что в записях других «очевидцев» есть также много мест, противоречащих этим враждебным оценкам. И тем более, что множество «очевидцев» также говорили, что Аристипп был вполне себе уважаемым учеником Сократа; более того, мы можем найти в сведениях о самом Сократе достаточно много моментов, близких этике Аристиппа. Так что, возможно, споры учеников Сократа не так просты, и сам Аристипп взялся не на пустом месте. И может быть он понял что-то из учения Сократа; что-то, что пытались сознательно «забыть» другие ученики? В общем, вопросов очень много, и наш автор слишком спешит в обвинениях в сторону Аристиппа, всего лишь потому, что является этически более близким к банальному морализаторству «классиков».
«Коротко его можно охарактеризовать как анти-Диогена, эдакого прототипа халтурящего доцента, который не обучает, но исправно копит на радости жизни, о получении которых непременно сообщит охотней, нежели о чем-то, касающемся преподаваемой дисциплины».
И вот снова повторение про «не обучает», хотя его собственные «очевидцы» заявляют прямо обратное. И если допустить, что у Аристиппа не было ничего о преподаваемой дисциплине, то откуда же тогда взялась целая «киренская школа»? Очевидно, что преподавание было поставлено, а у школы были свои философские тезисы, а также очевидно, что почти каждое утверждение автора ангажировано его взглядами.
Дальше автор показывает нам четыре принципа, базовые для философии Аристиппа, которые, взятые в целом, верны; хотя и нарочно сокращены и упрощены. Всё было бы ещё ничего, если не считать некоторых неприятных моментов: в п.2 он говорит, что Аристипп разделяет только телесные удовольствия, чтобы не плодить сущности ради мнимых духовных; а в п.3, что у него нет различия «высоких и низких» удовольствий.
Всё это также крайне неверно. Сами «древние» очень сомневались на счет отсутствия духовных удовольствий у Аристиппа, считая это позднейшей зарисовкой для выгораживания Эпикура. О наличии духовных удовольствий отчасти говорят свидетельства всё тех же «очевидцев». По крайней мере Аристипп точно также, как и эпикурейцы, предлагает выбор возможного страдания (напр. унижения тирана) ради будущего удовольствия (жить дальше в роскоши при дворе). Да и к чему тогда были все его рассуждения о том, что бедность предпочтительнее глупости? Или что философия важнее всего и т.д.? В общем, наличие градаций удовольствий, или умного их использования — всё это, конечно же, есть и у Аристиппа. Автор статьи выдал классический пост-платоновский взгляд, попросту не разобравшись в теме. И после этого он в своем ехидстве уже переходит все границы:
Позиция Аристиппа больше всего походит на эдакий архетипичный гедонизм, образ которого, правда, исходит не из философии, а культуры – прежде всего из комедии. В ней гедонист появился и существует уже 2 тысячи лет как типаж легкомысленного бонвивана, неистово наслаждающегося и чествующего свою телесность.
Теперь это уже и не философия даже, а просто типичный гедонизм и ожившая карикатура из комедий. Аристипп — клоун и ничтожество. Но так ли это? Я предлагаю читателям просто открыть Диогена Лаэртского (или нашу подборку из него) и почитать отрывки «очевидцев», чтобы сделать выводы самостоятельно; а сейчас я лишь хотел дополнительно подчеркнуть невежество нашего автора.
Смешнее всего то, что он даже решает играть на конкретике, и приводит нам названия комедий с нужными ему образами. Это комедии авторства Аристофана (крайнего морализатора и врага софистов, считающего развратным даже Сократа), а также «частично» (!) Эврипида (этот пример уже более корректен, но в рамках самой комедии он слишком хорош, поэтому образ попадает в Аристиппа «частично», только плохим). Ну и что же наш автор противопоставляет этим комедиям?
В пику этому софист Продик в своей аллегории «Геракл на распутье» представил этого героя юношей, находящимся перед сложным выбором между доступными наслаждениями и тернистым путем трудоемких и опасных подвигов (который он в итоге и предпочтет, получив в награду бессмертие).
…ученика Протагора! То есть софистов, которые были главной идейной опорой Аристиппа! Тех самых софистов, образы которых выводил в своей критике Аристофан. Конечно, образ Геракла работает вне авторства, но до чего же всё таки удачная подборка авторов! Неужели нельзя было найти пример «доблести» не из литературы софистов? Короче говоря, с точки зрения подбора примеров для критики — крайне слабо.
Удивительно, но автор допускает, что развратные удовольствия не сильно-то и подходят Аристиппу, говоря об этом буквально следующее:
Античный гедонист – не метафизик, он физиолог, поэтому, в сущности, для него есть лишь один процесс – внутреннее движение души. Однако если оно происходит резко, то человек переживает его как боль, если плавно – то как наслаждение. Отсюда происходит и особый тип мышления, стремящийся точно определить, подсчитать, сбалансировать душевную экономику.
Однако сказав это, он тут же, буквально в следующем же абзаце заявляет: «Любое движение в сторону высоких и духовных удовольствий – это потеря и размытие характеристик отчетливости и измеримости. Верифицировать удовольствие от познания труднее, чем от вина или секса». Что может быть более плавным наслаждением и внутренним движением души, чем наслаждение от познания, искусства и т.д.? Но нет, неожиданно нам нужны четкие характеристики, деление мира на «да» и «нет», что вообще чуждо Аристиппу, взявшему вектор на ситуативность.
Вдоволь поиздевавшись над Аристиппом, автор наконец-то выдает всю свою «понятийно-пацанскую» сущность:
«Слегка омрачает ситуацию то, что Аристипп был не веселым и своенравным разгильдяем» [таки не был?] «а придворным мудрецом, да еще и такого уровня, на которого тиран в буквальном смысле мог наплевать» [о ужас!] «так что по итогу в его версии гедонизма возникает ограничение не только телесностью удовольствий, но и конформностью» [чертов конформист!].
Понятно, что дело тут не в нонконформизме автора, а в том, что «нормальный пацан» за плевок в лицо наносит хук слева, и терпеть здесь никак нельзя. Уж по крайней мере можно взять и уйти (что Аристипп делал, когда речь шла не о богатом покровителе). Но ведь в том и суть, что некоторые вещи можно вытерпеть, для того, например, чтобы не оказаться в рабстве. Под настроение автора хорошо бы подошел Платон, приехавший использовать тирана в своих целях, но тут же выказавший со всей помпой, что он «не конформист».
И вот после всех описанных издевательств над Аристиппом, автор пускает пулю в собственное колено, закончив раздел про философа фразой:
Он считает, что к удовольствиям скорее стоит не стремиться, а просто грамотно изымать их из реального положения дел.
Оказывается, у Аристиппа нет тезиса в духе «удовольствие — цель жизни», оказывается он не попадает в порочный круг «гонки за удовольствиями», а просто живет приятно по мере возможностей, грамотно используя разум, исходя из ситуации.
Вспомнив пару учеников Аристиппа (конечно же, только самых «плохих»), автор сравнивает самого Аристиппа с Гомером Симпсоном (!!) и переходит уже к Эпикуру:
Следующим серьезным словом в гедонистическом дискурсе стали воззрения Эпикура из Самоса и его последователей. Получился показательный пример расширенного гедонизма. С некоторыми плюсами и минусом, который можно выразить вопросом: «А гедонизм ли это вообще?».
Внезапно, автор идет на поводу у древних комментаторов, которые, как мы уже говорили, специально пытались создать контрастирующую разницу между Аристиппом и Эпикуром; и он следует за ними с такой последовательностью, что уже готов считать Эпикура практически перипатетиком и стоиком!
А ведь всё то, что он нахваливал у Эпикура — есть и у Аристиппа. И сам Эпикур не дает возможности свести своё учение к «благородному» аскетизму, что таки пытается делать наш автор. Он хочет нахваливать Эпикура лишь за то, что тот подрывает «плохое» учение изнутри. Но сам Эпикур всё же остается «плохим», автор чувствует это, и поэтому даже решает проигнорировать слова, сказанные Джефферсоном о собственном эпикуреизме и объявляет его пуританином, надеясь, что этим он обеляет имя знаменитого человека и политика от «плохого» в целом эпикуреизма. Если Аристипп плох, а Эпикур хорош, тогда зачем было делать это?
Правда всё же ключевое различие между двумя «гедонистами» в концепции «активных и пассивных» наслаждений — всё таки есть (только автор о нем не упоминает); но это нельзя понимать, как различие телесного и духовного. Для Аристиппа любое наслаждение активно по определению, так как нечто всегда должно воздействовать на чувства; даже внутренние ощущения в душе, это результат какого-то действия в организме. Вот и вся разница, это критика по существу дела, на которую Эпикур смог бы ответить только тем, что его «пассивные» наслаждения — и есть просто безразличие и отсутствие страданий. Это действительно делает Эпикура сомнительным гедонистом, хотя он безусловно им остается. Но только насколько же враждебен тон автора по отношению к Аристиппу, и насколько невежественен он, что сам Эпикур бы в жизни с ним не согласился, хотя бы его и «защищали». Похвала в сторону Эпикура от такого автора, это скорее анти-похвала и даже более тяжелая критика, критика за чрезмерный аскетизм. Ведь если автор вдруг оказался бы прав, и Эпикур был таким же платоническим святошей, как и он сам — то разве нужен был бы тогда всем известным в истории эпикурейцам такой ничтожный Эпикур? Уверен, что нет.