ECHAFAUD

ECHAFAUD

«Ифигения в Тавриде» Эврипида

Написанная в 414 году до н. э., пьеса «Ифигения в Тавриде» рассказывает о старшей дочери героя Троянской войны и аргосского царя Агамемнона и его жены Клитемнестры. В XVIII-XIX вв. по её мотивам трижды сочинялись трагедии (Гёте, Леся Украинка, Гимон де ла Туш), шесть раз ставились оперные представления. В античное время на неё сочинялись пародии. В общем пьеса имела довольно большой успех.

В трагедии Эврипид рассказывает предысторию того, как Ифигения оказалась в Тавриде. Когда Агамемнон отправлялся в поход на Трою, Артемида велела ему принести Ифигению для себя в жертву. Агамемнон повиновался, но Артемида в последний момент пожалела девушку и подменила её ланью, а Ифигению отправила на облаке в Тавриду (этот сюжетный ход вскоре почти идентично повторится в пьесе «Елена»). Здесь она стала жрицей в храме Артемиды, в котором находился и её деревянный идол. Ни один из смертных не узнал о том, что Ифигения осталась жива. Но эту предысторию Эврипид опишет позже (см. «Ифигения в Авлиде»), а сейчас всё таки рассмотрим приключения в Тавриде, т.е. в Крыму.

Пьеса начинается сразу в самой Тавриде, где Ифигения рассказывает нам историю о своем попадании к скифам. Сейчас среди варварских племен она исполняет роль жрицы при храме Артемиды. По ходу рассказа о своем прошлом, в её устах звучит упрек в адрес Одиссея, который обманом привел её на жертвенный алтарь (ср. «Гекуба«, «Троянки«). Но Ифигения находится в Тавриде уже много лет, а конкретно сейчас она озадачена недавним вещим сном, в котором увидела умершего Ореста, своего брата. Тем временем сам Орест, вместе с другом Пиладом прибыл в Тавриду, уже совершив своё преступление, и даже получив оправдание на суде в Ареопаге. Но он всё ещё убегает от Эриний, поскольку не все из них отказались от мести, некоторые ослушались решения Афины и Аполлона. В Тавриде ему теперь нужно достать из храма Артемиды артефакт (идол самой богини Артемиды), получение которого сможет убедить и оставшихся Эриний. Увидев силы противника, друзья планируют проникновение в храм, и откладывают свою операцию до следующего дня, решив заночевать в какой-то случайной пещере у моря. А на сцену возвращается Ифигения с хором прислужниц; вместе с ними она оплакивает и якобы умершего Ореста, и злой рок своих предков, и свою горькую долю на чужбине.

Интересно, что скифские варвары рисуются здесь довольно таки дикими, и под их руководством Ифигения должна соблюдать одно странное правило — приносить в жертву всех эллинов, которые приходят к храму (этот ход также будет практически дословно повторен в пьесе «Елена»). Эти казни, по сути, её главная работа. Но теперь в плен попадают Орест и Пилад, при чем это не часть их плана, а простая глупость. Когда Ифигении сообщают об этом, она живо интересуется пленными и узнает имя одного из них, Пилада. Но только она покинула страну ещё до его рождения, и даже Ореста видела лишь совсем маленьким, поэтому это имя ещё ничего не говорит. Для нас особо интересным является описание местных жителей, их рассказ о поимке чужестранцев.

Оказывается Орест видел Эриний и говорил об этом вслух, после чего напал с мечом на… стадо овец, упал в обморок с кучей пены изо рта. Вероятнее всего, таким образом Эврипид решил поиздеваться над мифологией, представив её в качестве бредней, вызванных банальной совестью. Что характерно, толпа народа, поймавшая героев — поскольку это «герои» с аристократической кровью — сначала приняли их за богов, и поймали их только потому, что один из толпы оказался религиозным скептиком, и осмелился рискнуть.


Пленников приводят к алтарю, их встречает Ифигения, которой очень не нравится её занятие, но она не в праве противится обычаям государства. Да и после «смерти» Ореста, она уже начинает меньше жалеть своих жертв. Только увидев, что жертвы ещё и молодые юноши, ей всё таки стало их немного жаль, и она решает хотя бы разузнать, как же их угораздило попасть в плен к скифам? Здесь Эврипид находит место и для каламбура:

Кто ваша мать, о гости, что когда-то
Носила вас, отец, сестра — коль жребий
Вам дал сестру? Каких она теперь
Цветущих потеряет братьев, сразу
Двоих, и одинокой станет!

В разговоре с пленниками и длинных расспросах новостей о Троянской войне и Греции в целом, Ифигения постепенно узнает всю историю, включая то, что Орест ещё жив, запятнанный убийством матери. Она не сразу понимает, что он стоит перед ней самолично, но уверенность в его смерти уже полностью разрушается. Поняв, что пленники знакомы с большинством героев войны, включая её родственников, она решает воспользоваться редким шансом и отправить на родину письмо, освободив одного из них и отправив в Грецию. Всё это также дополнительные драматические «качели». Сначала отправится должен Орест, но он не хочет оставлять друга в качестве жертвы, и поэтому сам вызывается пожертвовать собой.

Каламбуры и при этом дальше продолжаются, Орест и Пилад тоже не узнают Ифигению, так что пытаясь узнать свою дальнейшую судьбу в мельчайших деталях, в конце-концов и Орест воздыхает:

Увы! Зачем похоронить сестре
Мой бедный прах вы не даете, боги?..

Тем не менее, несмотря на такие весьма примитивные драматические приемы с «непоняткой» — пьеса поднимает серьезные вечные вопросы, и спор Пилада с Орестом обладает, при всей своей простоте, большой силой. Как говорит сам Пилад, когда его пытаются утешить тем, что ему суждено уехать домой:

Что счастие, когда теряешь друга?

Но даже (не без труда) убедив Пилада ехать, возникает проблема, как ему доставить послание, если письмо будет потеряно в морском путешествии. Решено было продиктовать послание. И вот незадача! Ифигения называет своё имя, а адресатом письма называет Ореста. При этом и здесь Эврипид использует комичную вставку (третий каламбур подряд). Всё это время в зале присутствует сам Орест, и просто помалкивает, пока Ифигения не закончит речь. Как только она её заканчивает Пилад заявляет:

Заклятие твое не тяжело —
Ты в добрый час клялась, и не замедлю
Я выполнить обещанное. Вот
(К Оресту, протягивая ему письмо.)
Возьми, Орест, — тебе сестра послала.

Такова сцена воссоединения. Стоит подчеркнуть, что образ Ифигении вырисовывается Эврипидом максимально страдальческим, как и большинство женских образов «троянского цикла». Она плачется всю пьесу по самым разным поводам. Момент воссоединения сильно отдает контрастами, ведь это два человека, которые диаметрально противоположным образом относятся к своему отцу. Но всё таки родственные связи важнее, и разбираться кто прав, а кто виноват, нет времени. Сейчас у них более серьезная проблема, ведь они всё же в плену у скифов, и выбраться всё ещё довольно проблематично, особенно втроем, как они уже твердо решили (конечно, не без споров о том, как каждый готов умереть во имя спасения остальных).

В план Ифигении входит обвинение Ореста в матереубийстве (что, в общем-то, правда), и публичное заявление, что такой жертвы на свой алтарь Артемида не может принять. Вместе с этим они сочинят историю, что оскверненными являются и Пилад, и статуя Артемиды. И только морские волны могут смыть такой грех. Поэтому, по идее, все втроем, да ещё и вместе со статуей, они отправятся к морю, где их встретит команда моряков Ореста (этот сюжетный ход, уже третий подряд, мы также почти дословно увидим в пьесе «Елена»).

С точки зрения технических новшеств постановки не сцене, интересно отметить, что Орест переживает о возможной утечке информации, которую слышали певцы хора. Он просит Ифигению убедить хор не сдавать их план скифам, и она обращается к певцам. Для беседы с женщинами из хора, Ифигения даже должна спуститься со сцены. Насколько нам известно, в предыдущих пьесах ничего подобного не встречалось.

Задуманный план полностью оправдывает себя. Ифигения умудрилась настолько хорошо разыграть фанатично набожную жрицу, ненавидящую греков за попытку её убить, что царь даже согласился запереть всех граждан по домам и скрылся сам, чтобы «скверна» грешников ненароком не распространилась на граждан. Тем проще стало беглецам погрузиться на корабль и отплыть.


Конечно, местная стража, которая ещё смогла заметить неладное — после неудачной попытки самостоятельно решить проблему, быстро докладывают всё царю. Оказывается, что отплыв на какое-то расстояние, корабль Ореста разбился об скалы. Начинается погоня, а выкрыв измену девушек из хора, царь обещает казнить их всех тоже, по прибытию назад. И в общем-то положение складывается абсолютно безвыходное. Как раз самое время для Deus ex machina! Царя останавливает лично Афина, требует остановить погоню и сверх того ещё и отпустить в Грецию весь хор девушек. И царь… просто соглашается, поскольку с богами не спорят (четвертый сюжетный ход, который полностью повторится в пьесе «Елена»). Счастливый конец, где по требованию Афины — Ифигения станет жрицей культа Артемиды уже в этом городе.

Итоги

Мы видим в пьесе не так много идей, и даже немногое, что видно — совершенно не акцентированно. Да, здесь осудили софистическое лукавство. Да, было высмеяно видение Ореста и убийство овец (что, кстати, может быть и отсылкой на «Аякса»). Да, здесь как и в «Троянках» опять вскользь звучит осуждение ахейцев в Троянской войне. При этом в тексте присутствуют, но также совсем мельком, и типичные тезисы Эврипида о том, что «жены — ничто», и о том, что «на выдумки хитрее женщин нет», да и восклицания в духе «О женщины! Как род ваш вероломен!». Здесь же присутствуют, также мельком, сетования на переменчивую Судьбу. Но в общем, типичных мест в этой пьесе на удивление мало; она не используется как идеологический манифест, но концентрируется больше на рассказе самого мифа. Если и есть элемент политической отсылки, то это разве что вопрос дипломатических отношений Афин и Аргоса. Об этом хорошо говорит Никольский Б.М.:

Главный мотив трагедии — мотив варварских жертвоприношений — постоянно ассоциируется с внутрисемейными убийствами в доме Агамемнона, а ожидаемое в трагедии принесение в жертву Ореста Ифигенией должно соединить мотивы варварского ритуала и бед аргосской царской династии. Постоянное сравнение и сближение жертвоприношений в стране тавров с событиями в семье Агамемнона позволяет предположить, что данный мотив служит для символического выражения внутренних раздоров в самом эллинском мире — гражданской войны в Аргосе, разрешившейся при участии Афин. В таком случае трагедия была приурочена к заключенному вслед за окончанием этой войны весной 416 г. до н. э. союзному договору Афин с Аргосом.

Однако вместе с этим постепенным избавлением от старых привычных штампов Эврипида, он создает новые типичные тропы, и фактически открывает дорогу к дальнейшему развитию драмы, которое мы знаем на примерах «Средней аттической комедии» IV столетия до н.э.