Авторы: Олег Верник и Андрей Соколов.

---

Говоря о вещах далёких, начать следует совсем издалека. Один малоизвестный автор, Ярослав Золотарёв, автор “Сибирской википедии” и ведущий Youtube-канала “Orbis terrarum et caelorum” отметил, что у концепции недостатка знания может быть много интерпретаций. В Европе и Восточной Азии она имела две принципиально различные версии. В Древней Греции, как известно, софистика стала чем-то вроде спутника критики. Софисты, доказывая невозможность познания мира, доказывая полную познавательную относительность, использовали свою диалектику (а это была именно что диалектика) как доказательную основу для обоснования, например, демократии. Впрочем, не всегда, но это уже тема для другого разговора.

Так или иначе, и поныне в западном обществе главенствует такая точка зрения, что поскольку политические процессы вообще штука неконтролируемая, то необходимо, во-первых, разделение властей, а, во-вторых, постоянная сменяемость властей, так как люди с разными характерами обладают разными намерениями, а разные намерения, пусть и достаточно “вслепую”, но приводят к цепочке принятий решений, которые должны способствовать улучшению ситуации в обществе. Философия правового позитивизма, возникшая на западе, является такой себе “возрождённой” софистикой. Она ограждает познавательные способности человека в обществе, и на этом основании обосновывает необходимость парламентаризма и демократии, как органа власти. А власть, именно власть, как та сила, что организует общество, по версии правовых позитивистов и является источником всякого права.

У Ивана Тургенева в произведении “Отцы и дети”, понятие “нигилизм”, “отрицательное направление” по сути является только формальной калькой с понятия “позитивизм”, “позитивное направление” и лишь немногим отличается по содержанию. Потому-то у него мы читаем следующее:

— Гм!.. Действовать, ломать… — продолжал он. — Но как же это ломать, не зная даже почему?
—Мы ломаем, потому что мы сила, — заметил Аркадий.
Павел Петрович посмотрел на своего племянника и усмехнулся.
— Да, сила — так и не дает отчета, — проговорил Аркадий и выпрямился.
— Несчастный! — возопил Павел Петрович; он решительно не был в состоянии крепиться долее, — хоть бы ты подумал, что в России ты поддерживаешь твоею пошлою сентенцией! Нет, это может ангела из терпения вывести! Сила! И в диком калмыке, и в монголе есть сила — да на что нам она? Нам дорога цивилизация, да-с, да-с, милостивый государь, нам дороги ее плоды. И не говорите мне, что эти плоды ничтожны: последний пачкун, un barbouilleur, тапер, которому дают пять копеек за вечер, и те полезнее вас, потому что они представители цивилизации, а не грубой монгольской силы! Вы воображаете себя передовыми людьми, а вам только в калмыцкой кибитке сидеть!

Почему Павел Петрович здесь вспомнил именно монголов и калмыков? Это, пожалуй, самое интересное. Дело в том, что когда-то ещё давным давно, точно такой же, софистический принцип в познании мира был приведён в Восточной Азии, но, конкретнее говоря, в Китае. В древнем Китае существовала целая правовая философия, основанная на ограниченности человеческого знания и на необходимости практического изменения мира, но её представители делали диаметрально противоположные выводы тем, что делали европейцы.

Легизм, как теория правового позитивизма

Древние китайцы считали, что раз мир до конца не познаваем, то вся роль определения онтологического устройства общества должна доставаться одному человеку, сиречь, монарху. Именно монарх, как наибольшее выражение воли государства должен обладать достаточной силой, чтобы удерживать государство, государства же существуют лишь потому, что существуют законы (а вовсе не какие-то нравственные ориентиры), которые регулируют общество. Называлась данная школа фацзя, что чаще именуют на французский манер “легистами“.

Именно легисты, фактически, первыми изобрели, ещё две тысячи триста лет назад (!!!) тот принцип правового позитивизма, что ни божество, ни природа не является основанием для права, но только организованная в аппарат сила, формирующую государственную власть. Среди легистов особо выделяют Хань Фэя, который первый теоретизировал практику того, о чём в Европе Возрождения будет писать Макиавелли, а также Шан Яна, который будет первый реализовывать принципы легизма в царстве Цинь. По тому обстоятельств, царство Цинь, будучи изначально приграничным по отношению ко всем прочим китайским царствам, по своему положению стремительно милитаризовалось и централизовалось.

Как сообщает автор канала Bushwalker, именно в царстве Цинь начали повсеместно, даже за минимальные просчёты вводить смертную казнь. А также придумывать самые изощрённые системы пыток, такие как, например, пытка водой, которая, как считается, до сих пор используется в секретных тюрьмах ЦРУ и других спецслужб (про ЦРУ это известно однозначно). Проще говоря, царство Цинь, под чутким руководством Шан Яна как советника, из года в год стала напоминать царство бесконечного круговорота садомазохизма. Настолько, что и сам Шан Ян был казнён по его собственным законам. Ирония, достойная только быка Фалариса.

Сторонники фацзя говорили, что все люди априори плохие. В этом они предвосхитили не только Томаса Гоббса, но даже христиан с их “первородным грехом”. Из этой априорной плохости людей они и выводили необходимость в государстве, как в машине, которая бы силой “выправляла” эту самую плохость. Средства “выправления” мы уже знаем, но в чём именно выражалась эта самая плохость?

• Во-первых, в том, что люди часто какие-то семейные традиции ставят выше государственного закона, что приводит к непотизму, наследованию должностей и другим нехорошим вещам. Всё это фацзя пресекали на корню, вводя систему рангов, максимально урегулированную так, чтобы каждому человеку должность доставалась только по его заслугам.

• Во-вторых, в том, что люди мыслят слишком местячково. Фацзя стремились ликвидировать всякую автономию и всякое местное самоуправление, интегрируя их в государственный аппарат, правда, здесь им уже приходилось идти на некоторые компромиссы.

• В-третьих, в том, что люди верят во всякую чепуху. Фацзя стремились ликвидировать любую веру в сверхъестественное, правда, по нашим меркам, их представления о природе и человеке всё ещё содержали в себе некоторые элементы мистики, но это скорее издержки эпохи.

• В-четвёртых, что люди занимаются всякой ерундой. По мнению фацзя, основой всякого государства должна была быть экономика, а экономика тем ценнее, чем больше в ней задействован производящий труд. И тем ценнее она для государства, чем больше пользы этот труд может принести государству. Поэтому практики фацзя боролись с ремесленниками и торговцами, и старались, чтобы существовало, фактически, только четыре рода деятельности: обработка земли вместе с ирригацией рек, коей занимались крестьяне (их можно было проще всего обложить налогами), служба в армии, строительство крупных сооружений и, наконец, управление.

• Как следствие, пятое, фацзя боролись с любым инакомыслием. В тоже время, оно поощряло разнообразие в происхождении рода, если отдельные представители рода выполняли некоторую функцию в государстве. Так они поощряли миграцию из других государств тогдашнего Китая, и даже миграцию бывших кочевников, если те занимались пашкой земли.

Именно фацзя создали первую экономическую теорию, основывающуюся на принципе редкости – нечто является ценным лишь постольку, поскольку оно редко, и, поскольку же государственная власть является вещью уникальной (равно как и каждое материальное строение, возведённое ради государственной власти), то, следовательно она обладает наибольшей ценностью.

Царство Цинь, как практика правового позитивизма

Отдельного внимания заслуживает та антропология, которую продвигала эта школа. Вот некоторые примеры из работы Шан Яна “Книга правителя области Шан”:

Людям свойственно следующее: когда голодны, — стремиться к пище, когда утомлены, — стремиться к отдыху, когда тяжело и трудно,— стремиться к радостям; когда унижены, — стремиться к славе. Такова природа людей. Стремясь к выгоде, люди забывают о ли. стремясь к славе, теряют основные качества человека
Природа людей [такова]: при измерении каждый норовит захватить себе часть подлиннее, при взвешивании каждый норовит захватить себе часть потяжелее; при определении объема каждый норовит захватить себе часть побольше, Если просвещенный правитель умело разбирается во всех трех [проявлениях человеческой природы], он способен установить хорошее правление у себя в государстве, а люди смогут достичь того, к чему стремятся.
Наказания применяются для пресечения развращенности, а награды — для поддержания запретов. Позор и бесчестие, тяжкий труд и лишения — именно это и ненавидят люди; известность и слава, покой и наслаждение — именно к этому и стремятся люди. Поэтому в государстве, где наказания не вызывают ненависти, а ранги и жалования не вызывают стремлений получить их, налицо предзнаменование гибели государства. Если преступники будут избегать наказаний, то низкий люд станет порочным и развращенным и не будет страдать от наказаний, а это значит, что нарушители закона смогут избегать наказаний, обманывая того, кто стоит над народом, смогут извлекать выгоду, обманывая того, кто стоит над народом. Когда имеется не один путь к славе и почету, то благородные мужи будут добиваться славы, опираясь на влияние [со стороны].
Подобно тому как поток воды стремится лишь вниз, а не на четыре стороны, так и люди стремятся лишь к богатству.

Как видно, понимание человека, как существа, стремящегося к счастью, что в античной философии создавало соответствующую гедонистическую этику или этику эвдемонизма, в древней китайской мысли переходило в повод к тому, чтобы “перепахать” человека. Практика этого “перепахивания” достигла обширных масштабов. В третьем веке до нашей эры царство Цинь превратилось в милитаристическое государство, которое развернуло свои орудия против других китайских царств. За одиннадцать лет войн, царство Цинь во главе с Ин Чжэном захватило обширные пространства. На самом деле, случилось то, чего прежде не бывало никогда – именно царство Цинь, руководствуясь принципами фацзя, стало первым царством, объединившим весь Китая. А Ин Чжэн, соответственно, взял себе имя Шихуанди, что значило “император основатель”.

При нём поубивали огромное количество конфуцианцев, даосов и моистов (последователей Мо Цзы), а многообразную китайскую культуру унифицировали настолько, что именно при Шихуанди была введена единая для всех система иероглифов. Только устная речь разнилась (и разнится и до сих пор). При нём же начали строить Китайскую стену, и знаменитую гробницу самого императора с терракотовой армией, какую раскопали только в XX веке.

В общем, это было переломное время, но государство Цинь, фактически, обрушилось под собственным весом – многочисленные китайские чиновники, коим не нравились новые порядки, опираясь на крестьянство (дополнительно крестьяне были мотивированы ещё и тем, что в это время началось наводнение рек, хотя Шихуанди обещал, что наводнений больше не будет) подняли восстание незадолго после смерти Шихуанди. Сам же император ни то был отравлен, ни то, как сообщают китайские историки, сам отравился от того, что принимал ртуть (по иронии судьбы он полагал, что ртуть может дать ему бессмертие). На её месте появилось государство Хань (династия выходцев из крестьян); она просуществовала уже четыре века, и сформировала такой долгий пласт культуры, что и поныне китайцы называют себя ханьцами.

Тем не менее, империя Цинь была чем-то вроде пролетающей кометы – коротким, но крайне заметным событием в истории, когда вроде бы крайне автократические, крайне деспотические силы, однако, сыграли некоторую положительную роль – объединили Китай. Тем более, что объединение произошло под знаменем крайне нигилистической (как бы мы сейчас сказали) идеи, что в разрез идёт с представлением о том, что успешная политика всегда должна вестись нравственным образом. Сейчас мы знаем о фацзя и их взглядах исходя из работ самих представителей школы, например, работа Шана Яна “Книга правителя области Шан” и компиляция работ Хана Фэйцзы, помимо них – из работы китайского историка Сыма Цяня “Исторические записки”.

Макиавелли, в противовес фацзя, не считал государство или сохранение самодержавия самоцелью. В “Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия” он говорил о необходимости построения в объединённой Италии республиканского строя. Томас Гоббс писал в защиту суверена скорее исходя из политической конъюнктуры тогдашней Англии, а не исходя из своих личных убеждений. Позитивисты XIX века, как было сказано ранее, хоть и придерживались неотличимого по содержанию метода от фацзя в области права, тем не менее, делали диаметрально противоположные по отношению к древним китайцам выводы.

Мао Цзэдун – современный легист

И тем не менее, на сим история не заканчивается. В XX веке некий Мао Цзэдун (был такой) говорил о себе не только как о новом слове в марксизме, но и как об авторе возрождения китайского легизма. Эта сторона его политической мысли вообще мало ныне освещается, но, впрочем, даже и в старых советских фильмах про Китай, например, в “Маоизм – трагедия Китая” прямо говорится, что Мао Цзэдун взял себе в качестве примера для подражания именно Шихуанди. Сам Мао Цзэдун ссылался на Хана Фэйцзы, например, в работе “К вопросу о правильном разрешении противоречий внутри народа”, именно при Мао и Китайская стена (ранее давно забытая груда камней) и вообще период правления Шихуанди стал подаваться в положительной коннотации, сравнение же Мао и Шихуанди происходило особенно (и в положительном ключе) в период культурной революции, так как известно началась кампания по уничтожению особенностей культурного ландшафта разных китайских местностей, а равно как и борьба с враждебными Мао интеллигентами (среди которых, по совпадению, были и конфуцианцы). 

Ныне многие считают Мао глупым, недальновидным политиком, который проводил неудачные реформы. Но если посмотреть на него через оптику легистской политики, то, похоже, что все его действия укладываются в чёткую логику легизма, как концепции бесконечной войны государства против общества, априори признаваемого порочным. Мао Цзэдун даже создал теорию “бесконечной революции”, тем самым осмыслив эту концепцию. Ну в самом деле, война эта проходила в пять этапов – война с японскими интервентами, война с националистами в ходе гражданской войны и, после прихода к власти КПК – борьба с интеллигенцией (после окончания компании “ста цветов и ста школ”), борьба с крестьянством как с классом (в период “большого скачка”, обернувшимся самым массовым голодом) и, наконец, борьба с молодёжью, как потенциальными зачинщиками будущих беспорядков. В последнем случае Мао Цзэдун взял тактику “не можешь победить в лоб – возглавь” и устроил культурную революцию, какая уже распалась на целые подэтапы.

Таким образом Мао Цзэдун добился полной концентрации власти в своих силах, которая после перешла вообще к военному совету КПК (и продолжает у него оставаться и до сих пор). И что самое главное, ситуация никогда не выходила из под контроля – даже в то время, когда на пике культурной революции единственной издаваемой книгой для масс был “Цитатник” Мао, в Китае уже шло завершение разработки ядерного оружия и начались первые его испытания. Что говорит о том, что Мао Цзэдун вовсе не был глупцом, но циничным и умным политиком, строжайшим прагматиком.

Именно в новом, пост-маоистском Китае в 2002 году вышел фильм “Герой”, за авторством режиссёра Чжана Имоу, где уже окончательно сформировался образ царства Цинь в масскультуре. Всем рекомендовано посмотреть на этот фильм, хотя бы потому, что в нём впервые показана такая апологетика тирании и вообще милитаризма, за которую не стыдно. Малоизвестный блогер Роман Жарков в своём видео “Я так люблю свою страну, что обожаю государство!” ссылается на этот фильм как на примерный, показывающий суть государственной власти. Однако тем он лишь демонстрирует ограниченность своего мышления – так как показанная в фильме власть это власть в состоянии непримиримой войны государства и общества.

История говорит нам о том, что политическое будущее в основном стоит за прагматиками, но когда в политике остаются только прагматики, то политическое пространство начинает пожирать само себя. Именно поэтому обществу и необходимы черты индивидуальной нравственности (этики), пусть даже хотя бы это была этика утилитаризма. А значит необходимо и вовлечение масс в политику, соучастие в общественной жизни даже самого мелкого обывателя. В противном случае обывателю начинает казаться, что сама власть будто-бы наделена сверхчеловеческими силами, а реальная власть делегируется тиранам.