
Автор текста: Friedrich Hohenstaufen
Версия на украинском
Остальные авторские статьи можно прочитать здесь
Невероятная убогость книги Мюссе «Исповедь сына века» (1836), просто поражает. Нет, я признаю, что книга написана неплохо, язык ее написания очень поэтичен, в этом плане я бы поставил его даже выше, чем Виктора Гюго. А вступительная глава книги про «мировую скорбь» молодежи после падения Наполеона — выше всяких похвал. Но в остальном эта книга просто катастрофа. Я мог бы сравнить это произведение с более ранним «Адольфом» (1807-16) Констана, или с «Вертером» (1774) Гёте, и они действительно похожи, но это будет слишком долгим отступлением, поэтому не стану. Скажу только, что эта углубленная версия «Адольфа» и «Вертера» оказалась гораздо хуже обоих, хотя автор и пытался сгладить неприятные моменты. То, что я сейчас пишу, это не полная рецензия, не серьезный обзор, а только мое личное впечатление.
Суть этой книги в том, что Мюссе расстался после отношений с Жорж Санд, и поэтому возненавидел мир, женщин, и собственную жизнь (оттуда и его личный пессимизм). Произведение имеет по сути своей одну главную тему — что свсе женщины шлюхим. Но при этом, что парадоксально, роман считается своеобразным «прости» в адрес Санд. Несмотря на тематику, более важной идеей произведения является критика нравов современного мира. Главный герой (по сути протеже самого Мюссе) — человек отвратительный и беспринципный. Он прожигатель жизни и гедонист в самом плохом смысле слова, настолько плохом, что даже я сам, как эпикуреец, который счтиает пошлостью оправдывать Эпикура и лепить из него аскета, и всё равно даже для меня этот персонаж выглядит просто до нелепости ничтожным. Конечно герой пытается сопротивляться, и постоянно ловит себя на мыслях о том, как низко он падает, но падать от этого не перестает. По началу он ещё был якобы романтиком, верящим в вечные идеалы, в том числе идеалы любви, но измена его первой возлюбленной погрузила его во все тяжкие. Разгульная жизнь щеголя и «денди» навсегда испортила его характер, и даже последующая искупительная жизнь в деревне не смогла его излечить (хотя эффект все же временно произвела). Было бы плохо, если бы автор сделал этого героя отличнмы примером, это сделало бы книгу плохой, с идейно-философской точки зрения, уже только поэтому. Но ещё хуже то, что автор рисует такого гротескного персонажа, чтобы дать ему критику и удариться в другую крайность! При чем делает он это не искренне, потому что обрисовая персонажа и смакуя все его поступки в деталях, совсем не скажешь, что главный герой не нравится Мюссе.
Да, это очередное произведение, где города развращают, а деревни исцеляют. Это очередное нытье о том, что буржуазия — уродский класс общества, а его этика, эпикурейская по своей сути этика — хуже сатанизма. Спасти героя романа может только вера в какой-то светлый идеал. Это мог быть даже идеал коммунизма, но поскольку автор не был слишком радикален, то ему подошёл простой идеал Христа. Деревенская жизнь, дополненная правильно понятным христианством — вот ключ к спасению души (в этом плане Мюссе близок к Гюго). Но книга плоха не потому, что пропагандирует христианство и осуждает гедонизм. Это только главная фабула, причина проблемы. Книга плоха потому, что ее лирический герой, которому по логике вещей нужно пытаться сопереживать — маньяк, занимающийся психологическим террором над своей возлюбленной. Нам конечно пытаются сказать, что это все очень плохо, и что нельзя такого повторять, но суть произведения именно в том, чтобы погрузиться в этого персонажа и прочувствовать его. К тому же этого персонажа якобы оправдывает «болезнь века», та самая мрачная меланхолия, тот самый разнузданный гедонизм, который испортил якобы чистого душой героя-романтика. Да и автор рисует его скорее искренним идиотом, чем продуманной скотиной. Он пытается оправдывать его тем, что он чувствует «по настоящему». На деле же мы, к сожалению, видим продуманную скотину, нарочно издевающейся как над своей жертвой, так и над терпением читателя. Его резкие перепады настроения невозможно оценить иначе, как форму шизофрении. Но автор искренне не понимает, что нарисовал не просто испорченного персонажа, а натурального маньяка, и поэтому он пытается сказать, что это и есть «норма» чувственности, просто его герой ну совсем немного перегнул.
В общем, герой романа вроде и негативный, а вроде бы и не совсем. И кроме как следить за его мыслями и поступками нам не остается ничего. Другие герои там почти отсутствуют. Есть по-сути только возлюбленная жертва и друг-гедонист, как пример плохого влияния.

Эта книга даже чем-то напоминает мне римского писателя Ювенала. Он тоже был типичным сыном века, но много жаловался на нравы современников и восхвалял нравы дедов (как эталонный пример критики буржуазного мира Ювенала использует тот же Гюго). Точно также и Мюссе. Его герой, даже когда «грешит» — сам себя осуждает, а вместе с собой — всю эпоху. Его герой в конце книги даже обретет искупление, и вернется в лоно христианской веры. При том, что все 100% его поступков — всецело аморальны с какой стороны не посмотри. Как и Ювенал — он выглядит глубоко завравшимся лицемером. Как и Ювенал — он продвигает глубоко консервативную идеологию. Как и Ювенал — он бреется на щит «левыми» для критики буржуазии. И все это в очередной раз показывает глубокое родство левых и консерваторов.
Мюссе, кстати, был членом около-левого кружка, который возглавлял Гюго в 1830-е годы. В этом кружке также фигурируют такие персонажи как Александр Дюма и критик Сент-Бёв. Я даже провел минимальную разведку по обоим, и обнаружил, что эти писатели тоже вдохновлялись «Вертером» и «Адольфом», тоже писали драмы про отношения, где неуравновешенные лирические герои занимаются фигней и заканчивают самоубийством (или убийством девушки). При этом Дюма даже принимал участие в восстании 1832 года (те баррикады, которые описывались в «Отверженных» Гюго), а Сент-Бёв был близок к «идеологам», после чего стал сен-симонистом, и оставался левым до конца своей жизни. Казалось бы, это более радикальная, либеральная версия Мюссе. И плевать, что стиль и тематика произведений у них похожи, а герои безумные маньяки.
Но даже Сент-Бёв оказался открытым критиком эпикуреизма. Как и Гюго, он находился под влиянием христианского социализма Ламенне, но ещё и любил консервативный английский романтизм Вордстворта и Кольриджа, последний из которых вообще был популяризатором крайне консервативного анти-эпикурейского немецкого романтизма Шлегелей. Он поднимает имена Дидро, Кондильяка, Гельвеция, Гольбаха и т.д., и даже хвалит их! Но тут же осуждает за крайности. А таких деятелей как Ламетри он вообще стыдится. Слово эпикуреец он приводит преимущественно как синоним дурного человека, и тоже жалуется, что его век заражен этой «болезнью». Выход он точно также видит в правильно понятом христианстве. И это объединяет всех деятелей кружка «Сенакль», пускай Мюссе и либерал, Сент-Бёв прогрессист, а Гюго радикальный социалист: все равно они все оказываются христианскими социалистами, в той или иной мере, и все они винят Эпикура в торжестве буржуазии и падении нравов.
В конце 40-х Сент-Бёв пишет даже, что по существу, Шатобриан — «человек эпикурейских склонностей», «пресыщенный скептик». Вообще он один из немногих, кто критиковал Шатобриана и отказывал ему в исключительной важности для литературы Франции. Эту работу потом прочитал Маркс и полностью подписался под ней. То есть негативное отношение к кому-либо, в данном случае к Шатобриану, обязательно должно сопровождаться обвинениями в эпикуреизме. Вот несколько цитат Сент-Бёва:
- «Эпикуреизм, но эпикуреизм пламенный, страстный, не последовательный — такова слишком часто практическая религия нынешних литераторов, и каждый из нас — увы! — в этом так или иначе повинен».
- «Я был искренне рад, найдя в этом же сочинении суждение о Ламетри, свидетельствующее о том, что Дидро несколько позабыл, как видно, собственные крайности в области морали и философии и, более того, относится с отвращением и явным осуждением к материализму безнравственному, развратительному».
При этом, кстати, Сент-Бёв прямо называет Стендаля эпикурейцем, что и требовалось доказать, потому что мы уже писали об этом в отдельной статье. В этот период творчества он как раз не любит Стендаля (правда и Сорель, герой книги Стендаля, тот еще больной человек, прямо как у Мюссе и тусовки, так что в принципе они все мало отличаются друг от друга). И это мы ещё говорим про персонажа, который лично знаком с Дестютом де Траси, считал себя частью группы «идеологов», был прогрессистом левых взглядов и обратил внимание на философию Просвещения! Что же говорить тогда про Мюссе, который даже абстрактное Просвещение делает виновником нравственного падения Франции!
Если добавить сюда наши обзоры на философскую составляющую в творчестве Стендаля, Гюго и Эжена Сю, то можно сказать, что у нас уже почти готова статья про отношение к Эпикуру во французском романтизме.