Книга «Суеверие и наука» (1855) стала одной из ключевых в биографии Фогта, но её название даже трудно перевести на русский. Вообще она называется «Köhlerglaube und Wissenschaft», и это первое слово означает «вера в древесный уголь», или «вера угольщиков», как бы подразумевая некоего обывателя простака из рабочего класса. Но по смыслу этот термин означает скорее суеверие, и используется он именно так. Хотя встречается также перевод «Слепая вера и наука». В общем, книга эта начинается с огромного предисловия, видимо это уже переиздание, в котором Фогт пространно отвечает своим критикам. Основная идея действительно выглядит так, как её рисуют в западных статьях про эту книгу и «споре про материализме» — главной жертвой Фогта стал доктор Рудольф Вагнер, который стал требовать «двойной бухгалтерии», т.е. чтобы выводы науки не смешивались с выводами религии и жили в параллельных мирах. Этот спор Фогта и Вагнера начался ещё в 1851 году, но своего апогея достиг на 31-м совещании естествоиспытателей в Геттингене, где летом 1854 года Вагнер открыто напал на Фогта со своими религиозными нравоучениями. Это событие послужит спусковым крючком для бурной общественной полемики, в результате которой Бюхнер напишет свою «Силу и материю» (1855). Но кроме Вагнера на Фогта нападает ещё много других людей, и самое комичное тут, что один из них, путешественник Шютц, в пух и прах разбивает теории Фогта про расизм (они видны уже в книге 1855 года). Показывает что Фогт на слово верит натуралистам, которых даже не было в Южной Америке, и что сам Шютц видел много того, что в книгах Фогта было названо невозможным. Но главное — Шютц уверен, что люди попали в Америку путем миграций из Азии, а Фогт, основываясь на том, что у коренных американцев черепа отличаются от азиатов — делает вывод об их происхождении от каких-то местных обезьян Америки. Миграции якобы невозможны. Шютц приводит массу разумных доводов, в том числе и заселение отдаленных островов Океании. Но Фогт так хочет спасти теорию, что все расы это разные виды, что просто нагло игнорирует это и ссылается на то, что путешественник — это вам не ученый, и его «на глазок» не может считаться серьезным анализом. Приведу только один пример из многих, как Шютц просто издевательски разматывает Фогта:

В Северной Америке также наблюдаются значительные различия, хотя и не столь значительные, как во внутренних областях Южной Америки; делавары, шони, чиппева сильно отличаются от команчей, которые уже весьма близки к монголам, но особенно — апачи, которых я видел в Соноре, и я убежден, что если бы я прикрепил апачу косу, одел его в китайский костюм и представил господину Фогту, он бы доказал на его черепе и теле несомненный и совершенно отличный от всех других рас монголоидный тип и, по своему обыкновению, вывел бы из этого самые убедительные доказательства против бессмертия души, против собственности, семьи и прочего.

Не некоторые аргументы Шютца реально слабы, и Фогт за это хватается. Например тот буквально считает, что Ацтеки могли создать более развитую культуру, потому что это мигрировавшие китайцы (уже как китайцы, с цивилизацией Китая), на что Фогт отвечает самыми разными способами, но главным делает то, что очень странно, что китайцы настолько забыли свой язык, что в языке ацетеков от китайского ни следа. Но это только маленькая часть из огромного предисловия ко второму изданию книги, где Фогт отвечает на возражения оппонентов. Перейдем лучше к самой книге.

Историческое и личное

Книга Фогта разделена на две части, и первая из них называется «Историческое и личное», где Фогт, в принципе справедливо, обвиняет Рудольфа Вагнера в том, что это именно он начал эту войну, и первым начал ни с того ни с сего обвинять Фогта в материализме, безнравственности и т.д. по списку, переходя к личным оскорблениям. Правда Фогт намерен поступить зеркально, и накопать на Вагнера компромата, который покажет его вторичным ученым и заядлым плагиатором. Попутно, конечно, уже с самого начала бросая фразы в пользу материализма:

Господину Рудольфу Вагнеру в Гёттингене не дает покоя. Он считает, что унаследовал от покойного Радовица миссию вести слабый остаток верующих в науке в борьбу против постоянно нарастающего материализма.
…
Куда бы ни взглянул господин Вагнер среди своих коллег, он находит лишь громкое или молчаливое осуждение; он сам вынужден признать, что среди естествоиспытателей, и особенно среди физиологов, материалистические взгляды все больше распространяются и укрепляются, что вера в субстанциальную, бессмертную душу все более исчезает и что растворение психологии в естественных науках — следующий шаг будущего.

Помимо вторичности и плагиата, Фогт обвиняет Вагнера в том, что тот в 1848 году примазывался к революции и толкал пафосные речи, хотя сам никак в революции не участвовал. Вагнер — консерватор до мозга костей, попытался и здесь сорвать немного преференций, примазываясь к теме. Он показывает на примере как Вагнера, так и других консерваторов, как после весьма безобидных выступлений разных либералов, в т.ч. Молешотта, обычно в ответ раздавались крики, будто несогласие с консервативной моралью отдельного профессора это посягательство на саму Истину, разделяемую решительно всеми существами Вселенной. Примеры ЧСВ Вагнера действительно на высоте. Ну и на счет плагиата, например, упоминается открытие неких телец, которые Вагнер долго тиражировал для внутренней публики как свое достижение, но потом, когда они вошли в научный обиход, и не назвали «тельца Вагнера». А почему? Потому что не он их открыл:

Какое ангельское сердце должен иметь господин Вагнер, что он не требует хотя бы свою половину, что он не обвиняет своих двух коллег хотя бы в литературном воровстве, раз уж «дискредитация наблюдений других заранее» казалась ему «этическим заблуждением»! Но успокойтесь! Несмотря на категорическое «мы» в «Allgemeine Zeitung», господин Вагнер не станет поднимать претензий по этому поводу, и люди продолжат, не совершая греха против первооткрывателя Вагнера, называть тельца «тельцами Майснера», а господина Майснера — «первооткрывателем осязательных телец». Но через эти названия станет ясно, кто на самом деле первым нашел эти тельца и кто, подобно истинному шарлатану, вышел на подмостки большой публичности с их открытием, разыгрывая там представление, будто семь печатей с гробницы Соломона были сняты. Называя господина Майснера первооткрывателем осязательных телец, а тельца — тельцами Майснера, Зибольд и Кёлликер лишь отдают кесарю кесарево, а шарлатану — шарлатаново.

Дальше Фогт показывает, как однажды бредни Вагнера привели его к выводу, что душа имеет способность делиться как минимум надвое, и поэтому отец и мать дают ребенку по половинке своих душ и т.д. и т.п. На что Фогт справедливо указал, что это глубочайшая ересь даже с точки зрения религии, а с точки зрения физиологии достаточно и естественнонаучных объяснений. Но над тем, что душа может делиться, Фогт ещё долго измывается. Вагнер на это ответил угрозами, обвинил Фогта в тупости, мол деление души широко обсуждаемая в философии тема, и напомнил про цитату про мышление, как желчь и мочу. Кому тут ещё стыдиться, мол, за свои писания! Вагнер хватается за эту соломинку и долго доказывает, что все умные люди на планете согласны с доказательствами существования души и её бессмертия и т.д. и т.п., попутно он говорит, что Фогт защищает френологию (это не так), и ему стоило бы применить ее к себе, чтобы увидеть дебила. Ну и отдельно он ужаснулся детерминизму Фога, который отрицает реальность свободной воли. Короче говоря, по Вагнеру — Фогт реально баран, и его мышление действительно напоминает мочу.

Но защищая вечность души, Вагнер дал достаточно поводов для иронии самого Фогта. Например, он признает, что делимость души обсуждали отцы церкви когда-то давно, но ведь это ничего не доказывает:

Господин Вагнер мог бы с таким же успехом указать мне на то, что в старых рыцарских сказаниях люди разрубались пополам мощным ударом меча, и эти половины продолжали весело сражаться. Для меня чушь есть чушь, откуда бы она ни исходила.
…
Коротко говоря, я утверждал, что душевные деятельности — лишь функции мозга; что независимой души не существует; что, если предположить существование такой души, ее делимость — это вздор; что физиологические письма господина Р. Вагнера — жалкое творение, написанное к позору немецкой науки. Опроверг ли господин Р. Вагнер хоть одно из этих утверждений или хотя бы поколебал их?

Он привел и выступление Вагнера перед собранием из 500 ученых Гёттингена, где тот прочитал проповедь и сделал вердикт науке, что она не способна судить о вопросах религии. Описал также и реакцию сторонних наблюдателей, которые были в настоящем шоке от того, что на съезде по последним достижениям физиологии Вагнер решил зачитать проповедь, а не то, что от него ожидалось. Но есть и слабые места у Фогта: например, он клятвенно заверяет, что ученые прям аж плевать с высокой колокольни хотели на принцип полезности (т.е. Фогт косвенно осудил утилитаризм), и все делают только ради истины. В основном же Фогт критикует Вагнера скорее ссылкой на общий научный консенсус, чем по существу. Мол никто из ученых Вагнера открыто не поддержал, а значит он не прав автоматически. В метафизические споры Фогт вдаваться даже не собирается:

Читатель сможет составить представление о духовном течении и общем понимании этого вопроса среди естествоиспытателей с точки зрения современного состояния знаний, особенно если учтет, что из 500 присутствующих не раздалось ни единого голоса в поддержку спиритуалистического направления, которое в начале было заявлено с таким великим самомнением. Хотя среди присутствующих были значительные имена и давно зарекомендовавшие себя исследователи с основательной философской подготовкой.

Поэтому с содержательной точки зрения книга «Суеверие и наука» не особо полезна, здесь нет какой-то разветвленной аргументации. Во всей первой части мы увидим только кучу писем Вагнера, Фогта и пары тройки других ученых, которые бесконечно обвиняют друг друга.

Научные расхождения

Вторая часть книги называется «Научное», и по идее должна быть намного содержательнее. И да, уже здесь, в книге 1855 года, Фогт выступает как расист, и носится со своей теорией рас, как разных подвидов Homo. Но здесь ещё лучше, чем в «Лекциях о человеке» видна мотивация Фогта. И эта мотивация, как ни странно — антирелигиозная. Если все люди это строго один вид от одного общего предка, то этот предок отлично согласуется с библейским Адамом. И это не просто догадка Фогта, эту теорию именно так уже тогда использовали верующие. Если бы оказалось, что каждая раса имеет независимое друг от друга происхождение, тогда история про Адама и Еву была в уничтожена с треском.

Научные разногласия, существующие между господином Вагнером и мной, касаются двух пунктов, которые я намерен обсудить здесь в том же порядке, в каком их рассматривал сам господин Вагнер. Один вопрос касается происхождения человечества от одной пары, другой — существования особенной индивидуальной бессмертной души.

Фогт весьма остроумно доказывает, на основании палеоантропологии, что если наш первопредок действительно был Адамом, то этот «Адам был кривозубым, то есть человеком, более близким к типу обезьяны». А утверждение Вагнера, что идеальная, ныне не отыскиваемая человеческая праформа, от которой должны происходить все расы, ближе всего к индоевропейской расе, полностью опровергается фактами. Но сам Фогт, как уже говорилось, даже не верит, что Адам существовал, т.е. что все расы относятся к одному виду. Это здесь он проговаривает о невозможности заселения Америки из Азии, за что подвергался нападкам, от которых отбивался в предисловии.

Конечно, это раздражает, из уважения к патриархам, если приходится представлять Адама, например, в образе бушмена или дикаря с Новой Голландии, а Еву — в образе готтентотской Венеры!

Пропустим этот момент, как малозначимый. Фогт здесь защищает бредни, но Вагнер использует адекватные аргументы не совсем адекватно, и с теологической целью. Тут скорее 1:1 в плане тупости. Лучше перейти к разделу с бессмертием души. В начале Фогт сталкивает две позиции напрямую:

• Я утверждаю, что весьма сложный аппарат нервных центров обладает некоторыми весьма разнообразными функциями, которые, однако, связаны в единое целое единством органа и которые так же свойственны ему, как и специфические функции, принадлежащие всякому другому органу, которые мы называем общим названием психической деятельности и существование которых прекращается вместе с существованием органа.
• Г-н Вагнер утверждает существование индивидуальной бессмертной души, особой невесомой и невидимой душевной субстанции, которая более тесно связана с мозгом, чем с остальным телом, которая использует этот аппарат как инструмент, и после его разрушения попадает в какое-то место, где она ожидает нового поручения посредством нового аппарата.

  Различие между двумя взглядами основано на том факте, что г-н Вагнер постулирует существо, которое не может быть доказано никакими чувственными средствами, знание которого происходит иным образом, чем все другие чувственные знания, которые находятся вне органа и связаны с ним только временно, тогда как мы рассматриваем функцию как необходимое свойство органа.

Однако увы, дальше нам показывают очень примитивные аргументы со ссылками на Библию, с описанием бестелесной души, и Фогт довольно просто и банально всё это отвергает. Приводить примеры тут даже нет смысла. Из интересного разве что можно выделить психологию Вагнера. Как и современные мракобесы, он схватился за самую необыкновенную ноу-хау гипотезу своего времени и начал связывать душевные свойства со светоносным эфиром. Фогт уже тогда смеется над этим, как над современными любителями хвататься за образы из фильма «Матрица» или любителями аргументировать бред через «квантовые поля». Но Фогт, все таки, принимает тут эстафету и представляет что душа «эфирна». Из этого возникает много теологических трудностей. Ведь по теории эфира — он разлит во вселенной везде и всюду! Когда душа выходит из тела, то она тут же должна наткнуться на сплошной эфир, и либо раствориться в нем, либо застыть на месте. Даже по теории самого Вагнера, без телесной оболочки душа теряет некоторые свои смертные свойства, без которых вообще тяжело себе представить, как существует душа в отдельном виде.

Г-н Вагнер представляет себе место, где души, лишенные всей видимой физической материи, собираются и ждут, пока не вернутся и не получат новую одежду. Бедняги! Из-за этого ожидания время не покажется им долгим. Они, вероятно, не смогут ничего чувствовать — у них нет для этого материальных органов; Они также не способны проявлять какую-либо активность – у них отсутствует необходимый для этого физический материал; У них не останется ничего, кроме сознания своего существования, которое и составляет сущность их индивидуальности. Быть в сознании — ничего не чувствовать — не иметь возможности ничего делать — какая ужасная судьба и на какой долгий период времени!
…
Все эти души должны быть индивидуально определены, поскольку если бы они слились в единую душу или эфирную массу, их единственный характер, представление об индивидуальности и сознание индивидуальности были бы полностью утеряны. Представьте себе это лоно Авраамово, эту оружейную комнату душ, эту патриархальную оружейную комнату, в которой эти триллионы и триллионы душ умерших людей в бесконечной скуке ждут нового одеяния! Они не могут знать, что происходит вне их, они не могут петь Аллилуйя или восхищаться славой Божией, они вообще не могут проявлять себя, потому что у них нет мозговых клавиатур, на которых они могли бы играть! Они лишены всякой физической материи, и, по собственному признанию г-на Вагнера, душа не может быть восприимчива ни к чему, что не приходит к ней посредством взаимодействия нервных волокон и ганглиозных клеток, точно так же, как она не может развить никаких проявлений своей деятельности без сотрудничества этих клеток и волокон. И вот эти бедные души сидят, бесчувственные и бездеятельные, на месте встречи и ждут.

Здесь повторяется в деталях то, как Вагнер доказывал делимость души, и множество всяких подобных идей. Фогт шутит и про миллионы убитых душ неиспользованных сперматозоидов, и что по принципу «вечности» все эти сперматозоиды всё ещё существуют, как души. В общем, все крутится вокруг одной и той же темы. Но ближе к концу книги Фогт пытается вскрыть психологические основания такого необычного, как для ученого-физиолога, поведения Вагнера, показать основания религии в представлениях о справедливости и т.д. Т.е. показывает моральную концепцию верующего человека, и конечно же в мрачных тонах. Так Фогт постепенно подходит к концу этой книги, который настолько хорош, что я приведу его дальше почти (с небольшими вырезанными фрагментами, которые водой разбавляют суть) полностью.

В общем, Фогт заканчивает книгу очень пафосно. Он противопоставляет «страшный суд» Вагнера, т.е. идею награды и наказания в загробной жизни — живой этике, вытекающей из природы человека как социального существа. Он завершает трактат утверждением, что истинный моральный порядок можно и нужно строить без религии и без бессмертной души — на основе знания, равенства и справедливости, доступных здесь и сейчас. И после всего этого, приводит фразу Вирхова, суть которой совпадает с концовкой книги Бюхнера «Сила и материя»: что нет нужды бояться истины, даже если мы думаем, что она может расшатать нашу нынешнюю этику. Истина никогда не может быть хуже заблуждений. Но цитата самого Вирхова выглядит блекло, поэтому её я тоже обрезал. Итак, концовка книги Фогта:

Мы утверждаем, что свойство, которое развивается и деградирует в соответствии с материальным субстратом и страдает вместе с ним, также погибает вместе с этим субстратом; следовательно, духовные функции, которые развиваются, страдают и деградируют в соответствии с мозгом, должны погибнуть вместе с мозгом.

Опровергни это, кто может!

Позвольте нам напоследок сказать несколько слов о выводах, которые неизбежно вытекают из исследований физиологии. Господин Вагнер нарисовал в своей патетической возвышенности поистине бесконечно смешную картину «механических аппаратов, бродящих на двух руках и ногах», которые «в конце концов с треском рушатся друг на друга, как мертвые скелеты, разлагаются на химические атомы, которые вновь собираются в человеческие формы, чтобы начать заново старый бессмысленный круговорот, подобный танцу безумцев в доме умалишенных, без будущего, без разгадки тайн, связанных с нашим происхождением и существованием, без нравственной основы, без веры в моральный миропорядок, без надежды на справедливый суд над тем, что отдельные люди думали или делали, добром или злом, без веры в когда-либо гармоничное правление в царстве духовных событий».

По словам Вагнера, «все те великие и серьезные мысли, которые глубочайшие философские и исторические исследователи усмотрели в движениях человеческого духа и их выражении, мировой истории», оказались бы тщетными при принятии наших взглядов. Однако я ошибаюсь. Господину Вагнеру нужны эти великие мысли мировой истории, чтобы с пустым пафосом выступать против нас и собравшихся в Гёттингене естествоиспытателей; но в следующий же момент он должен отбросить их, чтобы не поколебать другие догматы веры. «История человечества, продукт действий миллионов индивидов, лишь в малой части являет нам твердый закономерный ход явлений. Тысячи феноменов, поступков кажутся совершенно бессмысленными без внеземного уравнивания. Здесь все указывает на будущее разрешение противоречий и неизбежно приводит нас к учению о будущем суде и воздаянии. Весь моральный миропорядок без такого допущения стал бы полным вздором». Чтобы сделать вероятным последний суд, господину Вагнеру нужна бессмысленность мировой истории; чтобы доказать существование бессмертной души, он в том же дыхании требует, чтобы мы вместе с ним верили в глубокий смысл и закономерность мировой истории. Так что каждый может придерживаться чего угодно — в любом случае он окажется либо в согласии, либо в противоречии с господином Вагнером.

…

Все размышления господина Вагнера, все его творчество и стремления опираются на мрачную основу воздаяния, на этот единственный спасительный якорь всех тех ханжеских тенденций, которые мы в нынешнее время видим возникающими с такой упорной энергией. Существование бессмертной души для господина Вагнера — не результат исследования или размышления, а необходимое условие всего здания мести, которое этот фанатик для себя воздвиг. Ему нужна бессмертная душа, чтобы после смерти человека мучить и наказывать ее; ему нужен такой объект, на котором могла бы насытиться ненависть, присущая его религии; ему нужна такая душа, чтобы тем, кто в истории находит бессмыслицу и в нынешнем моральном миропорядке видит против него нелепое, он мог обещать уравнивание или разрешение в предполагаемом загробном мире; вот в чем суть! Поскольку господин Вагнер, чтобы удовлетворить всем постулатам своей веры, не может обойтись без бессмертной души, он по необходимости вносит ее в науку и пытается там ее узаконить. Чтобы можно было провести суд, душа должна быть отделена от тела, должна обладать индивидуальной самостоятельностью, переживать тело, иметь вечную жизнь; эта самостоятельность должна сохраняться у души несмотря на все изменения тела, чтобы можно было вывести из этого будущую ответственность за мысли и поступки; чтобы поддержать нынешний «моральный миропорядок», который и без того шаток, существование души, ее бессмертие*), ее жизнь после смерти, ее независимость от тела должны отстаиваться любой ценой. Наука, ничего не знающая об этом постулате, не может найти душу — тогда заявляют, что не ей, не разуму, а вере дано совершить эту находку, вере, которой могут владеть только привилегированные и одаренные. Но поскольку среди «нехристианских масс» вера значит мало, наука — много, а разум — все, то пытаются вновь вернуться на утраченные позиции и спасти душу, а вместе с ней принцип мести, по крайней мере утверждая, что физиология, хотя и не может ничего сказать в пользу этого, по крайней мере не противоречит такому предположению.

Мы пошли иным путем. Придерживаясь принципа всех точных наук, что гипотезы можно вводить только тогда, когда факты не допускают иного объяснения; придерживаясь принципа, что мышление не может идти дальше познания, мы приняли это познание таким, каково оно есть, и вывели из него те заключения, которые напрашиваются, не заботясь о каком-либо постулате, который мог бы быть навязан извне. Мы установили, что функция и орган зависят друг от друга и так же неразрывно связаны, как сила и материя; что в момент, когда орган прекращает существование, его функция завершается и не может продолжаться. И это следование фактам неизбежно привело нас к выводу: функция зависит также от материального состояния органа и претерпевает изменения вместе с ним; следовательно, мысли, взгляды и поступки, как функции центральной нервной системы, должны зависеть от изначального строения, развития, питания и обмена веществ этого органа; таким образом, свободная воля в том смысле, как ее обычно понимают и как господин Вагнер безусловно нуждается в ней для своей теории мести, не существует, а все функции мозга существенно определяются способом питания органа и зависят от него. Господин Вагнер извергает огонь и пламя, заявляя, что этим взглядом уничтожаются вся мораль, весь моральный миропорядок, короче, все, и что это приведет к ужасающему состоянию на Земле, из которого не видно выхода. Даже если бы это был конечный вывод из нашего взгляда, мы бы и тогда безбоязненно его высказали, ибо не знаем никаких соображений, которые могли бы заставить нас вносить в науку нечто иное, кроме того, что мы в ней находим.

…

Мы нигде не нашли ни единого слова, которым господин Вагнер мог бы обозначить как ошибочные или нелогичные выводы, которые мы сделали на основе нашего познания фактов. Он лишь охарактеризовал их криками о государственной опасности, всеми этими фанатичными вспышками гнева и ярости, которые, по правде, волнуют нас так же мало, как его признание наших способностей. Этот вопль о моральном миропорядке совершенно аналогичен стенаниям извозчиков по поводу железных дорог, причитаниям производителей трута по поводу спичек. Поскольку же наши выводы нисколько не затронуты, нет необходимости здесь вновь их развивать и подробно излагать. Не каждый находит удовольствие в размышлениях над такими вещами; еще меньше тех, кто любит громко провозглашать то, к чему они пришли в своем сердце. Но право развивать наши мысли на основе фактов и оглашать результаты этих умственных операций мы отстаиваем тем громче, чем охотнее противник хотел бы нас этого лишить.

Последствия, которые господин Вагнер так устрашающе расписывает, не пугают ни нас, ни какого-либо беспристрастного человека. Ибо та же наука, которая доказывает, что существование человека — лишь временное явление, за которым не следует иная жизнь, та же наука возвещает нам, что человек — существо общественное, которое может существовать только в своей среде и с обществом. Вместо той мрачной мести, которая после краткой и тягостной жизни должна быть осуществлена существом, стоящим вне мира и вне человека, мы ставим живое осознание, развитие и воспитание того чувства общности, которое возглашает, что все люди равны, равноправны в каждом наслаждении, которое может предложить им жизнь; вместо того морального миропорядка, который основан лишь на страхе перед наказанием, на трепете перед невидимым трибуналом, мы ставим осознание, что ни один человек не вправе требовать для себя привилегий, которых он не готов в полной мере предоставить своему ближнему. Там, где фанатик видит грешное, подлежащее наказанию чудовище, мы видим ближнего, которого несовершенная организация, болезненное развитие, недостаточное питание и метаморфозы мозга привели к поступкам, которые мы рассматриваем как симптомы болезни, и которым стремимся принести облегчение и исцеление; там, где ревнитель морального миропорядка видит провиденциальное вмешательство, мы находим естественные последствия естественных условий, перед которыми мы либо должны склониться, либо которые стремимся преодолеть; там, где исполнитель завещания и наследник тенденций Радовица видит величайшую угрозу своему моральному миропорядку, основанному на неравноправии людей, господстве одних, угнетении других, уравнивании и разрешении противоречий в будущей жизни, мы видим гарантии общественного порядка, который должен основываться на равноправии всех людей, на равной свободе всех, на создании наибольшего возможного земного счастья для всех. Наше моральное и эстетическое чувство, которое мы считаем по меньшей мере равным чувству наших противников, чувствует себя удовлетворенным этими основаниями так же, как оно оскорблено основаниями морального миропорядка наших противников.