Обычно Людвига Бюхнера считают «вульгарным» материалистом и даже социал-дарвинистом. Из его самой знаменитой книги «Сила и материя», правда, можно без труда заметить, что он не так уж вульгарен, как это принято, и похож на Фридриха Энгельса или Эрнста Геккеля даже больше, чем можно было бы от него ожидать. Конечно, там мы увидели и множество примеров расизма, которые можно найти и в других книгах Бюхнера, и явное одобрение самого дарвинизма. Но в целом, даже в его естественнонаучных книгах встречаются вполне политические высказывания, из которых косвенно легко сделать вывод, что сам Бюхнер — лево-либрал, республиканец, прогрессист, и в общем-то довольно далеко от всяких консервативно-правых взглядов, даже несмотря на его расизм. Но в принципе это не значит, что он не может быть социал-дарвинистом. К счастью, есть одна книга, которую Бюхнер почти полностью посвятил общественно-экономическим вопросам, с очень говорящим названием — «Дарвинизм и социализм», написанная им в 1894 году. И начинает он свою книгу вообще прямо как социалист, смотрите сами:

Состояние человеческого общества в прошедшем и настоящем представляет собой в глазах друга человечества мало утешительную во многих отношениях картину. Она являет нам громадные контрасты высшего счастья и глубочайшего бедствия. Безграничная бедность рядом с безграничным богатством, безграничная мощь рядом с безграничной слабостью, безграничное изобилие рядом с безграничным недостатком, чрезмерная работа рядом с ничего-неделанием и лентяйничеством, политическая свобода рядом с экономическим рабством, баснословное знание рядом с глубочайшим невежеством, прекрасное всех видов рядом с безобразным и отталкивающим, высший полъем человеческого бытия и сил рядом с их глубочайшим упадком, тупое суеверие рядом с высшей свободой духа — вот характер того общества, которое, по-видимому, стремится ещё превзойти по силе этих контрастов наихудшие прошлые времена политического гнета и рабства.
<…>
Ежедневно видим мы людей, быстро или медленно гибнущих от недостатка самого необходимого для жизни, тогда как рядом с ними лучше обставленная часть общества задыхается от избытка и довольства…
<…>
Статистика обнаружила грустный факт, что средняя продолжительность жизни бедных составляет едва немного больше половины продолжительности жизни богатых. Итак, бедняк, просто в силу факта своей бедности, лишается не только наслаждения жизнью, но и самой жизни.
<…>
Это неравное распределение распространяется не только на материальную, но также и на духовную пищу. Сколько талантов и гениев должны тянуть ежедневную лямку, потому что счастье не улыбнулось им при рождении, тогда как часто самые ограниченные головы важно восседают на вершинах власти и учености. Как раз самая совершенная умственная работа вознаграждается обыкновенно хуже всего. Философы и поэты обыкновенно прирожденные пролетарии и лишь после смерти достигают тех почестей, которые подобали им при жизни.

И действительно, переходя к дарвинизму (который за всю книгу упоминается на самом деле всего несколько раз и не имеет для содержания особого значения), Бюхнер утверждает, что в животном мире и в человеческом научный принцип естественного отбора работает по разному, главным образом потому, что в человеческом мире есть много не-биологических, общественно-социальных факторов. Уже хотя бы поэтому сравнивать человеческое общество с животным миром не правильно, говорит ярый биологизатор Бюхнер. Правда он это рисует скорее в форме критики сословного общества и наследственных привилегий. Мол если бы не все эти искусственные барьеры, тогда бы социал-дарвинизм в животной его форме работал бы лучше и для людей. Рынок порешал бы, кто действительно самый достойный (правда уже даже здесь Бюхнер оценивает степень достойности не просто физической силой, а и нравственными добродетелями, где честный человек заслуживает большего, чем бесчестный и т.д.). К этой теме он ещё вернется, правда она выглядит совсем не так, как об этом можно подумать. 

Совсем другой вид принимает эта борьба у человека, вследствие его социального строя; уже появляясь на свет, он находит все хорошие места за житейской трапезой занятыми и, если ему не приходит на помощь рождение, богатство, ранг и т.д., с самого начала бывает присужден расходовать свои силы и свою жизнь на пользу тех, кто владеет собственностью, и кому это владение гарантировано обществом. Поэтому здесь побеждает не всегда лучший, но самый богатый, не самый дельный, а самый могущественный, не самый способный или прилежный, а имеющий преимущества, благодаря своему социальному положению, не самый умный, а самый лукавый, не самый честный, а тот, кто имеет в своих руках различные средства политической и социальной эксплуатации и умеет хитрее воспользоваться ими.

Только полу-намеком можно заподозрить здесь рыночного фундаменталиста, на самом деле это далеко от истины. Дальше продолжается невероятно длинная песня социализму и критика капиталистического мира. Он разделил борьбу за существование человека на два типа: (1) против природы, (2) против себе подобных. И чем серьезнее успехи человечества в первой сфере, тем хуже становятся дела во второй. Так устроен, к сожалению, капитализм. И ему пора искать замену. Здесь Бюхнер на удивление (и к сожалению) беспощадно материт последними оскорблениями «эгоизм» и «общественный эгоизм», которые делают индивидов прям таки беспощадными и безжалостными животными. Хотя он «прощает» это человеку, но только потому, что такова наша природа (этика и мораль детерминизма), но осуждает при этом он все равно жутко. Индивидуализм привел к войне всех против всех и вредит общественному целому. Он буквально морализирует в духе марксиста стоика-консерватора, так жестко критикуя капитализм, что не каждый коммунист в состоянии будет это повторить.

Конечно, немногие осмелятся серьезно отрицать, что подобное состояние общества сопровождается огромным экономическим и моральным ущербом. С одной стороны бедность, нищета и недостаток воспитания и образования порождает большую часть преступлений против государства и общества, тогда как с другой стороны чрезмерное богатство влечет за собой праздность и всякие пороки; вследствие этого государство и общество принуждены содержать дорого стоящий суд со всеми его отвратительными придатками и столь же дорого стоящие благотворительные учреждения. В моральном отношении всеобщая конкуренция порождает безобразные страсти, каковы: зависть, ненависть, безжалостность, любостяжание, жестокосердие, страсть к взаимному преследованию вместо взаимной любви и поддержки. Каждый думает и действует только для себя и ради своей собственной выгоды, потому что знает, что в случае нужды никто за него не вступится, что он не найдет опоры в обществе. В правильно организованном обществе прибыль одного должна бы в то же время быть общей прибылью и обратно, и девизом его должно бы быть: «один за всех и все за одного», тогда как теперь происходит обыкновенно противное. Наибольшую прибыль доставляет нам одно из самых печальных явлений, т.е. смерть тех, кого мы сильней всего любили в жизни, так как мы получаем после них наследство. Архитектор и все занятые при постройке рабочие должны радоваться, когда рушатся или сгараживают дома; врач должен радоваться большему количеству болезней; адвокат питается процессами, лишающими его сограждан спокойствия и имущества; судья должен находить удовольствие в крупных уголовных процессах; офицеры должны радоваться, когда разражается война, это величайшее бедствие, какое только может постичь человека, так как они ожидают от нее повышений; трактирщик или продавец спиртных напитков должен радоваться, когда усиливается пьянство; все ремесленники и производители должны радоваться, если приготовленные ими предметы очень скоро приходят в негодность; буре или граду, несмотря на причиняемый этими явлениями природы убыток, рад стекольщик или страховой агент, как и вообще почти все, что приносит одному вред, дает другому заработок.
<…>
К этому надо ещё прибавить деморализующий характер самой работы, которая производится обыкновенно не ради общего блага, а вследствие стесненных обстоятельств. Современный работник такой же раб, как и в былые времена, с той лишь разницей, что не плеть господина, а плеть голода ставит его в зависимость от его работодателя. Но этот работодатель сам в свою очередь раб — раб капитала, конкуренции, застоя в делах, забастовок, убытков, и бывает часто в гораздо худшем положении, чем оплачиваемый им рабочий.

Экономические взгляды Бюхнера: Джорджизм

И сразу после такой яркой моральной отповеди капитализму, от которого уже казалось бы не осталось и камня на камне, прямо через запятую Бюхнер переходит к экономической критике капитализма:

Тогда как земля производит столько питательных веществ, что ими с избытком могло бы продовольствоваться все живущее человечество, а при более правильном, руководимом общими принципами ведении хозяйства она могла бы производить ещё гораздо больше, и тогда как национальное благосостояние и накопление колоссальных богатств в отдельных руках достигают никогда невиданной высоты, мы беспрестанно среди этого избытка должны быть свидетелями уже описанных сцен голода, лишений, незаслуженных болезней и преждевременной смерти.

И так далее; это даже не полные цитаты, потому что списки ужасов капитализма он делает на удивление длинными. В противовес всему этому Бюхнер кратко описывает аргументы, которыми обычно на это возражают всякие правые мыслители, про утопичность, про извечность неравенства, малую пользу от раскулачивания в пересчете на душу населения бедняков, плюсы конкуренции для роста экономики и т.д. Но даже при том, что и они тоже убеждают Бюхнера, из двух одинаково убедительных наборов аргументации он все таки предпочитает социалистическую.

На это тем более трудно ответить, что до сих пор все бесчисленные попытки и проекты разрешения социального вопроса оказывались безуспешными. Но это не должно отпугивать друга человечества от постоянной мысли о средствах помощи. Надо помочь, а главное — можно помочь.

Но несмотря на всю эту жестчайшую критику капитализма, Бюхнер заявляет, что рабочим надо срочно помогать не только из чувства гуманизма, но также из страха перед грядущей революцией. Он предсказывает, что если ничего не сделать сейчас, то рабочие сами снесут этот порядок, и установят что-то совершенно дикое, занимаясь массовым террором. Давить протесты рабочих силой он считает контр-продуктивной мерой, ибо это только переносит неизбежный взрыв на потом, и делает его только сильнее. Он даже рад тому, что рабочие сами себя обманывают, думая что все эти искусственные причины их бедствия носят естественный характер. Если бы они думали иначе, то уже давно устроили бессмысленный и беспощадный бунт и террор. В общем, только тут становится понятно, почему марксист может выписать Бюхнера из «своих». Бюхнер сам пишет про коммунизм с явным негативом, и он больше про социал-либеральные реформы. Но и к коммунизму он все таки относится скорее положительно, просто с оговорками:

Подобное положение (коммунизм), при котором все имущество было бы общим, а работа совершенно свободной или добровольной, и о котором более подробная речь будет впереди, конечно, возможно, но в настоящее время в большом масштабе оно невыполнимо, частью вследствие всеобщего несочувствия ему, частью вследствие слабости человеческой природы, сделавшейся, благодаря долгим годам эгоизма и индивидуализма, неспособной к подобному идеальному положению вещей. Такое положение было бы возможным лишь в конце многолетнего воспитания человеческого духа в альтруистическом и коллективистском направлении, т.е. во всеобщей братской любви и гуманности.

И только после этого Бюхнер предлагает материалистической науке о природе совершить «социальное освобождение человечества», как до этого она совершила освобождение в сфере духовной. И вот тут он предлагает нам науку борьбы за существование (а-ля социал-дарвинизм). Но! Здесь он предлагает заменить силу природы на силу разума, а «место борьбы индивидов за жизнь, должна занять общая борьба всех в пользу жизни», или как он ещё пишет: «Место дикой естественной борьбы должна заступить общая, регулируемая разумом и справедливостью социальная борьба за условия жизни». Вот так выглядит ужасающий социал-дарвинизм. Он предлагает перераспределить доходы так, чтобы не полностью уравнять, но сильно сгладить разницу доходов. И когда бедняки будут иметь все базовые блага, тогда уже можно будет предоставить их стихии рынка, чтобы каждый проявил себя и свои таланты. Но опять же, в форме общей борьбы человечества против природы. Эдакое социалистическое соревнование, как в СССР. В общем, Бюхнер выступает как современный социал-демократ. Хотя все таки индивид должен быть самостоятелен, и каким-то образом он все таки надеется не посадить всех на государственную опеку, и дальше поддерживать жажду конкуренции и совершенствования. Каким это образом — не ясно. В общем виде Бюхнер рисует старую просвещенческую идею поиска баланса индивидуального и общественного интересов, точнее их слияния (правильно понятный индивидуализм есть в то же время общее благо). Но из конкретных мер он приводит три пункта:

1. Отмена так называемого поземельного дохода или возвращение обществу естественно и законно принадлежащего всем права владения землей.
2. Реформа наследственного права, постепенно ведущая, быть может, к полному его уничтожению.
3. Превращение государства в общее, взаимно связанное между собой страховое общество против болезни, старости, несчастных случаев, инвалидности и смерти.

В общем, это типичный «джорджизм» с элементами социал-демократии. Весьма радикально-левая теория даже по тем временам. Причем необходимость первого пункта он доказывает почти как русские социалисты, примерами современной общины в разных странах вне Европы, и общественной земли в обществах древности. Не случайно, наверное, что уже в книге «Сила и материя» он дважды ссылался на Александра Герцена. Главное отличие джорджиста Бюхнера от других социал-демократов в том, что он выступает против роста налогообложения и вообще налогов как таковых. Откуда же тогда найти средства, чтобы сделать социальное государство? Ну, во многом как раз из отмены наследования. Куда же деваются заработанные родителями средства, если не переходят к детям? Очевидно — их изымает государство. И суммы там более чем достаточны, чтобы не облагать налогом ныне живущих. Да и ныне работающий будет сознавать, что он буквально трудится во благо всех будущих поколений. В остальном же тоже все типично, Бюхнер против монополий и вмешательства крупных капиталистов в политику. И по этому поводу даже восклицает:

Неужели же деньги представляют собой теперь все определяющую силу, и бог Маммон — единственный бог, которому ещё молятся с действительным усердием?

Далее наш невероятный социал-дарвинист предлагает людям поучиться у животных!! Вот оно! Но предложения эти выполнены скорее в духе Кропоткина, и здесь он предлагает отказаться от наследства, чтобы дети активно сами могли добывать себе средства к жизни. Животные, которые тоже выхаживают потомство, все таки отправляют детей выживать в одиночку. Это спорные тезисы, но ведь и социалисты тоже обожествляли труд. Так что и здесь Бюхнер мало отличим от коммуниста, когда в связи с этой темой подписывается под тезисом:

Тунеядец — бесчестный человек.

И вот, обрисовав как будет работать государство всеобщего страхования (по сути обычное социальное государство с пенсионным/страховым фондом), он снова напоминает, что его предложение это не социал-демократия, и не коммунизм, и именно здесь он говорит наверное одни из самых жестких слов за всю книгу:

Я имею ввиду не упразднение частной собственности и не ограничение личной свободы, а, напротив того, большее развитие их, благодаря расширению границ, стесняющих индивида в борьбе за существование, а также благодаря тому, что в случае нужды помощь государства была бы доступна каждому, но не как милостыня, а как право, приобретенное работой. Тот, кто при таких обстоятельствах и при возможности свободного развития своих сил ничего не производит, достоин своей участи. Он гибнет не в силу обстоятельств или несправедливости общества, а по своей собственной вине.

Бюхнер против Маркса

Можно сказать — вот какой он урод! Но проблема в том, что буквально тоже самое про тунеядцев говорили коммунисты начиная с Бабефа. Да и сам Бюхнер добавляет опять, что «коммунизм отнюдь не есть что-либо столь страшное и чудовищное». Он вполне представляет себе отлично процветающее коммунистическое общество. Просто он не верит, что это достижимо с нынешним уровнем развития культуры. Даже провалы уже бывших коммунистических опытов Бюхнер списывает скорее на внешнюю враждебную среду капитализма, а сами эксперименты считает скорее удачными по задумке. По сути он верит в коммунизм, но предлагает эдакий переходной период с перевоспитанием граждан в рамках его собственной модели. Ему (как и марксистам) не нравится ни государственный социализм а-ля Бисмарк, ни благотворительность, а только более радикальные преобразования. Но даже эти два примера он скорее приветствует, потому что даже они показывают, что уже и правители государств сознают необходимость мимикрировать под социализм. Более того, коммунизма не стоит боятся, потому что уже в нынешних государственных устройствах есть более чем достаточно коммунистических элементов, которые даже никто не замечает, но при этом все нормально живут.

Уже и в теперешней государственной и общественной жизни существует немалое количество коммунистических учреждений, которые, если верна одностороння и сухая манчестерская доктрина, должны были бы быть все более или менее упраздняемы и предоставляемы почти всегда неудовлетворительной частной деятельности.

Бюхнер просто считает, что если даже при том, что таких элементов в современном государстве уже и так полно — люди все равно страшатся коммунизма, то значит они явно ещё не готовы принять это, и им нужно больше времени. А сам Бюхнер вполне комплиментарно ссылается на съезды Интернационала, работы Прудона и Бабеля. И сам же считает, что в будущем общество и государство должны стать синонимами, а управление общественным хозяйством, экономика, заменит политику. Единственный явный «минус» для коммунистов здесь только в том, что работу общества/государства Бюхнер сравнивает с организмом животных и машиной, о ужас. Но суть от этого вообще не меняется. Это вполне радикальный левый политик. Но почему он оказался полностью отрицаем марксистами, понять не трудно. Он прямо высказывался против Маркса.

Совершенно отличной от этой программы социальной реформы, долженствующей быть проведенной мирным путем, является программа социал-демократии, которая, по крайней мере в Германии, в настоящее время стоит во главе всего социалистического движения и питает открыто высказываемую надежду перестроить со временем в своем духе государство и общество. Эта надежда эфемерна и, конечно, останется такою. Главный упрек, который, который можно и должно сделать социал-демократии, заключается в том, что она вообще слишком суживает понятие социальной реформы и социального вопроса… [здесь он пространно описывает, что опираться на одних только рабочих физического труда — глупость и ограниченность].

Истинным отцом нынешней социал-демократии является Лассаль, который, выступив в начале 60-х годов, нанес удар почти всюду возникавшим в то время рабочим образовательным союзам и учреждаемым по Шульце-Деличскому образцу обществам потребителей, производительным товариществам, обществам взаимного кредита, и, благодаря обещаниям будущих благ, привлек на свою сторону рабочую массу. Она все ещё почитается множеством социал-демократом, наряду с Карлом Марксом, на которого следует смотреть, как на духовного отца всего движения, в некотором роде апостолом и святым, хотя его теории давно уже признаны ложными и более или менее оставлены даже нынешней школой социал-демократии. В особенности его великая надежда на всеобщую подачу голосов, при помощи которой он полагал осуществить все свои планы, оказалась совершенно иллюзорной. Мы имеем в Германии уже более тридцати лет всеобщую подачу голосов или всеобщее равно, прямое и тайное избирательное право для выборов в высшее представительное учреждение народа, или в рейхстаг. Но что же достигнуто за это долгое время социал-демократическими вождями с помощью неслыханной до этих пор агитации? [здесь он долго показывает, что ничего не достигнуто толком, консерваторы все ещё побеждают среди простого народа]. Во всяком случае, недавно социал-демократическая партия направила все свои силы к тому, чтобы перенести агитацию в деревню и привлечь на свою сторону массу сельского населения, имеющую при всеобщих выборах обычно решающее значение. Но можно почти совершенно определенно предсказать, что при преобладании консервативных стремлений сельского населения и его политической апатии этот опыт потерпит крушение [а если начнет получаться, то Бюхнер уверен, что власть имущие просто резко изменят избирательное право и ограничат возможности для коммунистов].

И если мирно взять власть не удастся, то в итоге все равно социал-демократы придут к насилию. Почему Генри Джордж и сам «джорджист» Бюхнер при этом смогут преуспеть, им никто так не помешает и их мечты не утопичны — конечно же, нам не расскажут. Но утопичным кажется Бюхнеру то, что социал-демократы и марксисты мечтают о плановом управлении всей экономикой. Сам он не верит в то, что можно так все просчитать, и по сути изобретает калькуляционный аргумент Хайека. Поэтому лучше просто направлять органично устроенный процесс рынка в правильное русло, чем пытаться полностью все контролировать самому. И если даже не говорить о том, что тут есть проблемы чисто экономические, гораздо хуже это скажется на правах и свободах индивидов, именно поэтому такие проекты тотального контроля Бюхнер и отвергает с порога.

Ближе к концу книги он начинает заниматься уже чисто либеральной апологетикой всяких прав на вознаграждение за риск, защищает право на более высокий доход для того человека, что задумал и создал компанию, чем для её наемного работника и т.д. Он был в ужасе уже от государственного социализма Бисмарка, критикуя его чрезмерную бюрократию, но социалисты вполне сознательно обещают ещё больше бюрократии и больше контроля! Местами Бюхнер даже называет социалистические проекты «государственным капитализмом», намекая на то, что государство будет выполнять функции совокупного буржуа, но именно из-за чрезмерной монополизации каждая ошибка такого органа будет опаснее, чем ошибка одного из тысячи. В общем, любой проект в духе СССР для Бюхнера неприемлем вообще. Его социализм гораздо и гораздо либеральнее. Но чтобы не слишком затягивать этот пересказ, тут вполне уместна аналогия с нашими реалиями, где сам Бюхнер — типичный социал-либерал или социал-демократ, а его критикуемые соцдемы — это уже скорее нынешние марксисты.

Насколько это всё прям социал-дарвинизм, как об этом рассказывают все энциклопедические статьи? Можете посудить сами, или поверив этому перескажу, или прочитав эту книгу самостоятельно. На мой же взгляд, передо мной самый обыкновенный социалист конца XIX века.