
Автор текста: Friedrich Hohenstaufen
Написано в 2025 году
Версия на украинском
Остальные авторские статьи можно прочитать здесь
Биография Тиндаля
В 1820 году, в городке Лейглинбридж, что в юго-восточной части Ирландии, родился Джон Тиндаль (1820-1893). Сегодня это небольшая деревня с населением даже меньшим, чем в те годы, а тогда Лейглинбридж был сравнительно крупным поселением с численностью около двух тысяч жителей. Городок пришёл в упадок после того, как развитие железнодорожной сети изменило основные торговые маршруты. Отец Тиндаля, потомок английских эмигрантов из Глостершира, поселившихся в Ирландии около 1670 года, служил местным полицейским. Семья жила весьма скромно. В значительной мере Джон Тиндаль был человеком, который сделал себя сам. Тем не менее, отец, обладая определённым образованием, сумел дать сыну базовые знания. В детстве он посещал обычные местные школы в графстве Карлоу. Предметы, изучаемые в школе, включали в себя техническое черчение и математику с некоторыми приложениями этих предметов к землемерию. После школы, в возрасте 19-ти лет он был нанят в качестве чертежника Картографическим управлением Ирландии, а в 1842 году перешел на работу в Картографическое управление Великобритании. В 1844 году дела в этой стране не казались ему особенно заманчивыми, и поэтому он решил отправиться в США, куда некоторые из его родственников эмигрировали в начале века. Он фактически готовился к поездке туда, прежде чем некоторые из его друзей сумели отговорить его от этого шага. Внезапный строительный бум на железных дорогах в Англии открыл новые перспективы, и опыт Тиндаля в области землемерия был ценным и востребованным для железнодорожных компаний. Между 1844 и 1847 годами он был занят планированием строительства железных дорог в районе Манчестера, и неплохо на этом зарабатывал. В этот период Тиндаль всё активнее занимался самообразованием. Огромное впечатление на него произвела книга Томаса Карлейля «Прошлое и настоящее»; влияние Карлейля, ставшего отныне одним из главных кумиров Тиндаля, во многом способствовало его решению посвятить себя научной деятельности.
В 1847 году Тиндаль принял должность преподавателя математики и геодезии в школе-интернате Куинвуд в Хэмпшире. Школа была основана социалистом-реформатором Робертом Оуэном и его последователями и получила название «Зал Гармонии», символизируя надежды на лучшее будущее, и который должен был ознаменовать начало тысячелетия (в своих воспоминаниях Тиндаль правда совсем не оценил планировку зданий в этом мире будущего). Еще одним недавно прибывшим молодым учителем в Куинвуде был Эдуард Франкленд, который ранее работал помощником химлаборанта в Британской геологической службе. Между ними завязалась крепкая дружба. Стремясь проводить больше времени в химической лаборатории, Тиндаль даже добровольно отказался от части своего жалованья. Именно тогда он заложил основы своего понимания физической науки, ставшей впоследствии областью его научной славы. Тиндаль был талантливым и харизматичным преподавателем. Говорили, что он обладал магнетическим влиянием на студентов: когда среди них вспыхивали волнения, именно Тиндаля призывали для их улаживания, и он успешно справлялся с этим благодаря силе своего характера. Одними из первых книг Тиндаля поэтому были сочинения про воспитание. Вдохновлённые успехами немецких университетов в области экспериментальной физики и химии, которые находились далеко впереди Британии, свое дальнейшее образование Тиндаль и Франкленд решили продолжить в Германии. Для этого были и другие, дополнительные причины. Позднее Тиндаль вспоминал:
Я слышал о немецкой науке, в то время как ссылки Карлейля на немецкую философию и литературу заставили меня считать их своего рода откровением богов. Соответственно, осенью 1848 года Франкленд и я отправились в страну университетов, как часто называют Германию. Они широко распространены по всей стране и могут по праву претендовать на то, чтобы быть источником важной части нынешнего величия Германии.
Они переехали в Германию летом 1848 года и поступили в университет Марбурга, привлеченные репутацией Роберта Бунзена как преподавателя. Тиндаль учился у Бунзена в течение двух лет. Возможно, большее влияние на Тиндаля в Марбурге оказал профессор Герман Кноблаух, с которым Тиндаль поддерживал переписку в течение многих лет после этого, тогда как его друг Франкланд отправился в Гиссен (родной город Бюхнера и Фогта), в лабораторию Юстуса Либиха. Марбургская диссертация (1850) Тиндаля была посвящена математическому анализу винтовых поверхностей. Защитив диссертацию всего за два года обучения, и получив степень доктора философии, Тиндаль остался в Германии еще на год, проводя исследования магнетизма вместе с Кноблаухом, включая несколько месяцев пребывания в берлинской лаборатории главного учителя Кноблауха, Генриха Густава Магнуса. В то время Бунзен и Магнус были одними из лучших преподавателей экспериментальной науки.
Учитывая время его пребывания в Германии, можно с большой вероятностью предположить, что Тиндаль был в курсе философских споров о материализме и знал работы Фогта и Молешотта. Как мы увидим в дальнейшем, его собственные взгляды во многом совпадали с этими материалистами, а их общим источником можно будет считать натуралистические воззрения Гёте. Даже в биографической статье про Тиндаля из энциклопедии Британника от 1911 года, или в биографических книгах конца XX века его вполне справедливо называют «натурфилософом». Свои представления о научном и поэтическом воображении Тиндаль впервые опубликовал в газете The Preston Chronicle в 1849 году. В статье «Гете и Фауст» он писал об образах, используемых наукой: о понятиях магнитного и электрического флюида, об атомной гипотезе, о гипотезе эфира. Далее следует неожиданный переход к «моральным переживаниям», также нуждающимся в визуализации. Гете отобразил их в образах ангелов, дьяволов, колдунов и ведьм. Тиндаль уже тогда был убежден в независимом существовании атомов и молекул (которые были скорее плодом воображения, чем строгим фактом), поэтому ему так важно было отстоять права воображения в науке, и вряд ли верил в существование этих нематериальных сущностей Гёте, кроме как в примеры человеческих умственных конструктов. Но несомненно то, что уже в юности Тиндаль приобщился к немецкой научной и философской культуре, и натурфилософия Гёте имела для него огромное значение. Помимо этого кумирами для Тиндаля были ещё несколько человек, одного из которых мы уже упоминали выше, а остальные могут показаться очень неожиданными, но ссылки на всех четверых, включая Гёте, будут встречаться практически в каждой статье Тиндаля вплоть до его глубокой старости:
Я читал Фихте, Эмерсона и Карлейля и был заражен духом этих великих людей.
Находясь в Германии, Тиндаль наладил контакты с крупнейшими звездами научного мира, такими как Дюбуа-Реймон и Гельмгольц, лично или по переписке, а также добился личной встречи с Александром Гумбольдтом у него дома в Берлине. Таким образом, когда Тиндаль вернулся жить в Англию летом 1851 года, он, вероятно, имел такое же хорошее образование в области экспериментальной науки, как и любой другой человек в Англии, а то и лучше. И он уже был хорошо знаком с ведущими учеными своего времени. Ранней оригинальной работой Тиндаля по физике были его эксперименты по магнетизму и диамагнитной полярности, над которыми он работал с 1850 по 1856 год. Его два самых влиятельных отчета были первыми двумя, написанными ещё в соавторстве с Кноблаухом. Один из них был озаглавлен «Магнитооптические свойства кристаллов и связь магнетизма и диамагнетизма с молекулярной организацией». Эти и другие магнитные исследования очень скоро сделали Тиндаля известным среди ведущих ученых того времени. В 1852 году он был избран членом Королевского общества. В поисках подходящей исследовательской должности он смог попросить Поггендорфа, давнего редактора ведущего немецкого физического журнала и других выдающихся людей написать отзывы от его имени. Так что путь в большую науку открылся для Тиндаля в Германии. Уже в 1853 году он получил престижную должность профессора естественной философии (физики) в Королевском институте в Лондоне, во многом благодаря уважению, которое его работа получила от Майкла Фарадея, руководителя магнитных исследований в Королевском институте. Редко когда два человека работали так гармонично, как Тиндаль и Фарадей в последующие годы. Их отношения сложились почти как отношения отца и сына. Примерно в это же время он познакомился и с Гербертом Спенсером и Гексли, все трое быстро стали друзьями, хотя по мелким вопросам они могли серьезно расходится и не стеснялись критиковать друг друга. В это же время, из любопытства, Тиндаль посещал спиритические сеансы разных медиумов, расспрашивая их про сверхъестественные способности, в том числе в отношении излучения кристаллов, т.е. на тему которую он хорошо знал, как ученый, и задавал каверзные вопросы. Некоторые из таких визитов он записывал и публиковал, разоблачая шарлатанство.

Альпийские ледники и открытие парникового эффекта
Осенью 1854 года Тиндаль посетил собрание Британской ассоциации в Ливерпуле, и на его закрытии он воспользовался возможностью посетить Северный Уэльс, где он увидел сланцевые карьеры. Ему было интересно увидеть, как легко скала раскалывается, словно дерево под топором. Старые объяснения этого явления его не устраивали, а в поисках нового он высказал несколько таких предположений, из-за которых Гексли выдвинул догадку, что всё это может иметь отношение к структуре ледников. Поэтому уже в 1856 году Тиндаль посетил Альпы. Его объяснение движения ледников привело к спору с другими исследователями, в частности с Джеймсом Дэвидом Форбсом. Большая часть ранней научной работы по движению ледников была проделана Форбсом, но Форбс в то время не знал о явлении регеляции, которое было открыто немного позже Майклом Фарадеем. Регеляция играла ключевую роль в объяснении Тиндаля. Усложняя их спор, возникло публичное разногласие по поводу того, кто заслужил признание исследователей и за что. Тиндаль прокомментировал это так: «Идея полужидкого движения принадлежит целиком Луи Рендю; доказательство более быстрого центрального потока принадлежит частично Рендю, но почти полностью Луи Агассису и Форбсу; доказательство замедления русла принадлежит только Форбсу; в то время как открытие местоположения точки максимального движения принадлежит, я полагаю, мне». Спор так и не закончился до конца жизни всех его участников. Но интересно то, что материалист Карл Фогт тоже значительную часть своей жизни посвятил изучению ледников, жил в Швейцарии и в юности даже учился под началом Агассиса. Значит ли это, что часто бывая в Швейцарии он мог лично познакомиться с Фогтом и Молешоттом? Об этом сказать трудно, но в принципе в этом нет ничего невозможного.
Хотя Тиндаль оказался в Альпах по сугубо научным причинам, но в итоге он стал пионером альпинизма, как спорта. Он посещал Альпы почти каждое лето с 1856 года, был членом самой первой альпинистской команды, покорившей вершину Вайсхорна (1861). Чуть позже Тиндаль напишет книгу про альпинизм и исследовательскую работу «Ледники Альп» (1861). В 1868 году он возглавлял одну из первых команд, покоривших вершину Маттерхорна (1868). Его имя ассоциируется с «Золотым веком альпинизма» — серединой викторианской эпохи, когда впервые были покорены самые сложные альпийские вершины. В честь Джона Тиндаля названы многочисленные формы рельефа и географические объекты, в том числе ледник Тиндаля в Чили, ледник Тиндаля в Колорадо, ледник Тиндаля на Аляске, гора Тиндаля в Калифорнии, и гора Тиндаля в Тасмании.
Работа над исследованием ледников привела Тиндаля к трудам Ораса Бенедикта де Соссюра о нагревающем эффекте солнечного света, а также к концепции Жозефа Фурье, развитой Клодом Пуайе и Уильямом Хопкинсом, согласно которой солнечное тепло проникает сквозь атмосферу легче, чем «неявное тепло» (инфракрасное) — так называемое «земное излучение», исходящее от нагретой поверхности Земли, что и создаёт эффект, который мы сегодня называем парниковым. Начиная с 1859 года Тиндаль начал исследования влияния теплового излучения — как видимого, так и невидимого — на различные газы и аэрозоли. Он разработал метод дифференциальной абсорбционной спектроскопии, используя для этого электромагнитный термостолбик конструкции Македонио Меллони. Как ученый, Тиндаль был не только экспериментатором, но и конструктором лабораторных приборов, поэтому и здесь он собрал несколько аппаратов повышенной чувствительности для своей работы. Но даже в этих экспериментах по излучению и способности газов поглощать тепло, его основной целью была совсем другая проблема — понять физику молекул. Как об этому говорил сам Тиндаль позже, в 1879 году: «В течение девяти лет работы над предметом излучения [в 1860-х годах] тепло и свет рассматривались мной не как цели, а как инструменты, с помощью которых разум мог бы случайно овладеть конечными частицами материи». Эта цель явно выражена в названии, которое он выбрал для своей книги 1872 года «Вклад в молекулярную физику в области лучистого тепла». Она же присутствует менее явно в самой популярной и читаемой его книге «Тепло, рассматриваемое как способ движения» (1863). Помимо тепла он также считал магнетизм и распространение звука сводимыми к молекулярному поведению. Невидимое молекулярное поведение было конечной основой всей физической активности во всех его разновидностях. С таким мышлением и своими экспериментами он изложил отчет, согласно которому различные типы молекул демонстрируют различное поглощение инфракрасного излучения, поскольку их молекулярные структуры дают им различные колебательные резонансы. Он пришел к идее колебательных резонансов, потому что увидел, что любой тип молекул имеет различное поглощение на различных частотах излучения, и он был полностью убежден, что единственное различие между одной частотой и другой — это сама частота. Короче говоря, он хотел показать физическое значение атомной теории, которая до сих пор была основана на чисто химических соображений, и эту свою цель он постоянно имел ввиду. О том, как воспринимался Тиндаль в эти годы со стороны, осталось неплохое свидетельство от русского анархиста П.А. Кропоткина в его книге «Записки революционера»:
«Годы 1859-1861 были временем расцвета точных наук. Грове, Клаузиус, Джоуль и Сегэн доказали, что теплота и электричество суть лишь различные формы движения. Около этого времени Гельмгольц начал свои исследования о звуке, которые составили эпоху в науке. Тиндаль в своих популярных лекциях, так сказать, прикоснулся к самым атомам и молекулам. Герард и Авогадро ввели в химию теорию замещений, а Менделеев, Лотар Мейер и Ньюландс открыли периодическую законность химических элементов. Дарвин своим «Происхождением видов» совершил полный переворот в биологических науках, а Карл Фогт и Молешотт, следуя за Клодом Бернаром, создали физиологическую психологию».
Так ещё ещё в конце 50-х годов Тиндаль воспринимался в общественном мнении Европы как убежденный атомист. Интенсивные эксперименты с газами Тиндаль начал проводить с 9 мая 1859 года: поначалу результаты были скромными, но затем, повысив чувствительность аппаратуры, он 18 мая записал в своём журнале: «Экспериментировал весь день; теперь предмет полностью в моих руках!». 10 июня он продемонстрировал исследование на лекции в Королевском обществе, отметив, что угольный газ и эфир сильно поглощают (инфракрасное) лучистое тепло, и его экспериментальное подтверждение концепции (парникового эффекта); солнечное тепло пересекает атмосферу, но «когда тепло поглощается планетой, оно настолько изменяется по своим свойствам, что лучи, исходящие от планеты, уже не могут с той же свободой вернуться обратно в космос. Таким образом, атмосфера допускает вход солнечного тепла; но сдерживает его выход, и результатом является тенденция к накоплению тепла на поверхности планеты». Таким образом, сравнительно небольшое изменение в переменных компонентах атмосферы, открывая свободный доступ солнечного тепла и ограничивая отток земного тепла в космос, может вызвать изменения климата столь же значительные, как те, которые обнаруживаются открытиями геологии. Это было ясно и в конце XIX века, и в начале XХ-го, и совершенно очевидно сейчас. Конечно, парниковый эффект открыли ещё до Тиндаля, но считается что именно он поставил это открытие на прочную эмпирическую основу. Точно также, как именно Тиндаль впервые дал исчерпывающее объяснение тому, почему небо кажется нам голубым, и т.д.
Исследования Тиндаля о действии лучистой энергии на компоненты воздуха открыли ему несколько новых направлений работы. Однако, перечислять здесь все его открытия и достижения было бы слишком долго. В индексе научно-исследовательских журналов XIX века Джон Тиндаль указан как автор более 147 статей в научно-исследовательских журналах, причем практически все они датированы периодом с 1850 по 1884 год, что в среднем составляет более четырех статей в год за этот 35-летний период.
Тиндаль как успешный лектор
Примерно через десять лет после знакомства с Фарадеем, Спенсером и Гексли (в 1863 г.) Тиндаль был назначен преемником Майкла Фарадея на должности, которую тот занимал в Королевском институте. Сам Фарадей отправился на пенсию, а вскоре после его смерти Тиндаль напишет крупную биографическую работу — «Фарадей как первооткрыватель» (1868). Большую часть 60-х годов Тиндаль работает на военных, но не изобретениями, а как обычный лектор и популяризатор науки. Хотя его изобретения приносили некоторую практическую пользу. Например, известна история, как в ходе длительных экспериментов в задымленной комнате Тиндаль разработал респиратор для пожарных служб, позволяющий им находится в горящем здании до получаса времени. Однажды, в ходе своих опытов с атмосферой Земли, около 1868 года Тиндаль случайно обнаружил, что в воздухе находится достаточно много органических телец. До тех пор он считал пыль нашего воздуха по большей части неорганической и негорючей. Это привело его к исследованию микробной теории. Его выводы о микробах в применении к медицине легли в основу знаменитой лекции «Пыль и болезнь», прочитанной в Королевском институте 21 января 1870 года. Среди его слушателей тогда были некоторые из выдающихся людей того времени, в том числе премьер-министр Гладстон. Взгляды, которые тогда выдвинул профессор Тиндаль, были восприняты с явным неодобрением среди представителей медицинской профессии. Даже ученые не стеснялись высмеивать теорию микробов. В ходе экспериментов по микробной теории он показал, что в абсолютно чистом воздухе на гнилом мясе не возникают личинки, и тем самым демонстративно доказывал, что теория самозарождения жизни в корне ошибочна. По крайней мере в том примитивном виде, в которой её принимали (этой же проблеме значительное место посвящено в книге Бюхнера). Работая над этой тематикой Тиндаль начал активно переписываться с Луи Пастером.
Именно в 60-е годы начали выходить известнейшие книги Тиндаля и его публичные выступления. Помимо того, что он был ученым, Тиндаль был преподавателем и популяризатором науки. Он потратил значительную часть своего времени на распространение науки среди самых широких слоев публики, прочитал сотни публичных лекций для неспециалистов в Королевском институте в Лондоне. Когда он отправился в публичный лекционный тур по США в 1872 году, большие толпы обычных рабочих платили взносы, чтобы послушать его лекцию о природе света. Типичное утверждение о репутации Тиндаля в то время из лондонской публикации 1878 года: «Следуя прецеденту, установленному Фарадеем, профессор Тиндаль преуспел не только в оригинальном исследовании и в обоснованном и точном преподавании науки, но и в том, чтобы сделать ее привлекательной… Когда он читает лекции в Королевском институте, театр переполнен». В своих лекциях в Королевском институте Тиндаль придавал большое значение и был талантлив в создании живых, наглядных демонстраций физических концепций. Но наибольшую аудиторию он приобрел в конечном итоге благодаря своим книгам, большинство из которых были написаны для простых граждан, далеких от науки. Он опубликовал более дюжины научно-популярных книг. С середины 1860-х годов он стал одним из самых известных физиков в мире, в первую очередь благодаря своему мастерству и трудолюбию как наставника. Большинство его книг были переведены на немецкий и французский языки. В качестве примера его отношения к преподаванию приведем его заключительные замечания к читателю в конце 200-страничного учебника для «юной аудитории» «Формы воды» (1872):
«И вот, мой друг, наши труды подходят к концу. Для меня было истинным удовольствием иметь тебя рядом со мной так долго. В поте лица мы часто достигали высот, на которых лежала наша работа, но ты был стойким и трудолюбивым на протяжении всего пути, используя во всех возможных случаях свои собственные мускулы вместо того, чтобы полагаться на мои. Тут и там я протягивал руку и помогал тебе взобраться на уступ, но работа по восхождению была почти исключительно твоей собственной. Именно так я хотел бы научить тебя всему: указывая путь к полезному усилию, но оставляя само усилие за тобой… Наша задача кажется достаточно ясной, но ты и я знаем, как часто нам приходилось упорно спорить с фактами, чтобы выявить их смысл. Однако работа теперь завершена, и ты овладел фрагментом того твёрдого и надёжного знания, которое основано на добросовестном изучении природы… Здесь мы расстаёмся. И если нам не суждено встретиться вновь, память об этих днях всё же будет нас объединять. Дай мне руку. Прощай».
В качестве другого показателя приведем вступительный абзац его 350-страничного учебника под названием «Звук» (1867): «На следующих страницах я попытался сделать науку акустики интересной для всех интеллигентных людей, включая тех, кто не обладает какой-либо особой научной культурой. Предмет рассматривается экспериментально на всем протяжении, и я старался так представить каждый эксперимент читателю, чтобы он осознал его как реальную операцию». В предисловии к 3-му изданию этой книги он сообщает, что более ранние издания были переведены на китайский язык за счет китайского правительства и переведены на немецкий язык под руководством Германа фон Гельмгольца. Его наиболее широко восхваляемый учебник, и, вероятно, его самый продаваемый труд, был 550-страничной книгой «Тепло, рассматриваемое как способ движения» (1863). Как сказал Джеймс Клерк Максвелл в 1871 году, главная особенность этой книги заключается в том, что «доктрины науки [о тепле] принудительно запечатлены в уме посредством хорошо подобранных иллюстративных экспериментов». Три самых длинных учебника Тиндаля, а именно «Тепло» (1863), «Звук» (1867) и «Свет» (1873), представляли собой передовую экспериментальную физику того времени. Большая часть их содержания представляла собой недавние крупные инновации в понимании соответствующих предметов, которые Тиндаль был первым автором, представившим широкой аудитории. Но необходимо сделать одно предостережение относительно значения «современного уровня». Книги были посвящены лабораторной науке и избегали математики. В частности, они не содержат абсолютно никакого исчисления бесконечно малых. Математическое моделирование с использованием исчисления бесконечно малых, особенно дифференциальных уравнений, было компонентом передового понимания тепла, света и звука в то время, однако это явно усложнило бы его работы, и сделало бы их малодоступными для широкой аудитории.
Последние годы жизни
Как убежденный атомист, в большинстве своих лекций Тиндаль, так или иначе, затрагивал очень широкие вопросы обустройства всего мироздания, и делал это неизбежно в таких формах, которые не могли устроить набожных людей и консерваторов. Поэтому он неоднократно подвергался критике за свои лекции, и в середине 60-х годов, и в начале 70-х. Но особенный ужас на всю Европу произвела его «Белфастская речь» (1874), где, по мнению большинства критиков, он выступил практически как атеист и материалист. Само собой, это было серьезное преувеличение, хотя и не безосновательное. Но об этом мы поговорим немного дальше, в разделе о собственно философских взглядах Тиндаля. Вскоре после этого скандала, Тиндаль впервые в жизни женится; до 55-ти лет он оставался холостяком. Его невеста, Луиза Гамильтон, которая была на 25 лет младше, познакомилась с ним в Швейцарии. Она была дочерью члена парламента от партии тори (лорда Клода Гамильтона). В следующем, 1877 году, они построили летнее шале в Белальпе в Швейцарских Альпах. До женитьбы Тиндаль много лет жил в квартире на верхнем этаже Королевского института, и продолжал жить там даже после женитьбы, аж до 1885 года, когда они с Луизой переехали в дом недалеко от Хаслемера в 45 милях к юго-западу от Лондона. Брак был счастливым, и без детей. Через год после этого переезда Тиндаль вышел на пенсию в возрасте 66 лет, жалуясь на плохое здоровье. К этому моменту он стал достаточно богатым человеком, в основном за счет продажи своих книг и гонораров за лекции. В течение многих лет он получал платежи за то, что был внештатным научным консультантом в нескольких квази-правительственных агентствах, и частично жертвовал платежи на благотворительность. Его успешный лекционный тур по Соединенным Штатам в 1872 году принес ему значительную сумму, но вся она была немедленно пожертвована попечителю для содействия науке в Америке. В конце жизни его денежные пожертвования пошли наиболее заметно на политические дела ирландских юнионистов. Как и многие ирандские ученые, он был противником независимости Ирландии, считая, что от нахождения в составе Британии можно получить больше пользы, чем вреда. В последние годы Тиндаль часто принимал хлоралгидрат для лечения бессонницы. Будучи прикованным к постели и больным, он умер от случайной передозировки этого препарата в 1893 году в возрасте 73 лет, и был похоронен в Хаслмире. Передозировку ему ввела его жена Луиза. «Моя дорогая», — сказал Тиндаль, когда понял, что произошло, — «ты убила своего Джона».
После этого жена Тиндаля завладела его бумагами и назначила себя руководителем его официальной биографии. Она написала несколько сравнительно небольших статей-некрологов в научных журнала, однако основную работу долго откладывала, и книга все еще не была закончена, когда она умерла в 1940 году в возрасте 95 лет. Книга в конечном итоге появилась в 1945 году, написанная A.S. Eve и C.H. Creasey, которых Луиза Тиндалл уполномочила незадолго до своей смерти. Джон Тиндаль увековечен мемориалом, воздвигнутым на высоте 2340 метров на склонах гор над деревней Белальп, где у него был дом отдыха. Когда он умер, его состояние составляло 22 122 фунта стерлингов. Для сравнения, доход полицейского констебля в Лондоне составлял около 80 фунтов стерлингов.

Философские взгляды Тиндаля
Большинство прогрессивных и инновационных британских физиков поколения Тиндаля были консервативны и ортодоксальны в вопросах религии. К ним относятся, например, Джеймс Джоуль, Бальфур Стюарт, Джеймс Клерк Максвелл, Джордж Габриэль Стокс и лорд Кельвин — все эти люди исследовали тепло или свет одновременно с Тиндалем. Эти консерваторы стремились укрепить основу для веры в то, что религия и наука гармонизируют друг с другом, взаимодополняемы. Однако Тиндаль был членом клуба, который открыто поддерживал теорию эволюции Чарльза Дарвина и стремился укрепить барьер или разделение между религией и наукой. Самым выдающимся членом этого клуба был анатом Томас Генри Гексли. Как уже говорилось раньше, Тиндаль впервые встретил Гексли в 1851 году, и с тех пор они дружили всю жизнь. Членами этого клуба были также химик Эдуард Франкленд и математик Томас Арчер Херст, которых Тиндаль хорошо знал еще до поступления в университет в Германии, а особенное место среди них занимал социальный философ Герберт Спенсер.
Хотя Тиндаль и не был столь же выдающимся, как Гексли, в спорах по поводу философских проблем, он сыграл свою роль в донесении до образованной публики того, что, по его мнению, было достоинством четкого разделения науки (знания и рациональности) и религии (веры и духовности). Правда, даже выстроив барьер, он продолжал пользоваться древним приемом «двух истин», в качестве защиты от нападок теологов. Будучи избранным президентом Британской ассоциации содействия развитию науки в 1874 году, он выступил с длинной программной речью на ежегодном собрании Ассоциации, состоявшемся в том же году в Белфасте. Речь дала благоприятный отчет об истории эволюционных теорий, упомянув имя Дарвина более 20 раз и закончив утверждением, что религиозным чувствам нельзя позволять «вторгаться в область знания, над которой они не имеют власти». Газеты разместили отчет об этом на своих первых страницах — в Великобритании, Ирландии и Северной Америке, даже на Европейском континенте — и вскоре после этого появилось много критических замечаний и обвинения Тиндаля в материализме. Чтобы выяснить, каких взглядов на самом деле придерживался Тиндалль, мы перевели на русский язык пять значимых статей Тиндаля, которые были изданы в двухтомнике «Фрагменты науки для ненаучных людей». Это такие статьи, как: «Жизненная сила» (1865) «О материи и силе» (1867), «Научный материализм» (1868), «Научное использование воображения» (1870) и сама «Белфастская речь» (1874). Было еще несколько достаточно значимых речей, но они как правило повторяют мысли, уже высказанные в этих пяти. В этой статье мы дадим краткое изложение всех этих статей, следуя по хронологии, чтобы вместе с тем выяснить все нюансы философских взглядов Тиндаля.
Жизненная сила
В достаточно ранней статье Тиндаля «Жизненная сила» (1865), в отличии от большинства последующих, критика витализма (отличительная черта немецких материалистов) доходит до самой крайней степени приближения к материализму. Здесь он практически прямым текстом заявляет, что вполне возможно объяснить все явления жизни чисто механическим способом, и что органические вещества происходят всецело из комбинации более мелких неорганических. Разница между органикой и неорганикой сведена только к различным комбинациям атомов, и в сущности никакой разницы нет: «в этом и состоит суть современных выводов, в растительном и животном организме нет никакой творческой энергии». Почти всю энергию живых существ на Земле Тиндаль сводит к различным превращениям энергии Солнца, но и она вполне сводима к механистическим понятиям. Дальше Тиндаль полагает, что феномен тождества личности, которую мы сохраняем несмотря на то, что материя нашего организма может полностью измениться за несколько лет жизни показывает что для нашей жизни важнее сохранение итоговой формы, а не конкретный состав, из которого мы сделаны. Но представив себе гипотетическую возможность искусственного создания человека, путем воспроизведения всего тела на мельчайшем молекулярном уровне, Тиндаль задается вопросом, явилась бы тогда перед нами эта организованная совокупность молекул как чувствующее и мыслящее существо? И отвечает, что «нет оснований полагать, что это было бы невозможно». Точно также как вполне вероятно создание жизни на другой планете, если соблюсти все условия по расстоянию от Солнца и т.д. Подобные взгляды могли бы считаться радикально-материалистическими даже в XXI-м веке, не говоря уже про годы жизни Тиндаля. И все это он пытается сдержать простой затычкой, мол такие чудесные свойства материи вполне мог внести в нее и Бог, мы не знаем как и почему она обладает такими свойствами, и поэтому природу атома можно назвать «мистической и трансцендентной». Не удивительно, что с такими аргументами эти слабые предосторожности мало кого могли убедить в том, что Тиндаль не атеист.
О материи и силе
Статью «О материи и силе» (1867) стоило переводить и читать хотя бы ради её названия, которое будто бы прямо отсылает нас к знаменитой книге Бюхнера. Сама по себе статья очень проста — это запись лекции, прочитанной специально для простых рабочих, где было проведено несколько экспериментов, наглядно показывающих принципы работы электромагнетизма. В отличии от большинства других статей, здесь Тиндаль не утруждает рабочих изощренным скептицизмом, если не считать самого последнего абзаца статьи (и то, этот скептицизм преимущественно религиозный). Он признает, что нечего пока переживать, и что чудо жизни ещё не раскрыто, а может быть, что оно никогда не будет раскрыто. Но в целом здесь почти открыто постулируются атомизм и материализм без особых «но». Процитирую самый интересный фрагмент:
Некоторые достойные люди, возможно даже присутствующие здесь, могут с опаской относиться к этим утверждениям; их может пугать та, как им кажется, склонность этих идей к так называемому материализму — слову, которое для многих несёт в себе нечто ужасное. Но следует знать и прямо признать: физик, в качестве такового, неизбежно является чистым материалистом. Он изучает материю и силу — и только их. Те процессы, которые он исследует, суть процессы необходимого действия, а не спонтанного возникновения; это преобразование, а не сотворение материи и силы. И в какой бы форме материя и сила ни проявляли себя — будь то в органическом мире или в неорганическом, в залежах угля или в лесах, в мозге или в мышцах человека — физик сохраняет за собой полное право их исследовать. Совершенно напрасно пытаться остановить исследование фактических и возможных действий материи и силы. Поверьте: если бы химик, соединив в реторте или тигле нужные вещества, смог создать младенца, он бы непременно это сделал. Нет ни одного закона — ни нравственного, ни физического, — который запрещал бы ему это сделать; границы его исследований определяются лишь его собственными способностями и законами материи и силы. Несомненно, уже сейчас есть люди, которые проводят опыты с целью выяснить, можно ли из неорганических веществ получить то, что мы называем жизнью. Пусть они продолжают свои исследования в мире: только через такие попытки можно узнать пределы своих возможностей.
Тиндаль хочет сказать этим, что бояться нечего. Если химия не способна породить жизнь в пробирке, то пускай себе химики играются, у них всё равно ничего не выйдет, зачем тогда их ограничивать? Пускай они исчерпают все свои возможности и тогда, быть может, будет окончательно доказано, что теология была права. Но за этим виднеется не просто защита свободы для исследования, что Тиндаль заявляет вполне прямолинейно, но и признание, что ученых мало что способно остановить. Это признание, пугающее всех романтически настроенных людей ещё со времен выхода книги «Франкенштейн», звучит даже более жестко, чем ниспровержение христианства. Сама мысль о допустимости создания человека в пробирке! Частично здесь снова повторяются идеи из статьи про жизненную силу, где снова все дело сводится к превращениям энергии Солнца, а разница между человеком, животным и обычным камнем, сводится к чисто количественным отличиям. «Лягушка и жаба, а равно и те устрашающие создания, как обезьяна и горилла, черпают свою силу из того же источника, что и человек».
Научный материализм
По видимому, обвинений в материализме становилось все больше с каждым годом, поэтому Тиндаль был вынужден сделать какое-то комплексное опровержение сразу всех страхов по этому поводу. Из всех его статей «Научный материализм» (1868) самая скептическая, пронизанная духом нео-кантианства и она призвана внушить, что взгляды автора на проблему сознания вполне благопристойны. И это сработало, так что даже критики, которые подозревали материализм в статьях более позднего периода, всегда использовали «Научный материализм» для того, чтобы словами самого же автора нейтрализовать всякие новые вспышки материализма. Так поступают все, как враги Тиндаля, так и его друзья, и даже он сам. «Вам показалось что Тиндаль материалист? Откройте эту статью!» — говорят нам его друзья и защитники. «Вы в негодовании, и вам кажется что вашу любимую теологию Тиндаль вот-вот ниспровергнет? Откройте эту статью!» — говорят нам его враги и критики. Поэтому всех статей Тиндаля на философскую тематику именно эта цитируется чаще всего.
В этой речи Тиндаль действительно выражает методологический скептицизм в духе «экспериментального метода» Клода Бернара. Наука должна задавать вопрос «как», а не «почему». И материализм не способен объяснить феномен сознания, в духе современной «квалиа», и должен с этим смириться. Нечто подобное скажет позже Дюбуа-Реймон, правда с этим не особо спорили даже немецкие материалисты. Статью про пределы познания в науке примерно в эти же годы написал и Молешотт, так что строго говоря такие оправдания не совсем работают. Тем более, что и сам Тиндаль совсем не спешит делать отсюда анти-материалистических выводов. На поверку оказывается, что он всё таки каждый раз признает правоту кантианцев как-то уж слишком неохотно, оставляя за собой пути к возможному отступлению. Даже в этой статье он вполне сравнивает человека с машиной, говорит что каждый год развития науки все сильнее очищает наше знание от всякой метафизики и спиритуализма, заявляет что никакие внешние и особые силы для молекул не нужны, и что все сложные конструкции они формируют сами, в спонтанном самодвижении.
Научная же идея заключается в том, что молекулы сами действуют друг на друга, без всякого посредничества […] Эта присущая материи склонность к самоорганизации, к обретению формы, к принятию определённых очертаний в соответствии с действием определённых сил, как я уже сказал, пронизывает всё. Она в земле под нашими ногами, в воде, которую мы пьём, в воздухе, которым мы дышим. Можно сказать, что нечто вроде зачаточной жизни проявляется повсюду в том, что мы называем неорганической природой […] Будь даны исходное зерно и его среда, чисто человеческий разум — если бы он был достаточно развит — мог бы априори проследить каждый этап роста, и с помощью одних только механических принципов доказать, что цикл неизбежно завершится именно так, как мы это наблюдаем: воспроизведением форм, подобных исходной […] C точки зрения науки животное тело является таким же продуктом молекулярных сил, как стебель и колос пшеницы или кристалл соли или сахара. Многие части тела по своему устройству явно механичны […] Утверждая, что рост тела представляет собой механический процесс, а мысль, в том виде, как она осуществляется нами, имеет в мозге физический коррелят, — я, думаю, изложил позицию «материалиста» в той мере, в какой эта позиция действительно может быть защищена. Мне представляется, что материалист способен — и в конечном счёте сможет — отстоять эту позицию против любых нападок.
И все, что он противопоставляет этим высказываниям, это просто оговорку про квалиа! То есть, что даже зная весь механизм в совершенстве, даже строго доказав, что манипуляция с участками мозга прямо повлияет на мысли и чувства подопытного, даже если мы сможем управлять человеком при помощи пульта, мы не можем объяснить качественного перехода между атомарной структурой мозга и тем, что мы субъективно ощущаем как сознание и ощущение. А раз не сможем объяснить, то и нечего переживать, можно сослаться на душу, Бога, таинства и т.д. Тиндаль даже не оспаривает всего, что сказал в защиту материализма, просто он показывает, что у материализма есть объяснительный предел. И этого оказалось достаточно, чтобы успокоить критиков. Из-за этой статьи все были строго убеждены (и до сих пор убеждены) в том, что Тиндаль был агностиком и скептиком. А все из-за следующего высказывания в этой самой статье: «По обе стороны той границы, которую мы здесь отвели материалисту, он остаётся одинаково беспомощен. Если спросить его: откуда взялась эта самая Материя, о которой мы здесь рассуждаем? кто или что разделило её на молекулы? кто или что вложило в них необходимость образовывать органические формы? — он не сможет ответить. Наука остаётся безмолвной перед этими вопросами. Но если материалист смущён и наука умолкла — кто же тогда готов предложить решение? Кому, наконец, открылась эта тайна Господня? Опустим головы и признаем своё невежество — и жрец, и философ, все до единого». Из интересных деталей, стоит упомянуть, что в этой речи Тиндаль также прямо ссылается на Гумбольдта и Молешотта.
Научное использование воображения
Наверное главная философская «фишка» Тиндаля, это постоянная апелляция к научному воображению. Как уже говорилось, эта тема появляется почти во всех его работах, но специально этому посвящена статья «Научное использование воображения» (1870), к ней, в виде приложения обычно добавлялась статья «Пределы научного воображения», которая по сути была просто переименованной статьей «Научный материализм». Одна из главных функций этого ноу-хау Тиндаля заключается в том, чтобы снять все обвинения в науки в том, что она якобы убивает искусство. Вместо строгого дуализма науки/искусства, где идет борьба и выжить может только одна сторона, Тиндаль показывает, что они отлично дополняют друг друга, что без воображения не были бы возможны новые открытия в науке, и что научные работы по красоте слога иногда не уступают чисто художественной литературе. В общих чертах и мотивация и способ аргументации Тиндаля напоминает те рассуждения, что пронизывают «Историю материализма» Ланге (которую Тиндаль, безусловно, читал, ибо прямо на нее ссылается в других статьях). Он часто повторят, что мир большой, и может уместить как Ньютона, так и Моцарта. И монизм, где дух и материя выступают равнозначными силами, отлично способствует такому плодотворному союзу.
Однако, уже здесь видно очень много интересных «но». Во-первых, он начинает с отсылки на Гёте, того самого человека, который вдохновляет Тиндаля и который сам был поэтом-натуралистом. Идеальный казалось бы пример, но Тиндаль будто бы нарочно выбирает работу Гёте про цвета, где он пытался опровергать Ньютона и делал это очень плохо. Большую часть статьи Тиндаль рассказывает, как на самом деле воспринимаются нами цвета, что такое свет солнца, как он распространяется, почему небо голубое, и почему именно воображение помогает нам понять всё это. А во-вторых, здесь же Тиндаль, будто бы опровергая самого себя, вдруг выступает против нео-кантианского скептицизма, высказанного в статье «Научный материализм». К аргументам в духе квалиа добавляются аргументы в духе модной ныне задачи про философского зомби, но используются они не для утверждения скептицизма, а наоборот, для его критики:
Впрочем, я отнюдь не желаю тем самым закрепить вас незыблемо ни в этой, ни в какой-либо иной теоретической конструкции. При всей нашей вере в неё будет разумно сохранить её гибкость и способность к изменению. Более того, вы можете возразить, что хотя явления и ведут себя как если бы такая среда [прим. речь про разреженность и упругость атмосферы, чтобы скорость звука имела возможность быть такой, какая она есть на деле, но тут он от волн звука переходит к волнам света и под средой подразумевает «эфир»] существовала, окончательного доказательства её реальности по-прежнему нет. Отнюдь не стану отрицать ту степень обоснованности, на которую вправе претендовать это замечание. Попробуем с помощью аналогии оценить силу такого довода. Вы верите, что вас окружает в обществе множество разумных существ, подобных вам. Пожалуй, вы уверены в этом столь же твёрдо, как в чём бы то ни было другом. Но каковы основания этой веры? Единственно то, что окружающие ведут себя как если бы они были разумны; это — лишь гипотеза, но она объясняет факты. Возьмём показательный пример: вы верите, что наш президент — разумное существо. Почему? Не существует известного метода, с помощью которого кто-либо из нас мог бы наложить свой ум на ум другого и тем самым продемонстрировать совпадение в обладании разумом. Стало быть, если вы считаете президента разумным, то лишь потому, что он ведёт себя как если бы был таковым. И, как в случае с эфиром, за пределы этого «как если бы» вы выйти не можете. Скажу более: не удивлюсь, если при внимательном сравнении исходных данных для обеих этих гипотез многие здравомыслящие люди придут к выводу, что у эфира — лучшие позиции.
Кажется что это никакая не критика, а наоборот, утверждение скептицизма. Но дальше, спустя несколько страниц, возвращаясь к принципу «как если бы», Тиндаль пишет совсем однозначно: «Это — своего рода паразит науки, всегда готовый укорениться и прорасти там, где философия обнаруживает слабину. Но крепкая философская конституция не даёт паразиту прижиться, и в нашем случае по мере углубления в явления уверенность возрастает, словно укрепляющееся здоровье, пока в конце концов болезнь сомнения не будет полностью изжита». И пишет он это из-за вполне конкретного вопроса, из-за сомнения скептиков в существовании атомов. Тиндаль в этом не сомневается. Он считает оскорбительным, что эти мнимые скептики, отрицая атомизм, вполне себе принимают волновую теорию, уже нисколько в ней не сомневаясь. Из цели явно ангажированы, под маской простой игры в математическую объективность, они нарочно пытаются выбивать почву из под ног материализма. Тиндаль уверен, что как волна воды в конечном итоге состоит из молекул, так и любая волна чего-бы то ни было ещё будет состоять из других элементарных частиц.
Многие современные химики не желают говорить об атомах и молекулах как о реальных сущностях. Их осторожность побуждает их не доходить до ясной, отчётливой, механически понятной атомистической теории Дальтона или какой-либо её разновидности, и вместо этого ограничиваться лишь доктриной кратных отношений. Я уважаю эту осторожность, хотя и полагаю, что в данном случае она не вполне оправдана. Ведь те же самые химики, которые уклоняются от понятий атомов и молекул, без колебаний принимают волновую теорию света. Как и вы, как и я, они все без исключения верят в существование эфира и его световых волн. Давайте задумаемся, что эта вера влечёт за собой. Вновь призовите на помощь воображение и представьте себе ряд звуковых волн, распространяющихся в воздухе. Проследите их до их источника — и что вы там найдёте? Конкретное, осязаемое, вибрирующее тело. Это могут быть голосовые связки человека, труба органа или натянутая струна. Теперь таким же образом проследим до источника цепочку эфирных волн — помня при этом, что эфир — это вещество: плотное, упругое и способное к движениям, подчинённым и определяемым механическими законами. Что же тогда вы ожидаете найти в качестве источника ряда эфирных волн? Согласится ли ваше воображение принять в этой роли некое «вибрирующее кратное отношение», численное соотношение в состоянии колебания? Думаю, что нет. Такой абстракцией невозможно завершить здание теории. Научное воображение, чья компетенция здесь неоспорима, требует в качестве источника и причины эфирных волн частицы вибрирующей материи, столь же определённой, пусть даже крайне малой, как и та, что порождает музыкальный звук. Такую частицу мы и называем атомом или молекулой. Думаю, что направленный ум, стремящийся к чёткости без ореолов туманности, в конечном счёте неизбежно придёт к этому образу.
Как и в прошлых статьях, но ещё более отчетливо, Тиндаль заявляет, что из неживого может произойти живое, указывая на теорию возникновения солнечной системы из газопылевого облака. Там-то явно не было жизни, а значит она возникла в процессе формирования системы. Вопрос только в том, каким образом это случилось. И если отбросить волшебство религии, то придется признать, что неорганические частицы смогли породить органические соединения. Это такой же эволюционизм, как у Дарвина, только выходящий за пределы биологии. Вопрос поставлен ребром:
Либо жизнь была потенциально заключена в материи ещё в её туманной фазе и затем развилась естественным путём, либо она была принципом, внесённым в материю в более поздний момент […] принадлежит ли жизнь тому, что мы называем материей, или же это — независимый принцип, внедрённый в материю в какой-то подходящий момент, скажем, тогда, когда физические условия стали таковы, что позволили развитие жизни?
Тиндаль признается, что строгого научного ответа на этот вопрос сейчас нет, и сражения в этой сфере ещё будут идти десятками и сотнями лет, но он делает ставку скорее на эволюционный путь. Попутно здесь он вводит концепцию о некой особой небесной материи, но об этом можно прочитать уже в самой его статье. Впервые здесь звучит монистический принцип в своем классическом виде, буквально как у Геккеля. А также поэтическое допущение, что все великие гении человечества были порождены из космической пыли. Оба этих высказывания мы приведем ниже, и оба они стали центральными причинами для нападок.
Дух и материя всегда преподносились нам в самом грубом противостоянии: первое — как нечто совершенно благородное, второе — как нечто совершенно низкое. Но верно ли это? Является ли это тем, что величайший духовный учитель назвал бы вечным фактом Вселенной? От ответа на этот вопрос всё зависит. Представим, что вместо этой противопоставляющей схемы нам с юности внушали бы, что дух и материя равно достойны, равно чудесны; что, по сути, они — две противоположные стороны одной и той же тайны. Представим, что с юности мы были бы воспитаны скорее в духе поэта Гёте, чем поэта Юнга; что нас учили бы видеть в материи не «мёртвую материю», но «живое одеяние Бога» […] не только низшие формы микроскопической или животной жизни, не только более высокие формы — конь и лев, не только изумительный и сложнейший механизм человеческого тела, но и человеческий разум — эмоции, интеллект, воля и все их проявления — некогда таились в огненном облаке […] в данный момент все наши философия, поэзия, наука и искусство — Платон, Шекспир, Ньютон и Рафаэль — потенциально содержатся в огне Солнца.
Стоит ли удивляться, что наговорив столько вещей, идентичных тому, что мы видим в сочинениях Бюхнера и Молешотта, на Тиндаля посыпалась гора обвинений? Как обычно, он попытался блокировать все обычными затычками, которые уже использовались им раньше. Свойства материи имеют неизвестный первоисточник, материя мистична по своей природе и т.д. и т.п. Не случайно он приложил в качестве второй части переименованную статью «Научный материализм». Но и это все уже не спасало. Из различных обвинений в адрес Тиндаля приведем две газетные заметки:
Из Pall Mall Gazette, 20 сентября 1870 года
Почему профессор Тиндаль приписывает Гёте «представление» (как он выражается), что материя — это «живое одеяние Бога»? Нам не известно, чтобы такое утверждение содержалось в его сочинениях. В «Фаусте» Гёте вводит духа земли, который описывает свою деятельность как ткачество единой гигантской ткани из «бурь человеческой жизни, вихря деяний», рождений и смертей, дел и забот смертных, создавая тем самым «живое одеяние для Божественного». Но, будь эта фраза выспренной банальностью или возвышенным поэтическим образом, она вовсе не имеет того смысла, который придаёт ей профессор Тиндаль.
Из Record, 23 сентября 1870 года
Открытие побудительных мотивов. № 1.
Но зачем профессор Тиндаль вообще обратился к воображению своих слушателей? Его вымышленная картина таинственных процессов света была приведена в оправдание «безудержности более слабых братьев» — как он называет мистера Дарвина, имея в виду его теорию естественного отбора, дополненную теорией пангенеза. Христианские философы возражают против теорий мистера Дарвина тем, что по сути они — атеистичны. Они созданы с намерением стереть со страниц природы самые поразительные свидетельства замысла — самые явные откровения книги природы о существовании всемудрого и всемогущего Творца — Бога. Эти теории лишают человека всех тех достоинств, которые возносят его над животным. И факты природы противоречат этим теориям. Первая теория мистера Дарвина — теория естественного отбора — пытается объяснить происхождение всех растительных и животных существ из некоего гипотетического зародыша… Но даже это не кажется чрезмерным для воображения профессора Тиндаля. Он принимает и теорию откровенного атеиста Людвига Бюхнера, изложенную в книге «Сила и материя», где утверждается, что теория эволюции требует представить, будто не только все организмы — животные и растения — были некогда потенциально заключены в огненной туманности, но и что все ментальные способности — Платон, Шекспир, Ньютон и Рафаэль — потенциально содержатся в огне Солнца.
Профессор Тиндаль обращается к верующим в Библию как в Слово Божие с призывом не называть такую теорию нечестивой или безбожной. Он утверждает, что можно её придерживаться и при этом проявлять в жизни то, что он называет «так называемыми христианскими добродетелями». Он говорит: «Те, кто сохраняет такие вопросы открытыми и не допускает незаконных ограничений горизонта своей души, имеют столь же мало общего с атеистом, утверждающим, что Бога нет, как и с теистом, утверждающим, что знает ум Бога». Значит, эти люди — теисты; но какой Бог требуется их свободному умозрению? Те теисты, которых профессор Тиндаль осмеивает — те, кто верует в Бога, открывшего человеку Свою волю и ум, — располагают куда более высокими и убедительными доказательствами такого откровения, чем профессор Тиндаль когда-либо сможет собрать в пользу своей волновой теории света.
Философия Тиндаля рассматривает Вселенную как огромную механическую, самоопирающуюся, самоподдерживающуюся, самозарождающуюся материальную машину, лишённую заботливого попечения и промысла любящего Отца. Его Бог — это Бог эпикурейцев, который некогда создал и привёл машину в движение, а затем навсегда оставил её на произвол судьбы. Подобная философия, дитя необузданной гордыни ума, может обращаться к разнузданной фантазии падшей человеческой природы, но не имеет ничего общего с высшими стремлениями души.
Белфастская речь
И вот, мы подходим к самой нашумевшей статье Тиндаля — «Белфастская речь» (1874). Начинается она очень бодро, почти всю первую половину речи он защищает атомизм и подвергает прямым нападкам спиритуализм, называя Платона и Аристотеля пустословами, нанесшими огромный вред человеческой мысли. При чем значительную часть своей речи он посвящает истории, и непомерно много места отведено Демокриту, Эпикуру, Лукрецию и Гассенди. Он даже упоминает уже переведенную у нас на сайте речь Максвелла про атомизм. Правда Тиндаль часто ссылается на историю материализма Ланге, и как мы уже видели в речи о границах познания, сам находится под влиянием Канта (и здесь он это снова повторит). Но Тиндаль, в отличии от Ланге, явно намерен защищать материализм в меру своих возможностей. Но увы, хотя первая половина начиналась так хорошо, вторая часть резко пошла на спад. Тиндаль пытается снова выстроить стену защиты от возможных обвинений в материализме. Поэтому он сталкивает в воображаемом диалоге сторонника Лукреция и епископа Батлера. Первый выражает типичные материалистические взгляды, с которыми согласен и сам Тиндаль, но второй высказывает, по сути, ту же мысль, что и статья «Научный материализм», снова про феномен сознания. И как судья между спорщиками, Тиндаль присуждает победу Батлеру. Схема снова повторяется, как и во всех статьях до этого. Разница только в том, что он по сути зачитал всю историю атомистической философии, чего раньше не делал.
Вторая часть речи посвящена защите Дарвина, поддержке учения о сохранении энергии Майера, снова оспаривает теории витализма и телеологии и выступает по сути как атеист, а вслед за этим, не называя имен, хвалит достижения сравнительной анатомии и физиологии, переходя от этих вопросов к вопросам психологическим, что снова связывает нас с тематикой сознания. И вдруг, вместо очередного унижения с квалиа, Тиндаль упоминает теории Гербарта Спенсера, которые в духе игры Assassins Creed утверждали, что инстинкты животных — это переданная память предков, и что человек, как животное, также обладает этой памятью. Сам Тиндаль объяснял этим, почему он так любил природу с детства. Это все генетическая передача духа кельтского народа, который столетиями жил в гармонии с природой (так он себе это объяснял в автобиографических воспоминаниях). В остальном он пересказывает идею Спенсера о том, что сознание связано с восприятием, а оно связано с органами чувств. Сами эти органы имеют длинную историю развития, и в постоянном соприкосновении с внешней средой они модифицировались под нужды каждого конкретного организма. В этом нет заранее задуманного плана, а только набор неслучайных случайностей. Например если бы столетиями люди жили под землей, то явно глаз начал бы лучше видеть в темноте. Здесь же можно найти целый абзац, который ярко свидетельствует о поддержке Тиндалем научного расизма, и понятно, что теория памяти предков хорошо этому способствует. В общем, если не вдаваться в детали, Тиндаль снова ставит вопрос ребром, как уже ставил его в других статьях:
Либо мы безоговорочно допустим саму идею творческих актов, либо, отвергнув её, радикально пересмотрим наши представления о материи.
Атомизм Демокрита, который он расписывал всю первую половину своей речи — отвергается сразу, как вульгарный, механистический материализм, не способный объяснить феномены сознания, ощущения и жизни. «Их наука была наукой о механике, а не наукой о жизни. Они никогда не рассматривали материю во всей её полноте». Полнота, само собой, это диалектический синтез материи и духа, наделение самой материи некими особыми, немеханическими свойствами. Здесь повторяются идеи из всех названных ранее статей, местами с новых ракурсов, и про роль воображения, и про кантианские аргументы в духе квалиа, и попытка оправдываться тем, что в собственном материализме Тиндаля материя остается некой тайной, а источники ее сил остаются закрытыми от исследователя. И он думает, что этого будет достаточно. Но даже здесь читатели выцепили отдельную фразу, которую истолковали буквально как манифестацию самого вульгарного материализма. Сама фраза, что самое удивительное, далеко не самая радикальная, которую можно было найти:
Веря, как я верю, в непрерывность Природы, я не могу внезапно остановиться там, где бессильны наши микроскопы. Здесь зрение разума закономерно дополняет зрение глаза. По внутренней интеллектуальной необходимости я переступаю границу эмпирического знания и различаю в той материи, которую мы — в своём неведении её сокровенных сил и вопреки нашему показному почтению к её Творцу — доселе покрывали позором, в ней я вижу источник и потенцию всей земной жизни.
После этой речи имя Тиндаля начало ассоциироваться с материализмом. Издание за изданием он пытается отсылать всех к своей статье «Научный материализм», клятвенно заверяя, что она нейтрализует все недоразумения. Со временем это сработало, но ближайшие десятилетия он получал одно обвинение за другим. Среди многих таких обвинений интересно посмотреть на критику, с которой выступил художник и теоретик искусства Джон Рёскин в 1875 году: «Есть наука о морали, наука об истории, наука о грамматике, наука о музыке и наука о живописи, и это совершенно несравненно более высокие области человеческого интеллекта, и они требуют большей точности и более тщательного наблюдения, чем химия, электричество или геология».
Заключение: материалист ли Тиндаль?
Подводя итог, вернёмся к главному вопросу: насколько уместно считать Джона Тиндаля материалистом? Как мы увидели, ответ тут вовсе не однозначен, и зависит он от определения материализма. С одной стороны, да: Тиндаль открыто выступал за «материализм… насколько эта позиция является обоснованной». В научном отношении он полностью разделял убеждение, что все явления в принципе объяснимы через материю и физические силы. Он защищал теорию атомизма и верил в реальность атомов, поддерживал механистический подход в биологии, отрицал существование особой жизненной силы, заявлял о единстве материи и энергии во Вселенной. Его знаменитые слова про «источник и потенцию жизни в материи» стали для современников символом научного материализма XIX века. Тиндаль считал, что материалистическое объяснение органических процессов рано или поздно одержит верх над витализмом и спиритуализмом: «думаю, что материалист в конечном итоге сможет отстоять эту позицию против всех нападок», – говорил он. Здесь под «материалистом» он понимает именно человека, объясняющего рост тела и работу мысли физико-химическими процессами мозга. Тиндаль не сомневался, что на уровне ближайших причин материалист прав: «утверждая, что рост человеческого тела является механическим, а мысль… имеет свой коррелят в физике мозга…». Это – научный материализм в чистом виде, полностью принимаемый Тиндалем. Он даже допускал, что и самые сложные явления, вроде возникновения жизни на планете, можно мыслить как естественное продолжение физических процессов.
С другой стороны, нет: Тиндаль оговаривал, что материализм не является полной философией жизни. Он «не может пройти дальше» определённой черты. В приведённом отрывке он прямо говорит: «Я не думаю, что [материалист] может выйти за эти рамки. Проблема связи тела и души в ее современной форме столь же неразрешима, как и в донаучные века». Связь тела и духа остаётся загадкой, и материализм, по Тиндалю, бессилен её разгадать – как, впрочем, и любая другая философия. Он признаёт: даже если мы установим, что для мысли нужен фосфор в мозгу («ohne Phosphor kein Gedanke» – «без фосфора нет мысли») – это ничего не проясняет в сути сознания. Более того, материализм бессилен ответить на вопрос, откуда взялась сама материя и её законы. Тиндаль подчёркивал: наука не знает, почему существуют атомы, кто их «наделил» свойствами притягиваться, соединяться и создавать живое. На все эти вопросы материалистическая доктрина ответа не даёт. В этом смысле Тиндаль – не догматик. Он отвергал как догматическую религию, так и догматический философский материализм. Сам он писал, что повторяет одну и ту же мысль всю жизнь – мысль о величии и ничтожности человека одновременно. Человек разумен и могуч умом – настолько, что познал строение миров и атомов, – но человек и слаб, раз не может постичь последних тайн. Материализм силён, пока речь о законах материи; беспомощен, когда речь о том, что лежит вне их. Такой вывод Тиндаль делал снова и снова, сохраняя, по его словам, баланс между утверждением силы науки и признанием её слабости.
Таким образом, назвать Тиндаля материалистом можно лишь с оговорками. Он сам без колебаний принимал ярлык «материалист» применительно к научному исследованию – дескать, физик и должен быть материалистом по методологии. Но в мировоззренческом плане его позиция ближе к научному агностицизму. Сегодня историки науки отмечают, что Тиндаль скорее пытался соединить научный материализм с романтическим идеализмом, поместив первый в контекст широкой философии природы. Он видел в природе не холодный механизм, а объект почти религиозного трепета – «natural supernaturalism», по выражению Карлейля. Его знаменитое описание восхождения на Маттерхорн (в конце эссе «Научный материализм») переходит в медитацию о вселенском тумане, содержащем в себе задатки всего – звёзд, гор и человеческой печали. Задаваясь вопросом, присутствовали ли потенциально в первичной туманности те переживания, что он испытывает сейчас, Тиндаль приходит к выводу, что если да, то нам нужно переосмыслить сами определения материи и силы – включить в них жизнь и разум как их высшие цветы.
И все таки, Тиндаль старается быть не настолько скептичным, как нео-кантианцы, со всеми этими оговорками, он всё же пытается удерживаться на позиции материализма. Если попытаться резюмировать его взгляды совсем кратко, то можно сказать, что Тиндаль был монистом. Примерно таким же, как Эрнст Геккель, и может немного менее радикальным, чем Бюхнер или Молешотт, хотя он достаточно близок даже к этим двоим. Его взгляды — очередная вариация материалистического пантеизма, натурфилософии в духе Гёте, Форстера и Гумбольдта, с той разницей, что в качестве фундамента используется не философия Спинозы, а скорее философия Джордано Бруно, а также активно используются отсылки на эпикурейскую традицию (в этом плане он сильно напоминает Бюхнера). Единственное, чем Тиндаль отличается от немецких монистов в более механистическую сторону, так это желанием, несмотря на массу оговорок, защищать атомистическую теорию и обосновывать реальность атомов. Зная аргументы нео-кантианцев, Тинадлю тяжело защищать атомизм совсем открыто, но он пытается использовать все доступные для этого методы. В частности, именно с этой целью он активно использует концепцию «научного воображения», как некоего мостика между миром искусства и миром науки, между душой и материей. При этом он не понимает до конца, что немецкий материализм ничем от него не отличается, и поэтому сам же обвиняет материалистов, как и вообще атомизм, в механистичности и неспособности объяснить возникновение жизни, чувства, ощущения и сознание (ср. позиция марксизма). А в качестве пантеиста он принимает значительную часть агностических аргументов, которые мог заимствовать как у немецких кантианцев, так и у своих друзей — Гексли и Спенсера. Выходит, что позиция Тиндаля находится где-то посередине между монизмом Бюхнера и скептицизмом Дюбуа-Реймона. Почему «Белфастская речь» наделала столько шума, как материалистическая, понять трудновато. Планка для стигматизации материализма видимо находилась уж слишком низко, почти у самого плинтуса. И заслужить такие обвинения было не особенно тяжело.
Использованная литература:
- Борис Викторович Булюбаш — «Публичный интеллектуал Джон Тиндаль» (2025) — Независимая газета.
- Борис Викторович Булюбаш — «Частицы небесной материи Джона Тиндаля» (2024) — Независимая газета.
- Артур Уитмор Смит — Биография Тиндаля (1920) — The Scientific Monthly, Oсtober, 1920
- Статья из энциклопедии Britannica (1911) — на Википедии.
- Уильям Таллок Джинс — «Жизнь электриков» (1887) — в доступе на проекте Гутенберг.
- James C. Ungureanu — John Tyndall, the Pantheist (2013), — источник.
- Джон Тиндаль — «Жизненная сила» (1865)
- Джон Тиндаль — «О материи и силе» (1867)
- Джон Тиндаль — «Научный материализм» (1868)
- Джон Тиндаль — «Научное использование воображения» (1870)
- Джон Тиндаль — «Белфастская речь» (1874)
- Laura Meneghello — Jacob Moleschott and the conception of science in the 19th century (2010) — краткое содержание.