Несмотря на то, как называется наша статья, мы совсем не хотим сказать, что Кабанис был “плохим” материалистом. Мы также не хотим сказать, что такими были Ламетри, Бюхнер, Молешотт и т.д. Наоборот, одна из целей нашей группы – реабилитация доброго имени всех этих мыслителей, пострадавших от марксистской клеветы. Но как и в случае с “утопическим социализмом” термин “вульгарный материализм” достаточно распространен, и как мы надеемся, так будет проще найти этот материал.
Философ, о котором мы будем вести речь в этот раз, принадлежит к разновидности врачей-философов (как тот же Ламетри). Пьер Жан Жорж Кабанис (1757-1808) родился совсем уж не в бедной семье. Кабанис происходил из старинной лимузенской семьи, с XVI века являвшейся крупным землевладельцем и полу-наследственных владельцев юридических должностей в местных парламентах. Его отец, Жан Батист Кабанис, был юристом и, будучи физиократом, занимался вопросами сельского хозяйства и инновациями в сельской экономике; он также был одним из соратников Тюрго, интендантом в Лимузене с 1761 по 1774 год. Кабанис потерял мать в возрасте 7 лет, отчасти поэтому во время своего первого обучения у местных священников он проявлял бунтарскую натуру. В возрасте десяти лет его отправили в Доктринерский колледж в Бриве, где он провел четыре года (1767–1771), прежде чем был исключен за недисциплинированность. Раздосадованный, отец отправил его в Париж в возрасте 14 лет с рекомендательным письмом от Тюрго к своему протеже, молодому поэту Антуану Руше (который, за поддержку конституционной монархии по Британскому образцу, во время якобинского террора будет казнен).
Кабанис перенял у Руше вкус к письму и поэзии, но отец больше не мог убедить его вернуться в Брив. Он взялся за перевод Гомера, но успех был признан только в парижских салонах; В 1773 году он сопровождал князя-епископа Виленского в Варшаву в качестве его секретаря. С 1773 по 1775 г. он путешествовал по Германии и Польше. По настоянию отца и под влиянием литературных неудач, выбирая для себя будущую профессию он выбирает медицину. В 1777 году в Париже он познакомился с врачом Жаном-Батистом Леоном Дюбреем (1743-1785), прикрепленным к госпиталю Сен-Жермен-ан-Ле. Дюбрей стал его наставником и руководил его медицинскими образованием. Кабанис сам подтвердил важность роли своего учителя, с которым он некоторое время жил в компании писателя Жана де Пехмежа, автора наиболее резких анти-рабовладельческих отрывков в «Истории Обеих Индий».
Кружок Отейль и французская революция
В 1778 году Тюрго и Руше организовали прием Кабаниса в литературном салоне мадам Гельвеций на улице д’Отейль. Настроения кружка были антиклерикальными, благоприятными для социальных реформ и полными энтузиазма по поводу Американской революции. Там он познакомился с Кондорсе, Траси, Ласепеда, Шенье и другими выдающимися людьми, которые позже сформировали общество “идеологов”. Наиболее влиятельными представителями в жизни и политической мысли Кабаниса были Мирабо (чьим врачом и спичрайтером он был), Сийес и Дюпон де Немур. У госпожи Гельвеций возникла «материнская привязанность» (ей тогда было 59 лет) к Кабанису, вошедшему в весьма замкнутый круг «вечных гостей». Там он произвел настолько благоприятное впечатление на Бенджамина Франклина, что тот 21 июля 1786 г. избрал его иностранным членом Американского философского общества, хотя тот еще не опубликовал ни одной серьезной работы.
В кружке Отейль также располагалась масонская ложа Девяти сестер, уважаемым членом которой был Франклин с 1779 по 1781 год. В это время Кабанис стал членом ложи вместе с Руше и Гаратом. Степень связи и влияния этой ложи на Кабаниса неясна. По мнению Стаума, ложа «Девять сестер», как и масонство в целом, не играла активной и скоординированной роли в качестве политической протестной группы во время Революции, поскольку многие ложи включали консервативных членов королевской семьи или высшего дворянства. Частные связи, которые Кабанис мог поддерживать с тем или иным членом, были гораздо важнее, ведь философам и будущим идеологам не требовались ритуалы и внутренние дискуссии масонства для разработки принципов Просвещения. Особенно запомнится Кабанису из этих принципов, идущих из мысли Дидро и Гольбаха, принцип единства природы и знания (натуралистическая философия). Закончив в 1783 году медицинское образование, Кабанис написал свое первое произведение «Serment d`un medesin» («Клятва врача») — подражание одноименному сочинению Гиппократа.
Кабанис горячо принимает принципы революции в самом ее начале. Особенно это проявилось во время волнений, произошедших в его родном регионе Бас-Лимузен зимой 1789-1790 годов, за которыми последовали жестокие репрессии со стороны полиции. Весной 1790 года Кабанис поддержал делегацию из Брива (революционной коммуны), прибывшую в Париж для защиты своего дела. В 1790 и 1791 годах он установил тесные отношения с Мирабо, чтобы обеспечить ему медицинский уход во время болезни, в конечном итоге унесшей его жизнь. После этого он приобрел репутацию врача, которая дала ему доступ к роли скорее администратора, чем политика. Он присоединился к умеренному “Клубу 1789 года”, основанному Кондорсе и Сийесом, не будучи там активным членом. По сути, его интеллектуально больше привлекали социальные размышления, чем политические действия.
В 1793 году, когда был издан указ об аресте Кондорсе, Кабанис стал подозреваемым в том, что помог ему в побеге (говорят, что он также дал ему дозу яда для самоубийства). Террор поразил и его ближайшее окружение: как мы уже упоминали выше, наставник его юности, поэт Жан-Антуан Руше, был казнен в 1794 году. Если Кабаниса пощадили, то наиболее правдоподобным объяснением является то, что его уважали за бесплатную помощь бедным. Существует также занятная история, что когда грянула революция, Конвент поручил Кабанису выяснить, не причиняет ли нож гильотины физические страдания. Он ответил отрицательно, поясняя, что сознательные ощущения после отсечения головы невозможны; движения же обезглавленного тела носят чисто рефлекторный характер. Этот вывод базировался на выдвинутым Кабанисом представлении о трех уровнях поведения: рефлекторном, полусознательном и сознательном. Для каждого имеется своя система органов. Преемственность между ними выражается в том, что низшие центры при отпадении высших способны к самостоятельной активности. После 9 термидора (27 июля 1794 г.), ведущую роль в восстановлении учебных заведений и преподавательского состава взял на себя «кружок Отейль» (те, кто часто посещал салон г- жи Гельвеций). 6 апреля 1795 г. Кабанис был назначен профессором гигиены в новой Парижской медицинской школе, а 14 декабря 1795 г. он стал членом Института Франции (Академии моральных и политических наук).
От Директории к Империи
Период 1796-1802 гг. является наиболее значительным в его философской, политической и медицинской карьере. 14 мая 1796 г. Кабанис женился на Шарлотте Фелисите де Груши (1768-1844 ), сестре маршала де Груши и Софи де Кондорсе. Кабанис и Шарлотта жили вместе с 1791 года, уже имея двоих детей. Избранный депутатом Совета пятисот, в 1797 он одобрил государственный переворот 18 Фруктидора против роялистов. В 1799 году он поддержал государственный переворот 18 брюмера, опасаясь возвращения якобинцев (Клуба Манежа и Клуба Пантеона). Историки разделились во мнениях относительно того, поддерживал ли он только государственный переворот или готовил его активно и эффективно.
Кабанис участвовал в разработке конституции 1799 года, а в 1800 году он был вызван в консервативный сенат при его создании (3 нивоза VIII 15 года ). В том же году Кабанис унаследовал виллу от мадам Гельвеций, которая умерла в августе. Вместе с де Траси он продолжал возглавлять салон в Отейль, который присоединился к обществу идеологов. 24 декабря 1800 г. на улице Сен-Никез было совершено покушение на Бонапарта, в то время первого консула. Это было нападение роялистов, но Бонапарт использовал его для депортации 120 ни в чем не повинных неоякобинцев, устранив таким образом неприятную оппозицию. Кабанис был одним из сенаторов, пытавшихся противостоять этому. Затем Бонапарт выражает свое презрение к идеологам и материалистам, поскольку он стремится восстановить связь со Святым Престолом. С этого момента Кабанис стал скрытым противником режима, считая, что Конституция 1799 года была нарушена. Оставаясь сенатором, он отсутствовал на заседаниях в зависимости от голосования: например, по Конкордату или пожизненному консульству. При провозглашении Сенатом империи в 1804 г. Кабанис отсутствовал по состоянию здоровья.
28 января 1803 г. он стал членом Французской академии. 22 апреля 1807 г., уже имея слабое здоровье, во время проживания в поместье Груши, он, по-видимому, перенес кровоизлияние в мозг. Он достаточно оправился, чтобы отправиться на охоту и заботиться о бедных людях поблизости, но вторая атака оборвала его жизнь уже 5 мая 1808 г.
Менее чем за три недели до смерти Кабанис получил жалованную грамоту, возводившую его в ранг графа Империи. Создавая в 1808 г. дворянство Империи, Наполеон возвел в это звание всех сенаторов. Через восемь дней после смерти, Наполеон перенес его тело в Пантеон в Париже. По мнению Ж.-К. Сурниа, этот перенос апостериорно свидетельствовал о ключевой роли Кабаниса во время государственного переворота 18 брюмера. Похоронную речь произнес Гарат в окружении делегаций Института, Сената и Медицинской школы. Даже самые критически настроенные оппоненты Кабаниса почти не сомневались в его личностных качествах. Его вдова Шарлотта боготворила его до самой своей смерти в 1844 году. Она покоится вместе с сердцем своего мужа на кладбище Отейль, рядом с могилой мадам Гельвеций.
Медицинский материализм Кабаниса
Пьер Кабанис еще мальчиком воспринял просветительные идеи XVIII века. Тяга к знаниям — отличительная черта Кабаниса, посещавшего салоны и кружки энциклопедистов. Он был сильно вдохновлен Локком, чьи сочинения он читал во время учебы, и который направил его на путь классической философии и философии своего времени, и в частности сенсуализма Кондильяка. Став учеником последнего, он был также другом Гольбаха, Даламбера, Дидро, лучшим другом Томаса Джефферсона, выдающегося американского просветителя, ставшего третьим президентом США. Под руководством Кабаниса у вдовы Гельвеция регулярно собирался кружок философов-идеологов. В эту группу входили Дестют де Траси, Кондорсе, Ампер и др. Это всё мы уже видели выше, и поэтому можно уверенно заявить, что Кабанис был неотъемлемой частью т.н. “французского просвещения”. Вначале как яростный защитник материализма в рядах «Идеологов», особенно вместе с Дестютом де Траси, позже он занял более спиритуалистическую позицию, наделив природу космическим разумом. Оригинальным вкладом потомков этих двух мыслителей станет введение физиологии в психологию.
В 1788 году Кабанис завершил работу «О степени достоверности медицины» (которая не была опубликована до 1798 года) в то время, когда медицина была предметом общественной критики. Это недоверие, восходящее к Монтеню и Мольеру, шло также по стопам Жан-Жака Руссо, который в своем «Эмиле» изобразил медицину как искусственное и порочное препятствие на пути природы. В то время состояние медицины контрастировало с прогрессом математических, физических и химических наук. Врачей обвиняют в незнании причин жизни, болезней и действия их лекарств. Чтобы ответить на эти нападки, Кабанис провел различие между сущностью (знанием причин) и явлением (тем, что доступно органам чувств). В частности, он ссылается на Кондильяка (дихотомию между внешними ощущениями и идеями, отраженными через язык). Медицина — это наука о наблюдении, основанная на неогиппократовом эмпиризме. Чтобы объяснить жизнь, Кабанис обращается к жизненному принципу, аналогичному принципу гравитации Ньютона. Медицина может быть эффективной без знания первопричин, точно так же, как сельское хозяйство можно улучшить, не зная «тайны растительной жизни».
Кабанис приходит к выводу, что если бы медицины не существовало, ее пришлось бы изобрести. Хотя медицина иногда приносит мало пользы или даже вредит, она всегда предотвращает худшее, отгораживаясь от «дерзкого невежества» или грубой некомпетентности. В своей последней публикации Кабанис подкрепляет этот вывод, настаивая на патриотическом долге и социальной ответственности врача в его поисках истины против суеверий. Таким образом, медицина рассматривалась как наука о человеке и обществе.
Доктор Кабанис прославился тем, что изучал французскую историю с физиолого-психологической и медицинской точек зрения. Оригинальная работа Кабаниса под названием «Очерки патологической истории» вышла в 4-х томах «Очерки» Кабаниса можно разделить на пять частей:
- Первая из них посвящена эротике во Французской истории, в ней автор откровенно пересказывает все, что происходило на свадьбах королей, и подробно исследует тайные болезни Франциска I и Людовиков XIII, XVI, XV, XVI, XVIII, относясь к своему исследованию весьма серьезно.
- Вторая — также взгляд через призму патологии, знакомит с недугами, имевшими влияние на жизнедеятельность знаменитых исторических личностей: с неврастенией Руссо, экземой Марата, параличом Кутона, деятеля революции, и прогрессивным хроническим ревматизмом комического писателя Скаррона, мужа небезызвестной маркизы Ментенон, фаворитки Людовика XIV.
- Третья — рисует Людовика XVI в его интимной жизни, Робеспьера — дома, подлинную Шарлотту Кордэ, суеверия Наполеона I и псевдосумасшествие маркиза де Сада.
- В четвертой части представлены характеристики выдающихся врачей: любимца Людовика XI главного интригана Куату; первого акушера французского двора Клемона, с которого при Людовике XIV начинается отсчет придворных акушеров, прерванный падением Декабрьской империи; одного из судей Марии-Антуанетты хирурга Субербьеля; мэра Парижа во времена революции Шамбона де Минто; врачей Талейрана и пресловутого Паджелло, игравшего третью роль в романе из жизни Жорж Санд и Мюссе.
- Наконец, в пятой части — различные этюды, имеющие прямое или косвенное отношение к истории с медицинской точки зрения. Здесь мы встречаем подробности родов Марии-Антуанетты и императрицы Марии-Луизы, свадьбы Людовика XV и Марии Лещинской, об исторических скелетах и о глазе Гамбетты и т. п. Анализ очерков Кабаниса оставляет впечатление у современников и потомков, что он задолго до Фрейда использовал психоаналитический метод.
В 1802 году Кабанис опубликовал свой главный философский труд: «Rapports du Physique et du Morale de l’homme» (Физические и моральные аспекты человека). По его мнению, формирование наших идей происходит под влиянием органической чувствительности, которая также направляет деятельность наших органов, а значит, и всей совокупности каждого живого существа. Путем наблюдения за патологическими состояниями, действием наркотиков, и связанными с ними психологическими состояниями он представляет наши мысли как физиологический результат восприятия соответствующим органом — мозгом. Таким образом, он закрепляет инстинкт в материальной структуре каждого живого существа, подобно тому как каждый орган закреплен в своей предрасположенности к выполнению определенной задачи в организме.
По мнению Стаума, хотя Кабанис и настаивает на единстве физического и морального, «слитых в их источнике», он никогда не сводит органическую чувствительность психических явлений к тем же физико-химическим силам неживой материи. Органическая чувствительность проистекает из утонченного жизненного принципа, аналогичного, но отличного от более элементарных принципов, таких как тяготение и химическое сродство.
Тезисы Кабаниса интерпретировались по-разному в зависимости от исторического контекста. Интерпретации XIX века основаны на дуализме, где Кабанис воспринимается как грубый материалист, который в конце жизни превращается в спиритуалиста. В интерпретациях XX века подчеркивается либо монизм Кабаниса (Мартен Стаум), который подготовил бы биомедицинскому монизму, либо гилозоизм конца его жизни (Жан Казенёв). В контексте революционной эпохи философия Кабаниса была амбициозной: она стремилась создать науку о человеке в «цепи истин», объединяющую физиологию, анализ идей (идеологию в значении «Идеологов») и этику. Таким образом, человек интегрирован в природу, становится ее частью, вплоть до того, что сам становится объектом науки через изучение взаимосвязи между его физическим и моральным состоянием.
Такое предприятие радикально отвергает метафизику души, Бога и загробной жизни, а также моральную философию категорических императивов. На протяжении XIX века Кабанис был мишенью многочисленных критиков, сводивших его философию к видению человека-машины в безразличном космосе, эгоистичного вычислителя своих потребностей, руководствующегося принципом удовольствия.
Для историков философии Кабанис известен как олицетворение «вульгарного» материалиста. Шарль де Ремюза так писал о нем, что он утверждал, что «мозг переваривает впечатления, как желудок переваривает пищу, и таким образом выделяет мысль», и что «мораль — это только физическое, рассматриваемое с определенных частных точек зрения». Эта метафора стала настолько известной, что достаточно ее процитировать, чтобы показать, что ее даже не стоит опровергать. По мнению Стаума, критики Кабаниса не соблюли точный текст, исключив важные слова: «мозг как бы переваривает впечатления; оно органически производит выделение мысли». Во времена Кабаниса физиология пищеварения была так же мало известна, как и физиология мозга. От Мальпиги, который приписывал мозгу «железистую структуру», выделяющую «нервный сок», до врачей (Бальиви, Бургаве), натуралистов (Бюффон), философов (Дидро) все принимали идею о том, что мозг выделяет «нервную жидкость». Кабанис не выдвинул никаких новых идей, он синтезировал знания своего времени, объединив физиологию и психологию своего времени.
Для историков медицины Кабанис, напротив, скорее виталист. Его учитель медицины, Ж.-Б.-Леон Дюбрей (1748-1783), происходил из факультета Монпелье, находившегося под влиянием витализма Поля-Жозефа Бартеза. Для Кабаниса «нервная жидкость» (или «нервный флюид») близка к другой тонкой жидкости, «электрической», но он настаивал на том, что животное электричество обладает собственными свойствами («жизненной силой»), несводимыми к обычному физическому электричеству. Проведя аналогию между мозгом и желудком, Кабанис отметил, что его интересуют только явления, эффекты (общие факты живой природы), а не их причинная сущность (необъяснимая и непознаваемая).
«Чтоб получить правильную идею о действиях, результатом которых является мысль, мы должны рассматривать мозг как особый орган, специально предназначенный для ее производства, так же как желудок и кишки предназначены для пищеварения, печень — для очищения желчи, слюнные железы — для изготовления слюны, поджелудочная железа — секреции. Впечатления, достигающие мозга, приводят его в деятельное состояние, подобно тому, как пищевые продукты, попадая в желудок, вызывают выделение в достаточном количестве желудочного сока и движения, благоприятствующие их растворению».
Материалистический спинозизм Кабаниса
В 1824 году Фредерик Берар, врач из Монпелье, опубликовал ранее неопубликованное письмо Кабаниса под названием «Письмо к Фориэлю о первопричинах». Это письмо, вероятно, было написано около 1806 года и адресовано Клоду Фориэлю, который тогда работал над историей стоицизма. Кабанис поощряет его в его работе, излагая свои собственные взгляды на единый рациональный космос, одушевленный единой силой, которую он уподоблял вере древних стоиков в мир, одушевленный единой силой, пневмой или дыханием. В частной беседе Кабанис говорил о вероятном существовании вселенского разума и даже о возможности существования бессмертной души.
Это письмо вызвало множество разноречивых комментариев в XIX веке. По словам Берара, Кабанис скрывал свои глубокие убеждения из-за враждебных рамок Революции. Другие приветствуют «замечательное обращение» Кабаниса; или наоборот обвиняют в пантеизме, когда он отождествляет Бога и мир. По мнению Стаума, в мышлении Кабаниса нет противоречий, а есть лишь поверхностное прочтение его трудов. В «Отчетах» Кабанис сохраняет агностическую дистанцию, соответствующую научной работе. В своем «Письме» он помещает себя в царство недоказуемого, где допускает «более или менее правдоподобные предположения», и «если они не выдают аналитический разум как таковой». Он также отвергает конечные причины как тщетные и бесплодные, но допускает возможность существования первопричины, из которой происходят все силы Вселенной, организованные в космический разум.
Материя и ее уникальная сила (греч. pneuma или “энергия”) организованы по степеням: физическое притяжение, химическое сродство, затем жизненный принцип инстинкта и чувствительности, вплоть до индивидуального “я”: Кабанис даже начинает трансформизм в манере Ламарка. Таким образом, Кабанису удалось примирить физиологический детерминизм (физическая природа человека) со свободой выбора (моральная природа человека) через идею о том, что человек всегда совершенен, как последнее звено в “великой цепи существ”.
В вопросе о религии Кабанис отвергал сложившиеся религии, считая, что они принесли больше вреда, чем пользы, и приходил к выводу, что им следует не доверять. Происхождение религиозных идей он объясняет естественной человеческой потребностью. Религиозное чувство он воспринимает как часть человеческого достоинства. Чтобы спокойно жить во Вселенной, человек должен преодолеть “неуверенность и страх” перед тайнами, выходящими за рамки науки. Поэтому он выступает за приемлемую для философа религию, т.е. такую, которая не оскорбляет разум, гарантирует добродетели индивидов и спокойствие социального порядка.
По мнению Стаума, признание Кабанисом необходимости религии вполне объяснимо в контексте католической реставрации империи, но его возрожденная уверенность в гражданской религии вызывает большее удивление после печально известного провала декадентского культа и культа Разума и Высшего Существа времен революции. Философия Кабаниса, восходящая к локковскому отрицанию врожденности, представляет собой своеобразный возврат к ней, но после выведения врожденности из духовной сферы и помещения ее в рамки материализма. Таким образом, она образует опору идеализма в области медицины, использованную Шопенгауэром в его философии воли и Меном де Бираном в его психологии.
Социально-политические идеи
Будучи мыслителем эпохи Просвещения, он отвергал тиранию, наследственные привилегии, «искусственное» неравенство и рабство, но в то же время опасался социальных беспорядков. Во время волнений в Лимузене в 1789-1790 годах он поддерживал бунтовщиков против репрессий, но напоминал, что революционные идеалы могут быть достигнуты лишь постепенно.
Он был очень близок к Мирабо, опубликовав через четыре месяца после смерти последнего «Работу по народному образованию», найденную в бумагах Мирабо-старшего (1791 г.). По словам Стаума, большая часть речей Мирабо по вопросам образования была подготовлена самим Кабанисом. Образование должно быть построено по образцу сельского хозяйства (физиократского), особенно в детстве, где хорошие привычки должны прививаться в противовес плохим. Таким образом, образование должно было стать «наукой свободы». Эта свобода, то есть свобода честного труда, позволяет приобретать собственность. Частная собственность – это священная основа общества, способствующая всеобщему процветанию. Хотя Кабаниса в первую очередь волновали вопросы создания и распределения богатства, его меньше беспокоило экономическое неравенство, которое он рассматривал как “естественное” неравенство (по способности приобретать).
Однако он был достаточно реалистичен, чтобы отвергнуть подход laissez-faire к проблеме бедности. В массе бедняков он видел угрозу социальных волнений, подобных тем, что произошли в 1792-1795 годах, которые могут повториться, но уже в пользу роялистской реакции. В 1803 г. он выступил за создание единой централизованной системы помощи, основанной на национальном фонде, отчисляемом преуспевающими регионами в помощь неблагополучным. Кабанис был убежден, что свобода владельцев собственности и накопление богатства в конечном итоге приведут к повышению заработной платы и исчезновению бедности.
В политических вопросах он отстаивал «хорошую демократию», свободную от влияния клубов и демагогов. Кабанис разделял мнение Жан-Жака Руссо о том, что чистая демократия может существовать только в небольшом городе, тогда как крупным странам нужна сильная исполнительная власть. По словам Кабаниса, «все должно делаться для народа и во имя народа, и ничего – народом или под его дурную диктовку». Критерием политической дееспособности является принадлежность к «среднему классу», где обнаруживаются таланты и добродетели. Управление — это «социальное искусство», которое заключается в том, чтобы направлять законы и привычки, поскольку народ недостаточно просвещен. Участвуя в разработке конституции 1799 г., он стремился к стабильности и достоинству естественной аристократии в противовес искусственным наследственным кастам.
Идеология Кабаниса была патерналистской и оптимистичной. Он был убежден, что личность и человеческий род могут быть усовершенствованы, что приведет к “неисчислимому прогрессу” при условии, что собственность будет производить богатство, а образование – Просвещение. В этом смысле общество похоже на живой организм, который должен быть возвращен к своей естественной свободе. По мнению врача Кабаниса, «социальное искусство» политики – это форма социальной терапии.
Возрождение медицины
За несколько месяцев (1791–1792 гг.) медицина Старого режима рухнула, так и не восстановившись. Потребовалось почти десять лет, чтобы восстановить новую систему, основанную на госпитальной системе, медицинском образовании и врачебной профессии. Ещё в 1772 году в результате сильного пожара была уничтожена большая часть парижской больницы Hôtel-Dieu. Эта катастрофа вызвала широкую дискуссию о больницах, и по всей Франции в академиях и научных обществах обсуждались многочисленные тексты, доклады и предложения. Кульминацией стала знаменитая публикация Жака Тенона «Мемуары о госпитальерах Парижа», вышедшая в 1788 году.
В 1790 г. Кабанис внес свой вклад, опубликовав работу «Наблюдения за больницами». Он критиковал предложения архитекторов по созданию крупных больниц на несколько тысяч коек (от 1200 до 5400 двухместных). Это была опасная ситуация, способствующая возникновению «искусственных» или обостренных заболеваний, которые не проявляются в обычных условиях.
Он пришел к выводу, что целесообразно использовать небольшие больницы на 100-150 коек, поскольку в них уход за пациентами будет максимально приближен к “естественной” среде. Таким образом, он предположил, что Париж мог бы приобрести около тридцати небольших больниц без каких-либо затрат на строительство, за счет приобретения частных особняков. Кабанис также предложил использовать «больничные дневники», основанные на «медицинском наблюдении» (в современном понимании: ежедневное ведение медицинской карты госпитализированных пациентов).
Кабанис связал проблему больниц с проблемой бедности и доступа к медицинской помощи. Больницы должны находиться под государственным контролем, как в плане обслуживания, так и в плане управления. Плохо распределяемая благотворительность и милостыня (объектом которой была церковь и ее духовенство) являются лишь дополнительным бичом для бедных. В то время как общественная благотворительность, оказываемая с пониманием, гарантирует одновременно, по мнению Кабаниса, интересы бедных и богатых.
Этот отчет положительно воспринят Огюстеном Туре из Комитета по попрошайничеству, который в июне 1790 г. включил его в справочник. Но в 1792 году этот доклад был отброшен в сторону в связи с приходом Национального конвента и радикальной политикой Комитета общественного спасения. Например, среди жирондистов Лантен утверждал: «Свобода, равенство, конец бедности искоренят болезни», а среди монтаньяров Барер провозгласил, что: «больше нет ни милостыни, ни больниц, эти два слова должны быть вычеркнуты из республиканского лексикона».
В 1791 году закон Ле Шапелье отменил все профессиональные гильдии. В результате “искусство врачевания” стало полностью свободным, и появилась надежда на возрождение античной свободы, когда каждый мог быть врачом для себя и для других. Однако военные потери 1792-1794 гг. показали нехватку квалифицированных медицинских кадров и, напротив, эффективность хирургов в лечении ран и лихорадок. В результате престиж хирургов и врачей, знающих анатомию, возрос. После падения Робеспьера (июль 1794 г.), Кабанис стал членом кабинета министров, мыслителем и советником Фуркруа, ученого и депутата парламента с большим политическим опытом, отвечавшего за образование и преподавание. Кабанис — теоретик, выдвигающий идеи, Фуркруа облекает их в форму декретов и законов, чтобы представить и защитить их перед депутатами.
4 декабря 1794 г. декретом были учреждены три медицинские школы в Париже, Монпелье и Страсбурге. В Париже обозначены три «учебных хосписа»: «де л’Юманите» (Hôtel-Dieu), «де л’Юните» (la Charité), а также помещения Академии хирургии. Все имущество бывших медицинских факультетов было передано этим трем учебным заведениям. Главной причиной этого было стремление удовлетворить насущные потребности вооруженных сил, опередив потребности здравоохранения страны. В практическом плане эти меры окончательно оформились только при Консульстве и Империи.
В 1795 году Кабанис представил доклад под названием «Общие соображения о революциях в искусстве врачевания» Гарату и Фуркруа, которые сделали его эталонным. Это была рукопись, первый вариант, предназначенный для завершения, который был закончен и опубликован только в 1804 г. под названием «Взгляд на революции и реформу медицины». Кабанис представил Совету пятисот несколько докладов, например, о «медицинской полиции» (1797 г.) – в современном понимании это и судебная медицина, и общественная гигиена – или об организации медицинских профессий в департаментах (1798 г.). В этих областях деятельность Директории была скорее периодом обсуждений, чем принятия решений, но идеи Кабаниса впоследствии сыграли определяющую роль.
В 1797 году Кабанис поддержал законопроект Барайлона о незаконной медицинской практике, согласно которому республика должна была решать, кто может, а кто не может заниматься медицинской практикой. Для борьбы с шарлатанством и «разбойничьей» медициной искусство врачевания требует диплома, признаваемого законом, который вступит в силу только по закону 1803 года. В 1798 году Кабанис предложил объединить медицину и хирургию в одну профессию, поскольку «Искусство врачевания не может быть разделено». Он выделяет наблюдательную медицину в отличие от медицины спекулятивных систем.
В сотрудничестве с Туре Кабанис сыграл последнюю роль в разработке закона 1803 г. (19 ventose an XI, 10 марта 1803 г.). Этот закон, о котором сообщил Фуркруа, касался реорганизации преподавания и медицинской профессии. Он заложил основы французской медицины вплоть до начала XXI века.