Эрнст Геккель (1834-1919) как философ — это в первую очередь принципиальный борец против религии, а большая часть его политических воззрений сводится к тому, чтобы установить светское правление и убрать церковь из государства. Всё остальное отходит на второй план, пока этот минимальный и самый важный шаг не будет сделан.
В рамках борьбы с религией он резко порывает с антропоцентризмом во всех смыслах этого слова. Чтобы уйти от антропоцентризма ему в принципе достаточно даже простейших знаний про историю Космоса и формирование Земли, все остальные выводы запросто делаются уже на этой основе. Мир существовал до людей и будет существовать после исчезновения людей, как и другие разумные формы жизни на далеких планетах и т.д. и т.п. В его фокусе внимания «Природа в целом» важнее любого её конкретного проявления.
В представлении Геккеля история мысли поразделяется на две основные линии мировоззрений — монизм и дуализм. Дуалистические системы он отвергает, и в первую очередь подразумевает под ними системы религиозные, которые выводят «душу» в особую категорию бытия. Монизм он видит всецело материалистическим учением (или, как он сам предпочитает говорить — реалистическим), низведением «души» к материальным свойствам. Никакого «духовного» монизма он не подразумевает, такие мыслители как Мальбранш для него не существуют.
Согласно Геккелю — мир вечен и бесконечен, находится в вечном движении, заполнен единой материальной субстанцией, которая в свою очередь распадается на 2 атрибута: вещество и силу (энергию). Сам Геккель использует такие аналогии, что это получается буквально старый распад на материю и дух, просто пользуется здесь другими терминами. Он не выводит энергию, как атрибут вещества, а делает их равнозначными величинами (и критикует тупость тех «чистых материалистов», которые выводят энергию из вещества). Признав что энергия = дух, и что они неразрывно соединены в общей субстанции, он буквально своими же словами проводит вторую аналогию, где уже показывает что «дуалисты» создают внешнего, оторванного от мира Бога, а «монисты» пронизывают весь мир Богом (= духом = энергией = движением = законами). Цитируя самого Геккеля:
«Внемирный «личный» бог дуализма неизбежно приводит нас к теизму, внутримирный бог монизма — к пантеизму«.
И это не просто аналогия, он действительно рассыпает похвалы пантеистам всех времен, а особенно сильно хвалит Спинозу. Представление о том, что Спиноза отец современного материализма, и что последовательно-материалистическое воззрение на мир должно быть монистическим — как оказалось не порождение Плеханова и ему подобных марксистов, а распространялось в т.ч. Геккелем, возможно даже через него и было воспринято.
Короче говоря, Геккель — философ целого, поддерживающий представления о континуальном материализме. Правда, очень непоследовательный, и явно боится слыть вульгарным редукционистом сложного к простому, живого к «мертвому». Что ожидаемо для таких философов, Геккель осуждает эмпириков своего времени, которые открестились от философии и ушли в конкретные исследования, т.е. осуждает подход позитивистов. Для него конфликт философских направлений сенсуалистов и рационалистов — это борьба двух ошибочных крайностей (что интересно, он ставит в один ряд Бэкона и Милля, как эмпириков-сенсуалистов, и называет их философами реалистами). Геккель думает что делает нечто очень умное и прорывное, когда говорит, что обе крайности равным образом помогают нам в познании, и что в мозгу есть отдел отвечающий за чувственные данные и отдел отвечающий за их обработку. В чем здесь отличие от «философов реалистов» — не понятно. Но понятно, что Геккель пытается возвыситься над борьбой крайних партий, совершить примирение, которое раньше надеялся совершить Кант. В остальном он точно такой же «примиритель», например он считает, что можно признать «эгоизм» и «альтруизм» двумя крайностями, обе из которых «ествественные» и входят в полноценную этику монизма. Ни одной из крайностей нельзя пренебрегать, ни одну недля абсолютизировать, в общем, «золотая середина».
Он прямо осуждает крайности атомистического материализма, потому что там нет места для «духа». Цитирует Гёте и старых пантеистов, чьи высказывания, если совсем упростить, сводятся к аналогам монад Лейбница, т.е. к одушевленным частичкам. Тем самым Геккель подписывается под воззрением примитивного гилозоизма (о чем немного дальше). Он мыслит как чистой воды дуалист, претендуя при этом на монизм. Это истинный последователь Спинозы, и даже больше!
Подобный спинозизм мы видим, когда рассматриваем общий план философии Геккеля, тут он старается быть аккуратным и избегать радикальных крайностей. Но когда дело доходит до частностей, где приходится оспаривать чужие глупости — тут он регулярно бросается в другую крайность. Например оспаривая теорию «витализма» Геккель буквально подписывается над точкой зрения, где механицизм уже вполне достаточен для изучения природы живых существ (хотя в теории общего плана он бы сказал, что неодушевленная материя не может ничего породить). Такая путаница у Геккеля не редкость. Но всё же при прочих равных его можно считать материалистическим спинозистом, т.е. почти марксистом. Неслучайно его считали лучшим из «буржуазных» материалистов (Ленин, Плеханов, Богданов и т.д.).
Важнейшая часть философии природы Геккеля — закон субстанции (или синтез закона сохранения энергии и сохранения массы) открытый сначала Лапласом, а потом Мейером и Гельмгольцем, и в этом он очень близок к Дюрингу. Что ещё сближает Геккеля и Дюринга (кроме того, что Дюринг — философ целого и принципиальный анти-метафизик), так это отсылки к Шопенгауэру, что в случае с Геккелем бывает редко, но всё же видно, что это для него не последняя фигура в философии Германии. В его сочинениях регулярно видны отсылки к натуралистическим работам Гёте, которого Геккель пытается обрисовать чуть-ли не отцом современной науки в Германии. Уважение к Гёте здесь вполне сравнимо с уважением к Спинозе, сам Геккель пытается рисовать между ними преемственность, делая Гёте промежуточным звеном в развитии современного монизма.
Конечно, само собой разумеется, что для Геккеля огромную роль играют Чарльз Дарвин и Иоганн Мюллер, упоминаниями которых переполнена его работа. Добрых 3/4 содержания посвящено популяризации их достижений и достижений их учеников. Мюллер интересен тем, что почти вся естественнонаучная тусовка Германии XIX века так или иначе с ним связана, сам Геккель был его учеником. Но другие ученики Мюллера, такие как Вирхов и Дюбуа-Реймон находились в открытой полемике с Геккелем, выступая с позиций скептицизма по поводу достижения «объективного» знания. Они находились близко к позиции а-ля Юм, и при помощи осторожных оговорок иногда даже привносили понятия о Боге, что особенно раздражало Геккеля-«объективиста».
Конечно, Геккель их уважает как ученых с крупными заслугами, рассматривая один из периодов жизни Вирхова (ок. 1849-56 гг.), он даже рисует того «чистым монистом», что особенно интересно с т.з., что Геккель не видит серьезной разницы между монистами его времени и в середине столетия. Что особенно интересно, он рисует Вирхова последователем «материализма» Бюхнера и Фохта, и берет слово материализм в скобочки. Иными словами для ученых естествоиспытателей эти люди также имели какой-то вес, и они также негативно к ним относились, как и тот же Энгельс. В другом месте Геккель говорит о двух известнейших вождях «чистого материализма» в XVIII и XIX веках — Гольбахе и Бюхнере. Или вот как ещё пишет сам Геккель:
МАТЕРИАЛИЗМ. — Можно было думать, что непрерывная и острая борьба, которая велась в течение 50 лет из-за «материализма», приведет наконец к ясному и беспристрастному рассмотрению этого одностороннего направления монистической философии, тем более, что противоположная крайность — динамическая энергетика — значительно выиграла за это время в своем развитии и влиянии. Между тем мы этого, к сожалению, не наблюдаем. Как и раньше, наш монизм подвергается со стороны дуалистической метафизики и теологии нападкам, как вредный материализм, особенно же его практические следствия изображаются общественно-опасными. При этом с большой охотой приводятся эгоистические тенденции гедонизма, этого «практического материализма», наиболее известными представителями которого были в древности Аристипп и Эпикур и который в утонченном чувственном наслаждении видел высшую цель жизни. Но этот гедонизм не имеет ничего общего с тем «теоретическим материализмом», который 50 лет назад получил, благодаря Молешотту и Бюхнеру, такое значение в естественных науках. Ошибка этого одностороннего направления заключалась в том, что оно рассматривало энергию как вторичную функцию материи, а все явления сводило к механике атомов (не принимая во внимание их способности ощущения).
Как последовательный континуальный материалист и философ целого, Геккель отрицает пустоту, предпочитая заменить её понятием «эфир». Вместо «атомов и пустоты», здесь постулируются «атомы и эфир», из которых состоят вещество и энергия. Те, кто редуцируют энергию к веществу — для Геккеля это «чистые материалисты» (или «вульгарные» на советском жаргоне), а те, кто вещество редуцирует к энергии — «динамические энергетики«.
Геккель отрицает пустоту не просто так, а чтобы убрать мистические представления о «действии на расстоянии» (логика вполне приличная, цель благородная). Он также наделяет материю душой, чтобы она имела возможность к самодвижению, и не нуждалась во внешних причинах, и чтобы вообще иметь возможность объяснить притяжение и отталкивание частиц. В связи с этими позициями он также оспаривает концепцию Ньютона, которую считает последовательной атомистикой, доминирующей в науке современности. Именно этим атомистическим мейнстримом Геккель и пытается бороться, защищая монизм. Поэтому в целом можно считать, что это такое же развитие спинозизма, как то, которое пытался развивать Джон Толанд.
Отрицание атомистики у Геккеля не полное, атомы он признает, как научный факт (хотя есть место, где он всё же пытается допускать, что атомы порождаются из сгущенного эфира, и таки образом уже делает шаг к тому, чтобы низвести материю к энергии, против чего сам Геккель предостерегал на примере «энергетизма» Оствальда). Но он иначе интерпретирует их место в мировой системе. К тому же, в системе пантеизма его атомы одушевлены и наделены ощущениями, поэтому их движения зависят в том числе из-за ощущений удовольствия и страдания, которые эти атомы получают, и в зависимости от которых различным образом действуют. Это не просто случайное совпадение с образами любви и вражды Эмпедокла, нет, Геккель сам множество раз отсылает к Эмпедоклу, как к великому предшественнику.
Итог: марксизм это синтез спинозизма и позитивизма.
Подводя итог этого мелкого обзора, можно сказать, что философские работы Геккеля в первую очередь популяризируют крупнейшие достижения науки XIX века, которые он стремится обобщить в рамках цельного монистического мировоззрения, иными словами — попытка построения натурфилософии. В конце XIX века подобные стремления разделяло огромное количество людей, в т.ч. Евгений Дюринг. В большей части они с треском проваливались, их системы оказывались крайне примитивны и быстро устаревали с новыми открытиями. Не исключение и Геккель, хотя он оказался наиболее успешным. Против таких тенденций в науке (т.е. против попыток строительства научной философии, как и любой другой метафизики) выступали позитивисты того времени. Одной из форм борьбы против «натурфилософов» оказывались и такие явления как небезызвестный «махизм», который также нес в себе много неприятных философских следствий. Очень симптоматично, что несмотря на то, что Энгельс тоже выступал в этом вопросе как позитивист, сам он написал «Диалектику Природы» (примитивную натурфилософию), а марксистсы следующего поколения приветствовали начинания Геккеля.
Наиболее ироничным выглядит то, что такой непримиримый борец против церкви и религии, который даже своего кумира Спинозу упрекал за чрезмерную склонность к идеалистической форме выражения монизма, сам Геккель не спешит полностью отказываться от концепции Бога, и предлагает в итоге создать «монистическую церковь» и монистическую религию, где теизм будет заменен научным пантеизмом. В этом плане он отлично дополняет историю Сен-Симона и Конта, и в этом наверное есть какая-то неслучайная закономерность.