В книге «Психическая жизнь животных» (1880), как понятно из названия, Бюхнер защищает право животных на чувственность и вполне развитые формы сознания и мышления, размывая границу между животными и человеком. Это не типичный детальный обзор книги с массой цитат, а просто краткий пересказ фабулы всех основных разделов книги.

Автор начинает с обоснования необходимости изучения психической жизни животных, указывая на предвзятость философии и религии, которые традиционно отрицали разумность животных. Приводится обзор взглядов на «душу» животных от античности до XIX века: Аристотель, Плутарх, Гален признавали разумность и социальность животных (особенно пчёл и муравьёв). Декарт противопоставляется как автор идеи о животных-автоматах. Постепенно в науке утверждается идея непрерывности развития психики от животных к человеку (Гердер, Дарвин, Геккель). Критикуется понятие инстинкта как устаревшее и вводится идея, что поведение животных — результат опыта, обучения, наследования и индивидуального мышления. Развивается тезис о наследуемых привычках, которые могут эволюционировать. Примеры — изменения в питании, строительстве, даже в «ошибках» инстинкта (например, мухи откладывают яйца в несъедобные объекты).

Бюхнер подробно рассматривает муравьёв как один из самых разумных видов насекомых. Уделяется внимание строению мозга и нервной системы, проявлениям характера, индивидуальности, а также поведению муравьёв с повреждённым мозгом, что демонстрирует сложность их рефлексов. Подчёркивается, что у муравьёв нет начальников: труд доброволен, царит самоорганизация. Муравьи ухаживают за потомством, помогают царице, воспитывают молодых. Постройки муравейников адаптируются к внешним условиям, входы охраняются, муравьи переселяются при необходимости. Они строят пути сообщения, делают станции, временные склады и даже «города» (напр. в Пенсильвании). Это сообщество описывается как демократическое и высокоорганизованное, сравнимое с человеческими республиками. Муравьи разделяют труд, собирают зерно, предотвращают его прорастание — то есть занимаются «земледелием». Некоторые виды практикуют «молочное хозяйство», разводя тлю и защищая её — фактически, это «скотоводство». Используется язык движений и звуков, позволяющий координировать действия. Описываются случаи рабства — муравьи-амазонки совершают набеги на другие муравейники, берут рабов, используют их для воспитания потомства. Войны муравьёв — это организованные, стратегические конфликты, включающие разведку, осаду, сигналы тревоги и даже перемирия.

От муравьев он переходит к термитам, которых называет «белыми муравьями», подчёркивая их высокую социальную организацию. Описание построек термитников, которые отличаются сложностью и инженерной продуманностью. У термитов также есть солдаты, царица, брачные полёты, иерархия. Подчёркивается, что термиты — разрушители, но одновременно и строители — их деятельность имеет двойственное значение. Их общество демонстрирует черты централизованного государства с защитой, армией и разделением труда.

Пчелиное государство изображается как женская монархия — с единовластием царицы-матки, кастовой организацией, уничтожением трутней и искусственным выведением новых маток. Пчёлы занимаются строительством сотов, чисткой улья, воспитанием молодняка, организацией охранной службы. Автор подчёркивает их коммуникацию через прикосновения усиками, значение обоняния и памяти. Приводится интересная интерпретация: пчелиное общество как конституционная монархия и даже как модель коммунизма, где нет лени и царит трудовая дисциплина. Критикуется идея о врождённом инстинкте строительства — пчёлы могут ошибаться и исправлять ошибки, обучаться.

Бюхнер расширяет тему пчёл, рассказывая о разнообразии видов. Автор подчёркивает адаптацию разных видов к условиям среды, изобретательность, индивидуальное поведение и влияние наследственности. Делается вывод, что разум, творчество и способность к обучению — не исключение, а правило и среди одиночных, диких видов.

Осиное общество менее централизовано, но демонстрирует разнообразие форм гнезд, включая висячие, земляные, глиняные; высокую степень защиты гнезда, заботы о потомстве; случаи разбойных нападений, мести, распознавания друзей и врагов. Рассматриваются шершни, французская оса, песчаные осы и даже пчелиный волк — хищная оса, охотящаяся на пчёл. Подчёркивается, что даже среди ос можно наблюдать зачатки интеллекта, стратегии и эмоциональных реакций.

Дальше описываются пауки: плетение паутины — результат инстинкта, обучения и приспособления; некоторые пауки умеют притворяться мёртвыми, проявляют мстительность, даже привязанность к людям; наблюдаются формы «коммуникации», подготовка охотничьих ловушек, индивидуальные предпочтения. А жуки навозники, могильщики, жуки-амазонки, жуки-жнецы демонстрируют коллективную работу, ориентацию в пространстве, разделение обязанностей; автор описывает также ум жука-охотника, способность к адаптации, борьбу с врагами.

Завершается книга утверждением, что психическая жизнь присутствует у всех животных в той или иной степени. Разум, эмоции, социальность, обучение, язык и даже моральные черты — не человеческая привилегия, а фундаментальная часть органической жизни.

Главная идея книги в том, что Бюхнер стремится доказать, что животные обладают психической жизнью — то есть разумом, памятью, волей, чувствами, навыками общения и социальной организацией — в той или иной степени, подобной человеческой. Разница между человеком и животным, по его мнению, не качественная, а количественная. Здесь стоит только добавить про упоминание Эпикура в этой книге:

Первый писатель xpистианской эры, занявшийся животными и отрицавший их ничтожество сравнительно с людьми, которое, тогда все резче и резче подчеркивалось, был последователь материалистической философии Эпикура, проникнутый, однако, духом платонизма, Цельс.

Ну и неплохая цитата из самого начала книги, где в хорошем ключе упоминается и Кондильяк, и есть ещё критика других идеалистов помимо Декарта, например Фихте. Отсюда тоже хорошо видно, что Бюхнер отлично знает про отношение к животным в материалистической традиции и явно неприязненно относится к идеалистам, которые пытаются возвысить человека и самоутвердиться за счет животных:

Уже французский философ Кондильяк, остроумный воспитатель инфанта пармского, нанес смертельный удар чахлым последователям картезианской философии своим убедительным спором против врожденных идей в смысле Локка. Он доказывал в противоположность Декарту, что животные далеко не машины; напротив, они чувствуют так же, как и мы, обобщают факты, приобретают опыт, умеют понимать друг друга, а мир их представлений, как и у человека, развивается под влиянием потребностей.
<…>
Леруа уже в то время имел более правильное представление о языке животных, чем наш великий лингвист Макс Мюллер, называющий язык Рубиконом, который отделяет животное от человека и не может быть перейден. — Леруа совершенно игнорирует инстинкт и везде заменяет его разумом; но всего интереснее и замечательнее то, что он уже имеет понятие о могуществе и значении наследственной передачи приобретенных в течение жизни способностей, и высказывает важную и плодотворную мысль, что все, что мы считаем у зверей чисто механическим, в действительности быть может есть следствие привычек, приобретенных в давние времена, и передававшихся из поколения в поколение.
<…>
Знаменитый последователь Канта, представитель крайнего философского идеализма и метафизического эгоизма, Фихте, исходя из подобных же взглядов, рассматривал животных с точки зрения так называемого «чистого разума», как вещь, лишенную свободы, индивидуальности, разумности и каких бы то ни было прав.