Эта статья была написана в 1893 году, даже не материалистом и не позитивистом. Автор статьи, Козлов Алексей Александрович (1831-1901). Он отметился влиянием на таких философов, как Лосский и Бердяев, и развивал философию “панпсихизма”. И это далеко не все его “заслуги” перед отпулением человечества. Но хотя Козлов ни в коем случае не является эпикурейским философом, в молодости он был материалистом и социалистом, увлекался Фейербахом и Фурье, писал статьи на тему политэкономии и даже позже его идеализм был направлен против избыточного рационализма, что в определенных пределах даже ползено. В общем, автор немного знал о том, о чем писал, и поскольку обобщенных работ о позитивизме на русском языке (и в открытом доступе) не так уж много, не считая конечно марксистской критики, то мы решили сохранить хотя бы такой вариант альтернативы.
Небезынтересно сравнить, как критикуется позитивизм в марксизме и в подобной религиозной философии. Сразу спойлер: крайне схожим образом. Поэтому со статьей автора мы совершенно не согласны, как и со всеми статьями марксистов. И тем не менее, это интересный материал о восприятии позитивизма в конце XIX века. А раздел про позитивную религию до ужаса напоминает ответвление марксизма, которое развивает Пихорович, Бурик и многие другие деятели современного ильенковского спинозизма.
Автор оставил огромного размера примечания, без которых трудно понять некоторые его мысли, поэтому чтобы не отправлять все примечания в конец статьи, я разделил работу по главам, и отправил в конец каждой главы. Это может выглядеть не очень приятно, но зато будет легче читать примечания, не листая в самый конец.
Вступление
Статье этой я считаю необходимым предпослать маленькое предисловие. В 1881 и 1882 годах я поместил в “Заграничном Вестнике”, издававшемся покойным В. Ф. Коршем, ряд статей под заглавием: “Современные направления в философии”. Сперва была сделана характеристика направлений современной германской философии, а потом я перешел к французской. После статей о католической философии и французском спиритуализме, я приступил к характеристике французского позитивизма и, конечно, главным образом остановился на философии Конта. В моей статье я гораздо большее значение придавал той стороне деятельности Конта, из которой вышла школа позитивистов, во главе которой стоит Лафитт (ортодоксальный позитивизм) и напротив не высоко ценил ту школу позитивизма Конта, которая принимала только его “Курс позитивной философии” и во главе которой стоял Литтре. Почтенный редактор В. Ф. Корш, до тех пор ни в чем не протестовавший против моих воззрений, по поводу моей статьи о Конте пришел в затруднение. Мое предпочтение Лафитта Литтре показалось В. Ф. Коршу слишком парадоксальным и противоречащим общепринятым в философии воззрениям. Получив известие об этом, я предложил В. Ф. Коршу сделать в статье примечание от редакции, в котором и выразить свое несогласие с моим мнением, как сотрудника. Но он нашел неудобным для себя согласиться на мое предложение, потому что в моем предпочтении Лафитта Литтре есть “нечто такое, – писал мне В. Ф. Корш, – чего я не могу напечатать в журнале, не отказываясь публично от коренных моих убеждений”. При этом он прислал мне мою статью, считая невозможным поместить ее в журнале, если я не соглашусь дать ему право изменить или выкинуть некоторые отмеченные им места. Я со своей стороны решил не соглашаться на это и, пока еще раздумывал над ответом В. Ф. Коршу, получил из Петербурга известие, что журнал “Заграничный Вестник” прекращается. Так и осталась у меня с тех пор статейка о Конте. Так как вообще мои “Современные направления в философии”, германской и французской, напечатанные в “Заграничном Вестнике”, остались там как бы заживо погребенными, ибо журнал не имел никакого распространения, а между тем они, по-моему, были бы не бесполезны в нашей философской литературе, то я возымел намерение совершенно переделать их, соответственно моим теперешним философским воззрениям и вообще современному состоянию философской литературы и критики, расширить их объем и поместить, с согласия уважаемой редакции “Вопросов философии и психологии”, в этом журнале. Это предприятие я начну со статьи о позитивизме Конта. Конечно, оставшаяся у меня от того времени статья появляется теперь совершенно переделанной, обновленной и расширенной [1].
1 – Статья эта составлена, во-первых, на основании моего знакомства с сочинениями Конта и потом на основании изучения и чтения многих сочинений и статей про его философию. Ограничусь указанием некоторых известных мне сочинений о позитивизме Конта, которые считаю полезными для тех, кто желал бы познакомиться с этим предметом самостоятельно. Таковы, например, касающиеся Конта сочинения Дж. Ст. Милля, Льюиса и Литтре, статья о позитивизме в “Dictonnarie des sciences philosophiques” (1875) Франка, многие критические статьи Ренувье и его сотрудников в журнале “Critique Philosophique”, статьи касающиеся Конта или позитивной философии в журнале Рибо “Revue philosophique”. В последнее время могу указать на особенное ценные сочинения Грубера “August Comte, der Begrunder des Positivismus. Sein Leben und seine Lehre”. Freiburg, (1889), и “Der Positivismus vom Tode August Comte’s bis auf unsere Tage”, Freiburg, (1891). В русской литературе я пользовался сочинениями “Опыт критического исследователя основоначал позитивной философии В. Лесевича. Спб., 1877”, “Учение Ог. Конта об обществе” С. Смоликовского. Варшава, (1881) – и особенно помещенным в этом же журнале сочинением г. Чичерина: “Положительная философия и единство науки”.
Свойства позитивизма вообще
Философия Конта представляет разновидность позитивизма вообще. В настоящей статье я сперва кратко обозначу общие свойства позитивизма, где бы он не появился (в Греции, Франции, Англии, Германии и т.п.) и каким бы именем он ни назывался [2]. Эти свойства состоят в следующем. Позитивизм отрицает метафизику, как науку, никогда однако не определяя строго и ясно, что он под нею разумеет. Если обобщить все то, что отрицают позитивисты под именем метафизики, то можно сказать, что к ней они относят учение о предметах, не подлежащих чувственному опыту или вообще о субстанциях, существах, мыслимых умом (“сущностях”). Специально же позитивисты отвергают учение о духе вообще и особенно о Боге, душе, или нашем я [3]. Точно также позитивисты отрицают и учение о материальных субстанциях или телах (атомах), хотя под покровом точных естественных наук (механики, астрономии, физики, химии) они более или менее явно или незаметно переходят в материализм. Далее позитивисты естественно отрицают: учение о мире, как едином целом, состоящем из взаимно-действующих существ, или субстанций, учение о мировом процессе в его целом и неразрывной связи и, конечно, учение о первых причинах и последних целях. Явления и процессы биологические позитивисты сводят на явления механические. Не имея возможности отрицать психических явлений, хотя они и не даны в чувственном опыте, позитивисты стараются свести их на явления физиологические, нервные, рассматривая последние как вполне достаточную причину психических явлений. Что же касается до вопроса, что такое жизненные или психические явления сами по себе (по своей сущности) и как они произошли из физических и органических, то позитивисты отвергают вообще надобность и разумность таких исследований и объяснений, потому что они повели бы только к продуктам фантазии, метафизическим сущностям и субстанциями [4].
Этой отрицательной стороной позтивистического направления соответствует положительное учение, утверждающее, что познанию подлежат только явления и факты, данные в опыте [5]. Проверка, приведение в порядок, классификация и обобщение этих фактов в законы и составляет в позитивизме задачу остальных, частных наук. Наконец к общим свойствам позитивистического направления философии принадлежит преобладание в нем практической философии над теоретической. Отрицая существа или субстанции, отрицая самостоятельность и независимость психических явлений от физиологических и физических, отрицая общемировую связь, позитивисты естественно считают самой важной и наиболее доступной нам философской задачей найти формы такой общественной жизни, в которой люди, овладев путем знания законами явлений и опираясь на коллективную общественную силу, могли бы приспособить себя к явлениям и их к себе, и достигнуть счастья, настолько это возможно, скорее и полнее. Что такое счастье и каким образом происходит и образуется это понятие, возможно ли счастье и как, – над этим позитивизм не слишком задумывается, считая это достаточно известным из опыта. Вообще можно сказать, что в теории морали позитивистического направления основным началом естественно является эвдемонизм, принимающий формы либо морально-общественных систем социализма (счастья для всех), либо – утилитаризма (счастье возможно большего числа).
2 – Позитивизм является под следующими именами: сенсуализм, скептицизм, эмпиризм, критицизм, антропологизм, феноменизм, эволюционизм. Имена эти произошли от того, что в частных исторических выражениях позитивизма преобладала та или другая сторона общего характера философского направления. Например в термине “сенсуализм” выступает на первое место тот пункт позитивизма, что основу всякого познания составляют ощущения внешних чувств; в термине “антропологизм”, резче выступает та мысль, что никакого другого, кроме человеческого, познания нет и что, как таковое, оно вполне относительное и т.д. Так как для всякого предмета, находящегося в процессе развития, естественно стремление к целостности и к объединению его отдельных элементов, то и для философской науки вообще и каждого ее направления в частности ставится, хотя бы даже и не ясно сознаваемая представителями науки, задача свести на возможно меньшее число как различные направления целой науки вообще, так и второстепенные разветвления какого-либо направления. Далее, так как одним из важных средств для выполнения этой задачи является установка такого понятия и термина, значение и смысл которого всего удобнее мог бы служить общим знаменем для всех различий одного направления, то, с этой точки зрения, Конт, впервые назвавший свою философскую систему позитивизмом и во всей своей философской деятельности твердо стоявший на раз избранном термине, оказал несомненную услугу как философской науке вообще, так и выше названным позитивистическим ее разветвлениям, потому что, как это выясняется в настоящее время, все они весьма охотно начинают группироваться под этим общим именем.
3 – Некоторые последовательные позитивисты нисколько не считают нужным методически оспаривать бытие духов и особенно Бога, души, но твердо стоят на том, что знать об этих предметах абсолютно ничего нельзя, а потому этот пункт может в частных случаях служить путем перехода из позитивизма к какой-либо религиозной, основанной на вере, системе. Конечно, у позитивистов также как, к сожалению, и вообще в философии, остается неопределенным, что значит быть, существовать, и откуда получаются эти понятия. Всего чаще у них неопределенно подразумевается, что “существовать” значит – подлежать чувственному ощущению (percipi).
4 – В связи с отказом исследовать сущность и происхождение явлений стоит допускаемый позитивистами под тем или другим именем принцип чего-то существующего, но в то же время безусловно непознаваемого. Это существующее непознаваемое, которое, впрочем, они не смешивают с неизвестным, но доступным, при наступлении благоприятных условий, познанию, конечно представляет противоречие, свидетельствующее о невыработанности в позитивизме понятий знание и сознание и о смешении их (см. подробнее об этом предмете в “Своем Слове”). Вследствие допущения этой, данной (конечно, в сознании, по моему), но непознаваемой реальности некоторые разветвления позитивизма и называются агностицизмом.
5 – Хотя вообще в философии понятия опыта, явления и факта не ясны и не выработаны, но всего больше эта неясность господствует у философов позитивистического направления, которое идолопоклонствует перед опытом, явлениями и фактами. Одно из крупных заблуждений их состоит в том, что будто бы опыт есть средство или метод познания и при том достовернейшего познания. К сожалению, по невозможности обстоятельно рассуждать здесь об этом предмете, я скажу только, что опыт, общий нам с животными, в строгом смысле слова, не дает познаний, которые образуются посредством специальной деятельности мышления в соединении с воображением. Опыт же дает только повод к образованию познания и элементы для него. Не менее глубоко и то заблуждение позитивистов, что будто бы существуют сами по себе в отдельности явления и факты на подобие видимых вещей в пространстве. Явлений и фактов нигде не существует кроме как в актах познающего, мыслящего и воображающего существа, которое, соответственно своим собственным познавательным потребностям и целям, выделяет те или другие сознаваемые им свои состояния и ставит их, в качестве отдельных объектов, для понимания мыслью.
Догматизм Конта. Отсутствие теории познания.
Теперь от этих общих свойств позитивизма, принадлежащих и философии Конта, я перейду к ее частным признакам, из которых в этой статье можно указать только на главные и то весьма кратко. Общий характер позитивизма Конта отличается духом догматизма и прямолинейности, с которыми он проводит свою систему [6]. Одну из важнейших особенностей позитивизма Конта составляет отсутствие у него теории познания, которая в настоящее время признается позитивистами единственным содержанием философского знания. Конт совершенно игнорирует вопросы о происхождении знания и его основных законах, о процессах познавательной деятельности, в частности же о законах и формах мышления и проч. Основные понятия всякого познания и науки (бытия, сущности, явления, субъекта, объекта, материи, силы, причины, цели, закона, сходства, различия, тождества, равенства, пространства, времени и т.п.) употребляются им без всякого определения и исследования их значения и генезиса [7]. Тот же догматический произвол является и в утверждении Конта, без всякого предварительного исследования, что разум человеческий слишком ограничен для познания “основной природы существ” или “образа происхождения явлений” и т.п. [8].
6 – Указывая на эти недостатки философии Конта, я вовсе не хочу нанести ущерб его силам и способностям. Не принадлежа к сторонникам позитивизма вообще и Конта в частности, я не могу не признать его человеком не только большой умственной и нравственной силы, но не могу отрицать даже и некоторых главным образом отрицательных услуг, оказанным им философской науке. Этой оценке нисколько не противоречат отмечаемые мной недостатки – догматичность и прямолинейность, от которых совсем свободны только умственно и морально слабые люди, обыкновенно спасающиеся от них в надежную гавань, выражающуюся в положении: с одной стороны нельзя не сознаться, а с другой должно признаться.
7 – Само собой разумеется, что нельзя же считать исследованием о происхождении идеи пространства детски-наивную мысль Конта, что оно есть обобщение опытных наблюдений, напр., “когда мы думаем об отпечатке, оставляемом телом в жидкой среде”.
8 – В вышеуказанном сочинении г. Лесевича, хотя вообще он и признает, что у Конта нет философской теории познания, тем не менее усматриваются какие-то “зачатки философской критики”. Я же со своей стороны ровно никаких намеков и “зачатков” критической теории познания у Конта не вижу.
Отсутствие логики и психологии в системе наук Конта
При отсутствии теории познания у Конта нет даже и вопроса об объяснении и оправдании факта разделения знания на отдельные науки. Он догматически принимает существующий факт этого разделения и искусственно изобретает основание для распорядка и классификации наук. И здесь ярко обнаруживается его прямолинейный догматизм в том, что он резко расходится с традициями, господствующими даже у философов родственного ему направления, и исключает из системы наук две основные философские дисциплины: логику и психологию. Мы сейчас видели, что у него нет теории познания (логики в широком смысле), но он не признает наукой и общепринятую, начиная с Аристотеля, логику или науку о законах и формах мышления (так называемую формальную логику). В логике, как особой науке, по Конту, нет надобности, потому что все науки представляют ее, так сказать, на практике, в приложении. Методы научного мышления должно изучать прежде всего всего в методах математики – этой науки по преимуществу, составляющей истинную основу положительной философии, и в методах остальных наук [9]. Логика, абстрактно излагающая методы исследования и правила аргументации, точно также бесполезна, по Конту, как были бы бесполезны абстрактная теория ходьбы, разговора и тому подобных действий, выполнять которые люди отлично научаются и без абстрактных теорий и правил. Не говоря уже о том, что Конт и не подозревает, что акты как нашей познающей и мыслящей, так и других (ощущающей, чувствующей) деятельностей доступны нашему непосредственному усмотрению (точнее сказать, сознанию), – следовательно суть прямые факты о том предмете, который называется человеком, – все-таки, если бы даже это непосредственное наблюдение и было невозможно, научная потребность людей не могла бы удовлетворится отрывочными наблюдениями над своей мыслящей деятельностью в ее продуктах и поверхностными заключениями из этих наблюдений. Значит, необходимо, чтобы операции мышления были систематически выделены из выработанного при их посредстве содержания наук в особую науку, называемую логикой. Впрочем, на необходимость этой науки ярче всего указывают и те грубые логические ошибки, которые делают даже крупные ученые, как скоро они выходят из сферы своей специальности, а иногда и в этой самой сфере, и наконец те ошибки, которых не мало можно найти у самого Конта.
Другую общепризнанную науку, – психологию, – Конт отрицал на том якобы “анатомическом” основании, что в мозгу есть только один орган для умственных операций (наблюдений, мышления и проч.). Значит, при предположении возможности наблюдать и обсуживать свои умственные операции, оказалось бы, что “орган наблюдающий и наблюдаемый тождественен”. “Мыслящее лицо”, – говорит он, грубо впадая в материализм и отождествляя нашу мыслящую субстанцию с тем органом мозга, который по принимаемой Контом френологии Галля, должен заведовать интеллектуальным функциями, – “не может раздваиваться” и наблюдать самого себя в то время, когда наблюдает и изучает явления. Отсюда Конт, с обычной прямолинейностью, заключает о ложности и невозможности психологии, как науки, основанной на самонаблюдении. Само собой разумеется, что если бы Конт свое же главное положение, что философия должна быть основана только на фактах, понимал надлежащим образом, – что однако для него было невозможно, так как он не имел точного понятия, что такое факт, – то он воздержался бы от своего поспешного заключения о невозможности самонаблюдения, ибо нет факта более достоверного, как убеждение всех людей в том, что они не только наблюдают, мыслят и проч., но что они и прямо знают о своих операциях наблюдения, мышления и проч. Если бы далее Конт был не “положительный философ”, а настоящий философ-метафизик, то он надолго бы остановился в раздумии и сомнении над капитальнейшей проблемой человеческого познания и, если бы не разрешил ее вполне, то нашел бы все таки лучший выход из затруднения, чем отрицание психологии на “анатомическом” основании [10]. Такой выход естественно представляется, наприм., в той мысли, что если бы люди даже и не могли непосредственно сознавать свои умственные действия, то они могли бы делать это путем воспоминания. Ведь всем и каждому известно из собственного опыта, что мы в воспоминании чрезвычайно подробно восстанавливаем такие свои действия, мысли и чувства, которых, по-видимому, мы совсем не сознавали в то время, когда из производили и испытывали.
В ввиду резкого отличия позитивизма Конта от других его форм, особенно господствующих в Англии, будет не бесполезно сказать несколько слов для объяснения этого отличия. Когда это направление, начиная с Локка и особенно с Юма [11], пустило там более глубокие корни, то перешло оттуда и во Францию, где сообразно с духом нации, с общественным строем Франции и с господствовавшими в ней философскими традициями, наприм., от картезианства, характер его более или менее видоизменился.
Английский эмпиризм и сенсуализм в течении XVIII-го века, принявший дома через Юма характер скептицизма, на французской почве в тот же период получил характер более догматический и даже метафизический, напр. у Кондильяка [12], энциклопедистов и прочих. Английская механическая натурфилософия (Ньютон) у французов приняла характер натурализма или гилозоизма (Бюффон, Робине, Дидро). Различные направления: гилозоизм, пантеизм, поверхностный спиритуализм, рациональный деизм пестро переплетались и комбинировались друг с другом и чрезвычайно легко и даже без ясного осознания самих философов переходили в самый грубый материализм и атеизм (напр. у Дидро, Вольтера, Кабаниса и проч.). Английский политический и общественный либерализм переходил на французской почве в революционные доктрины, угрожавшие разрушением и наконец разрушившие существовавший общественный и государственный строй. Позитивистические воззрения Конта и выработались именно под влиянием всех сейчас указанных форм и течений XVIII века. Но кроме этих влияний на Конте еще весьма сильно отразилось влияние первоначального воспитания в строго католической и легитимистской семье и связанное с ним влияние католической церкви, которое, перемешавшись и слившись со всеми, по-видимому, противоположными ему, сейчас описанными течениями, высказалось в весьма оригинальной религиозной форме католичества, которое однако должно отнести не к христианству, а к философскому идолопоклонничеству.
9 – Для Конта и в период “Положительной философии” и еще более в позднейший период “Положительной политики” математика заменяла логику и как науку о познании, и как науку о мышлении. Конечно, Конт и не подозревал, что в этом отношении он несколько приближался к истине, ибо математика есть, в сущности, наука не об явлениях, хотя она может быть прилагаема к ним, но о способе и актах познавательной деятельности самой нашей мыслящей субстанции. От этого происходит также и то, что примеры из математики могут служить самой лучшей иллюстрацией для законов и правил логики, как науки о мышлении.
10 – Как ни наивна аргументация Конта против психологии, как науки, и как ни прямолинейно ее отрицание, однако в них есть и серьезная сторона, на которую обратили внимание и философы-метафизики, напр. Шопенгауэр, Гербарт и проч., которые также затруднялись признать возможность познания своего познания, или возможность того, чтобы субъект познания был в то же время и его объектом. Но везде, во всех случаях этого затруднения, оно всегда происходит от того, что или отрицается субстанция вообще (Конт), или отрицается субстанциальность познающего субъекта (Шопенгауэр), или же хотя субстанция и признается, но понимается неверно (Гербарт). Дело в том, что субъект и объект, которые реально суть одно и тоже, в акте мышления необходимо распадаются на две стороны: субъективную и объективную. Забывая или же не зная этого, люди и философы субстанциируют эти понятия субъекта и объекта и понимают их разделенными и вообще, помимо как в мышлении. Это заблуждение особенно укрепляется по отношению к так называемому материальному миру, где наши же собственные состояния, при помощи фантазии, принимают вид совершенно самостоятельных реальностей, тогда как они нигде, кроме акта представления, не существуют. Затем это ложное отношение с материальных образов переносится и в сферу нематериальную, из области так называемого внешнего опыта – в область внутреннего (опыт, строго говоря, один, а не двоякий). Тогда-то и возникает (напр. у Конта), по-видимому, основательное требование, чтобы одна и та же наша субстанция в разных своих функциях предстояла сама перед собою, подобно тому, как будто бы сам собой предстоит (полагаемый в силу причинности) материальный объект перед изучающим его духовным, не материальным субъектом (т.е. чтобы мы его также наблюдали – ощупывали, обнюхивали, оглядывали и т.д., как наблюдаем камень, дерево и т.п.). Однако все это затруднение благополучно разрешается тем соображением, что один и тот же субъект зараз и функционирует в разных деятельностях, и сознает акты этих функций, и понимает их как свою принадлежность.
11 – Юма считает и Конт своим главным философским предшественником, хотя есть основание думать, что знакомство с философией Юма было не особенно глубоко и всего вероятнее сделано было еще в молодости. Во всяком случае признание Юмом психологии так же мало имело влияния на Конта, как и признание ее наукой Дж. Ст. Миллем, хотя, по выражению Конта (в одном из писем к Миллю), “мозг” Милля “вибрировал созвучно с его (Конта) мозгом”. Вероятно, что Юм всего более повлиял на Конта своей критикой философских понятий субстанции и причины, и своим учением, что под причиной должно разуметь только постоянно следование явлений друг за другом.
12 – Так, например, хотя сенсуализм и скептицизм Юма в Англии и сенсуализм Кондильяка во Франции вышли оба из одного источника – из эмпиризма Локка, однако они представляют немаловажные различия. Как у Юма, так и у Кондильяка первоначальным источником для всей психической жизни служат ощущения с чувствами, но у Юма обе эти группы психических состояний эмпирически принимаются во всем разнообразии их состава за первичный факт; у Кондильяка же догматически строится весьма замысловатая, но искусственная гипотеза, по которой все разнообразные наши ощущения постепенно производятся из первого ощущения, а именно осязания; а все разнообразие наших чувств производится из первого неопределенного влечения или стремления. Точно также и далее искусственно выводятся различные формы умственной жизни и высших чувств: внимание, память, воображение, рассудок, любовь, ненависть и проч. Точно также искусственно и догматически Кондильяк соединяет свой сенсуализм с сознанием бессмертной души, Бога, нравственного закона.
Философия и науки у Конта. Иерархия наук.
Теория познания, логика, психология, метафизика и этика обыкновенно составляют части, элементы или стороны всякого философского учения. Как мы видели, первых трех в философии Конта нет; метафизика же исключается позитивизмом вообще. Ниже мы увидим, что и этика Конта не может быть признана частью философской системы. Тогда спрашивается, на каком же основании сам Конт и другие называют его учение философией? Единственным основанием для этого, по-моему, может служить известное изречение Аристотеля: “Если должно философствовать, то и должно философствовать, если же не должно философствовать (т.е.. доказывая, что не должно философствовать); следовательно, во всяком случае и всегда должно философствовать”. Позитивизм Конта есть не что иное, как не ясно сознаваемая, но прямолинейно-догматическая попытка уничтожить философию, как науку, и тем как бы укротить мыслящую деятельность человека на самую высшую форму ее проявления. Но в то же время эта попытка есть своего рода самоубийство, ибо само то оружие, которое по-видимому, уничтожало философию, никаким другим именем, кроме философии, не могло быть названо [13].
Так как у Конта нет ничего похожего ни по форме, ни по содержанию на систематическое определение философии, то я теперь приведу несколько беспорядочно брошенным им в разных местах предложений, в которых он хочет характеризовать открытую им псевдо-философию названную громким именем “положительной философии”. Так из одного места мы видим, что задача “положительной философии сравнительное с положительными науками” заключается в учении об “общностях (generalites), относящихся к различным наукам”, или об общих отношениях научных законов между собой. В другом месте мы встречаем мысль, что “понятие вселенной по его шаткости и неясности должно быть исключено из положительной философии, а понятие мира, по ясности его, становится самым обширным, которое мы можем позволить себе разрабатывать с успехом [14]. Затем мы встречаем множество фраз и эпитетов для прославления “положительной философии” – вроде того, что она “реальна”, “полезна”, “достоверна”, “точна”, “относительна”, “органична”, “исключает метафизику, теологию”, “всякие фантазии об абсолютном”, и строит только “на фактах, доступных нашему организму” [15], занимается только “действительными научными законами явлений” и т.п. Не имея возможности понять из сейчас приведенных указаний, в чем состоят те “общности”, которыми должна, в системе Конта, отличаться философия от остальных наук, нужно обратиться к тому отделу ее, содержание которого, не относящееся ни к одной из частных наук, может быть принято за специальное достояние философии, а именно: к двум первым лекциям “Курса положительной философии”. Здесь мы находим два пункта, особенно превознесенные последователями Конта в качестве его важнейших философских подвигов: классификацию или иерархию наук и закон трех состояний [16].
При отсутствии у Конта теории познания, логики и психологии, а следовательно и правильного понятия о том, что такое знание, наука, уже a priori нельзя было ожидать удовлетворительной классификации наук. И действительно, классификация или иерархия наук стоит у него на случайных и произвольных основаниях. Отправляясь от исторически вошедших в систему современного общественного образования наук, он искусственно и ощупью ищет оснований для их объединения и взаимной связи друг с другом, не подозревая, что эти основания заключаются не в том, что он называет явлениями, а только в человеческой субстанции со всеми ее деятельностями и специально в ее познавательной деятельности, открывающимся в нашем непосредственном сознании. Имея ввиду свести на возможно меньшее число ту область знаний человеческих, которая должна войти в классификацию, Конт делит уже и в его время довольно обширный круг этих знаний на науки и искусства на основании весьма неясного вообще, и особенного у него, различия в понятиях знания и действия [17]. Исключив искусства из классификации, Конт еще упрощает свою задачу деление наук на абстрактные и конкретные. Не имея ни малейшего подозрения в несостоятельности и до сих пор еще господствующей теории об образовании понятий и деления их на абстрактные и конкретные, он произвольно и вопреки ей переносит эти термины с представлений или понятий, к которым они могут быть, в силу этой теории, законно прилагаемы, на науки, к которым приложение их уже лишено смысла [18].
Но, как бы то ни было, подчинивши конкретные науки абстрактным [19] и тем отнявши у них самостоятельное значение, Конт устанавливает, что классификации подлежат только шесть основных абстрактных наук, и располагает их в таком иерархическом порядке: 1) математика, 2) астрономия, 3) физика, 4) химия, 5) физиология (биология), 6) социальная физика или социология. По этой иерархической лестнице науки, думает Конт, следуют соответственно их логическому и научному значению, т.е. так, что высшие в ряду изучают законы самых общих, простых и абстрактных явлений, а низшие постепенно переходят к законам более сложных, более частных и менее абстрактных явлений. Законы, изучаемые высшими науками, имеют влияние на законы низших, так что зависимость наук друг от друга пропорциональна убывающей простоте и общности и возрастающей сложности и частности изучаемых явлений. Все науки зависят от математики не только потому, что она есть тип логических операций, но и потому, что все явления подлежат величинам, между тем так величина не зависит от других свойств явлений. Наконец в этом же порядке, по Конту, развивались науки и в истории и в нем же она должны быть изучаемы с точки зрения “положительной философии”.
Эта классификация Конта и ее основания подвергались разнообразной критике и особенно со стороны мыслителей того же позитивистического направления [20]. Так, например, справедливо указывали, что так называемая Контом конкретная математика (геометрия и механика) по явлениям, изучаемых в ней, вовсе не принадлежит, с его точки зрения, к математике, а к физике; что физика, химия, биология вовсе не зависят друг от друга, но что все они зависят от одного общего корня – молекулярной физики; что астрономия, как абстрактная наука, есть не что иное как отдел физики, а конкретная – есть отдел естественной истории и т.п. Точно также верно и то, что отношение наук друг к другу не может выражаться в понятии иерархической зависимости (а следовательно, и в схеме линейного ряда), но в понятии взаимного содействия (consensus). Не менее верно и то замечание, что понятия, служащие критерием для иерархизации наук: простой, общий, отвлеченный, произвольно принимаются Контом за однозначные и употребляются двусмысленно [21]. К этим критическим замечаниям со своей стороны добавлю, что при отсутствии у Конта определений терминов: “явление, факт”, всякое прилагательное, присоединяемое к ним с целью их разъяснения, приводит только к противоположному результату, т.е. к большей темноте и путанице [22].
Как скоро классификация наук, составляющая у Конта единственную “общность”, которая не могла войти в содержание какой-либо частной науки, оказывается совершенно несостоятельной, то, следовательно, философия, как особая, по своему содержанию, наука есть в его системе нечто мнимое, что окончательное и подтвердится, когда мы сейчас увидим, что пресловутый закон трех состояний еще менее, чем классификация, может быть признан за содержание философии, как науки особой от частных наук. Значит, философия Конта есть не что иное как прямолинейная и весьма последовательная попытка с корнем уничтожить настоящую философию (называемую им метафизикой), противопоставляя ей энциклопедию сложившихся исторически наук, искусственно и произвольно связанных. Но если, по выше приведенному изречению Аристотеля, философия может быть отрицаема философиею же, то где же та философия, во имя которой – не мнимо, а на самом деле, хотя и сознавая того – Конт отрицает истинную философию? Она, отвечу я на этот вопрос, скрывается в том, что Конт называет “положительной религией”, ибо и она, как и всякая другая религия, вместе с элементами, входящими в религиозное сознание, заключает в своем составе и философско-метафизический элемент.
13 – Во всяком случае попытка Конта представляет своего рода преступное покушение на оскорбление величества самого мыслящего и философствующего разума, а потому не без основания некоторые критики Конта отказывали его учению в праве называться философией.
14 – Так как Конт под миром подразумевает здесь только одну солнечную систему и происходящие на ней явления, конечно, материальные, то мир, как предмет философии, должен бы правильно войти в одну из наук системы Конта – астрономию.
15 – Трудно найти в истории философии что-либо наивнее и грубее этих “фактов, доступных нашему организму”. Я думаю, что прежде всего сам наш организм и есть факт и, подобно всяким другим фактам, доступен только мыслящему уму, в котором и существует. Функция организма состоит, конечно, не в восприятии фактов и переработке их в познание, как думают Конт и другие ему подобные научно-положительные философы, а в восприятии, переработке и ассимиляции пищи, также как и в выделении всего негодного для органической жизни.
16 – Все сочинения Конта распадаются на две большие половины: “Курс положительной философии” в 6-ти томах и “Система положительной политики” в 4-х томах. Вторая половина представляет приложение к практической жизни – индивидуальной и общественной – начал, выработанных теоретическим учением первой половины. Шесть же томов “Курса” заключают в себе содержание частных наук и общую их характеристику с точки зрения положительной философии. Но в начале и в конце этого “Курса” есть два небольших отдела, обозначенные у Конта под именем: “Preliminaires generaux” и “Resume general et conclusion”. Содержание первого отдела и заключает в себе те “научные общности”, которые Конт не мог включить в содержание частных наук и отнес их к “Положительной философии вообще”. Второй отдел или Resume точно также не относится к какой-либо из частных наук, но не заключается в себе также и каких-либо специальных “общностей”. Он представляет оценку содержания доктрины шести наук после объединения их общим методом и затем значения этих метода и доктрины для дальнейшего развития общества.
17 – Как будто знание состоит из чего-либо другого, кроме действий или актов мыслящего существа. Вообще Конт, не сознавая того, разделяет ходячее, но довольно наивное представление о знаниях, по которому они, подобно материальным вещам, существуют отдельно от осуществляющих их актов мысли, как бы в разных хранилищах, каковы: книги, библиотеки, музеи, кабинеты, наконец головы или мозги ученых и т.п.
18 – Наука не может быть ни абстрактной, ни конкретной, потому что она – не понятие, а целая система понятий и, конечно, всегда система так называемых абстрактных понятий.
19 – Против подчинения конкретных наук абстрактным можно справедливо возразить, что не конкретные науки, которые, по мнению Конта, занимаются приложением общих законов явлений к той или другой их группе, зависят от абстрактных, формулирующих эти общие законы, а наоборот, ибо ведь закон есть ничто иное, как выражение “того, что постоянно происходит в явлениях (закон = так бывает, так случается), следовательно, предполагать, что сперва изучены были факты или явления, а потом было сформулировано в закон то, что постепенно является или происходит в них. Очевидно, что Конт, в принципе требующий, чтобы знание или наука ограничивались только изучением не сущностей, а явлений, в данном случае сам бессознательно впадает в отвергаемую метафизику, подразумевая под законом какое-либо свойство, вытекающее из самой метафизической природы субстанции или существа.
20 – Кстати, не могу не заметить, что и эти философы, несмотря на их точность, фактичность и “научность”, точно также разногласят и спорят между собою, как и “не научные” метафизики. Значит, не в методе философствования источник разногласия, а в чем-то другом.
21 – Так, например, понятие простого употребляется у него и в смысле более легкого для изучения, и в смысле простоты состава.
22 – Поэтому, наприм., выражения: более простые, более сложные явления, неизбежно возбуждают мысль про абсолютно простое явление. Хотя абсолютное вообще изгнано Контом из положительной философии, но все-таки абсолютное-простое явление можно видеть в величине, составляющей предмет высшей науки, математики. Но, к сожалению, по-моему, величина не существует как явление, т.е. в чувственном опыте. Хотя величина и прилагается к чувственным явлениям, когда мы умственно сравниваем их между собой, но все-таки она есть не что иное как акт или точка зрения нашего ума. Точно также говорить о более абстрактным и менее абстрактных явлениях можно только тогда, когда есть абсолютно абстрактное явление, каковы, напр., у Гегеля абсолютно-абстрактные понятия (- реальности) чистое бытие и ничто. Далее, когда Конт говорит о более и менее общих явлениях, то спрашивается, кому или чему они общи? Должно-быть общи явлениям же, ибо, по Конту, ничего кроме явлений не может быть предметом знания. Вообще у него термин явление употребляется двусмысленно, даже трехсмысленно: то он означает отдельные материальные вещи, то означает ту или другую сторону или свойства этих вещей in abstracto, то, наконец, – событие, перемену и прочее.
Социологический закон трех состояний
Открытие Контом закона трех состояний [23] превозносится его последователями еще больше, чем классификация наук. Этот закон, по мнению Конта, приводит к пониманию всех человеческих знаний, как однородных, а потом и допускающих приложение ко всем одного и того же положительного метода [24]. Закон этот состоит, по Конту, в том, что ум человеческий проходит три стадии развития: “теологическую или фиктивную”, “метафизическую или абстрактную” и “положительную или научную”. Не имея понятия о неизменной законообразности явлений природы, люди в теологической стадии объясняют себе происхождение их так же, как их собственные действия происходят от их воли – и наполняют всю природу сверхъестественными деятелями или богами. Во второй, метафизической или переходной стадии, сверхъестественные деятели заменяются отвлеченными силами, сущностями. Наконец, в третьей, положительной стадии ум человеческий ставит себе единственной целью открытие законов явлений, т.е. их неизменных отношений последовательности и сходства.
Этот мнимый закон несостоятелен во всех отношениях: и в том, что Конт не имеет и не дает ясного и определенного понятия ни о религии, ни о метафизике, ни, как мы уже видели, о науке; и в том, что этот закон нисколько не подтверждается историческими фактами, а напротив противоречит им. Имея поверхностное знакомство с историей религий и не подозревая о существовании дисциплины, называемой философией религии, Конт односторонне и наивно понимает религию, как суррогат науки, за отсутствием которой люди ищут объяснения для происхождения явлений в воле богов. Конечно, люди ищут в богах объяснения некоторых явлений, но ведь это только одна из сторон религии! Конт упускает из виду, что в религиозном сознании выражается синтез всех функций нашей душевной жизни: кроме философско-познавательной, отмеченной Контом, в религии находят свое выражение и удовлетворение и нравственная, и чувствовательная, и желательная, и, наконец, художественно-техническая сторона человеческой деятельности. Точно также мало знаком Конт и с историей метафизики, а потом имеет о ней смутное понятие. Прежде всего, метафизика не может ни заменять религии, ни служить переходной стадией от ней к науке, ибо во всякой религиозной системе метафизика составляет необходимую составную часть. В основании мифов самых первобытных религий мы уже встречаем метафизические основные понятия. Метафизика, по понятию своему, предшествует и том, что Конт называет теологией, и тому, что он называет наукой. Часто повторяемое Контом положение, что будто бы в метафизической стадии развития люди для объяснения явлений принимают пустые сущности, ясно указывает, что он имеет ввиду только одну средневековую схоластику, где явления не редко объяснялись просто словами или таинственными свойствами, вроде того, что в природе господствует “страх к пустоте”. Произвольность понятия метафизики у Конта лучше всего явствует из того, что он и в допускаемых им положительных науках, по верному выражению Гексли, под именем метафизики отвергал “все, что ему не нравится” [25].
Теперь я добавлю несколько слов к сказанному мною раньше о неудовлетворительности понятий Конта о науке. Хотя он с науками был знаком гораздо более, чем с различными формами религии и метафизики, но все таки без философии (т.е. теории познания, логики, метафизики и проч.) он не мог подняться на такую высшую точку зрения, в перспективе которой перед его умственным взором исчезла бы раздельность исторически сложившихся наук и заменилась бы высшим философским понятием истинного знания. Едва ли можно сомневаться, что Конт при слове: “наука”, не думал о единстве человеческого мышления, озаряющего светом разумного понимания все акты и деятельности как людей, так и других существ мира; но что скорее всего, при этом слове, в его представлении мелькали многие группы ученых специалистов, которые, на подобие древних жрецов или средневековых техников и ремесленников, принимают по традиции друг от друга и сохраняют испытанные приемы своего искусства или ремесла для однообразного приложения их в своих произведениях и действиях на пользу и отдельным людям, и обществу. Это жреческо-ремесленно-практическое, “полезное” и свободное от всех “праздных вопросов” отношение Конта к науке всего лучше выразилось в повторении им положения, признанного “всеми, начиная с Бэкона, здраво мыслящими умами”, что цель знания есть предвидение”; или “знание ведет к предвиденью, а предвиденье к действию”, конечно, действию “реальному”, “полезному” и оправдывающему “общим здравым смыслом”. Так как этой цели всего более удовлетворяют математика и естественные науки, то они и стали доя Конта нормою, к которой должно быть приведено всяческое знание. В своем наивно-догматическом реализме Конт объясняет преимущество естественных наук в деле предвиденья тем, что сами данные в чувственном опыте явления, изучаемые этими науками, освобождают ум человеческий от теологии и метафизики, и приводят к позитивному исследованию неизменных законов, которым подчиняются явления. Но здесь-то и заблуждаются Конт с позитивистами, ибо математика и естественные науки, по самой своей природе, всего скорее ведут к метафизике, так что ученые, занимающиеся ими, не смотря на их принципиальный протест против метафизики, всего чаще, подобно Конту, не подозревая о том, впадают в самую грубую ее форму, а именно материализм [26]. Как это сродство естественных наук с материализмом, так и способность их содержания был формулированным в постоянных законах имеет один и тот же источник в основных понятиях естествознания: пространстве, времени, движении и материи, в которых выражается вовсе не природа явлений, изучаемых естествознанием, а главным образом природа нашей же собственной психической деятельности при нашем метафизическом взаимодействии с другими субстанциями. Отсюда происходит как то, что законы естественных наук выражаются почти в столь же неизменных и однообразных формулах, что и законы логики или математики, – так и то, что ученые естествоведы, пренебрегая философией и не зная происхождения вышеозначенных основных понятий, субстанциируют их, т.е. принимают, что пространство, время, материя и движение суть нечто само по себе существующее, что и составляет сущность материализма.
Теперь, указав на несостоятельность закона трех состояний со стороны логической, я, по недостатку места, не могу останавливаться на противоречии его со всею историей и ограничусь только самым коротеньким указанием на настоящее время [27]. Несмотря на то, что прошло полвека после провозглашения Контом основных начал “положительной философии” и что, по его предвиденьям и предсказаниям, уже не должно бы оставаться никаких следов от теологической и метафизической стадий человеческого умственного развития, мы, напротив, видим, что в современном европейском обществе не только продолжают свое существование прежние религиозные вероисповедания, но что чуть не с каждым днем возникают все новые их толки и разветвления (особенно в Англии, Америке и т.п.). Мы видим даже такое странное явление, что к образованным европейцам начинают прививаться азиатские религиозные верования, напр., буддизм. Точно также между образованными европейцами и американцами насчитываются уже миллионы последователей спиритизма, который, несомненно, должно причислить к религиозным сектам. С другой стороны, в области философии не только продолжают, конечно несколько видоизменяясь, существовать прежние метафизические направления, но возникают и новые, напр., философия воли, начиная с Шопенгауэра. Но всего более овладевает умами в европейском обществе материализм по мере того, как популярные естественнонаучные сведения распространяются в народных массах, постепенно переходя от высших слоев общества в низшие [28].
Хотя закон трех состояний изложен кратко Контом в самом начале “Курса”, еще перед классификацией наук, но тем не менее он вовсе не составляет, подобно ей, пункта, принадлежащего к “общностям”, а напротив, по своему содержанию, всецело относится к одной из частных наук, а именно к последней в иерархическом ряду, к социологии, что подтверждается и тем, что в “Курсе” обстоятельное изложение и доказательство его входит в содержание этой науки. Так как вообще социология составляет специфически отличительную черту позитивизма Конта и считается его последователями его созданием, то я и считаю нужным сделать общую, хотя и краткую, ее характеристику. Но прежде я скажу два слова об остальных науках, предшествующих в “Курсе” – социологии.
С точки зрения каждой, настоящей философской системы, частные науки должны быть рассматриваемы как более отдаленные ветви ее развития, привязанные к главному стволу высшими понятиями, которые, с одной стороны, входят в систему понятия философии, как специальной науки, а с другой – составляют базис, на котором строится все содержание той или другой частной науки. Но так как “Положительную философию” Конта нельзя считать философской системой в точном смысле этого слова, то и частные науки, входящие в нее, вовсе не имеют органической связи между собой и представляют только внешним и искусственным образом соединенную энциклопедию наук, эмпирически вошедших в общественную культуру. Значит “Курс” Конта, при его первом появлении, мог иметь только значение первой попытки такой энциклопедии во французской научной литературе. Из ряда наук, входивших в эту энциклопедию, Контом лучше других была обработана математика, составлявшая предмет его специальных занятий, хотя и в ней мы уже встречаемся с весьма сомнительными воззрениями. К таким, например, относится мнение Конта, что будто бы геометрия есть конкретная наука, принадлежащая вместе с другими к области естественных наук, и что будто бы основные и существенные ее положения основаны на чувственном наблюдении. Что же касается остальных наук, т.е. астрономии, физики, химии и физиологии (биологии), то на них еще гораздо более отразились ложные и односторонние понятия Конта о метафизике и науке, его прямолинейное отрицание первой и одностороннее утилитарное отношение ко второй, и не позволяли ему понять дух наук о природе и предвидеть соответствующий ему характер их дальнейшего движения. Как оказалось, они как раз пошли по запрещаемому Контом пути исследования причин [29] и образа происхождения явлений. Так, начиная с математической теории вероятности, которую Конт считал “ложной, нелепой и софистической, ни к чему, кроме азартной игры, неприложимой”, мы видим, что в настоящее время теория вероятности признана всеми и находит самое разнообразное приложение к многоразличным вопросам, и, между прочим, относящимся к сфере общественных явлений. В области астрономии и небесной механики Конт ограничивал задачу науки изучением образование планетной системы, не затрагивая вопросов о природе Солнца, а тем более неподвижных звезд, а между тем спектральный анализ как раз дает возможность разрешать проблемы о химических элементах Солнца и звезд [30]. В физике он отверг гипотезу эфира для объяснения происхождения света, потому что ее нельзя проверить и потому что вообще нельзя знать как происходят явления, а также считал невозможным “проникнуть во внутреннюю природу теплоты”; а между тем современная физика считает одним из своих торжеств объяснение происхождения теплоты из движения и установку тепловых и механических эквивалентов. Хотя, по Конту, законы наук низших в иерархическом ряду и подчинены законам наук высших, но все-таки он считал невозможным привести как законы всех наук к одному закону, так и свести одни к другим различные явления, изучаемые различными науками (физические, химические, биологические и проч.), а между тем современное естествознание видит свой идеал в таком приведении всех явлений и законов к механическим явлениям и законам. В биологии Конт считал “природу физиологических явлений несовместимой с искусственными опытами”, а потому отрицал и вивисекцию, и микроскопию; а между тем они играют самую важную роль в современной науке. Точно также теорию Ламарка о видоизменении организмов Конт упрекал “в наивном фантазировании”, и думал, что промежутки между видами представляют ненаполнимую пропасть и что еще большею пропастью разделены царства: животное и растительное; наконец, по его мнению, порядок животных должно понимать не иначе как линейным. Между тем современная биология в учении Дарвина понимает происхождение животных организмов в форме бесконечно разветвленного древа и старается заполнить всяческие промежутки не только между животными, но и между животными и растениями. Я думаю, этих примеров и намеков совершенно достаточно для заключения, что если бы даже и допустить, что энциклопедия наук Конта, при своем появлении, соответствовала действительному состоянию соединенных в ней наук, то в настоящее время она никакого руководящего научного значения не имеет [31].
23 – Если этот закон есть открытие, то во всяком случае не Конта, ибо был высказан гораздо раньше, во первых Тюрго, а во-вторых, и при том почти в той же форме, как и Контом, доктором Бюредном. Об этом неизвестном мыслителе мы знаем через Сен-Симона, который воспроизвел и многие другие идеи Бюрдена и через которого познакомился с ними и Конт, когда находился под несомненным, хотя потом и не совсем добросовестно отрицаемым, влиянием Сен-Симона. Что в этом мнимом открытии Конта нет ничего оригинального, в том можно убедиться из статей Ренувье, помещенных в его журнале “Critique Philosophique” 1881 года.
24 – Чтобы признать однородность знаний человеческих, вовсе нет надобности в открытом Контом законе с его тремя стадиями. Знание однородно по той простой причине, что человек есть единое нераздельное существо, у которого всегда, на всех ступенях его развития, есть только одна и подлежащая одним законам познавательная деятельность. Мнение же о будто разнородных познавательных деятельностях (чувственное, умственное, опытное, умозрительное познание, индукция, дедукция, анализ, синтез и проч.) или сводится к частным отличиям в проявлениях этой однородной деятельности соответственно различию сопровождающих ее обстоятельств, или же к недоразумениям, говорить о которых здесь, к сожалению, нет места и времени.
25 – Так в качестве метафизики им отвергались вопросы о звездной системе, туманных пятнах (в астрономии), гипотеза эфира и исследования сущности теплоты (в физике), теория атомизма (в химии), искусственная экспериментация и микроскопические исследования (в физиологии). Если бы он жил в настоящее время, то, конечно, отверг бы, как метафизику, и спекуляции математиков о пространстве кривом и 4-х мерном, и спектральный анализ, и механическую теорию теплоты, и теорию сохранения и превращения энергии и т.п.
26 – Не менее заблуждается Конт также и в том, что будто бы предвидение составляет цель знания только со времени Бэкона, когда естественные науки, становясь все позитивней, начали изучать законы явлений. Дело в том, что предвиденье и его приложение к жизни составляют такое основное свойство деятельности всех существ, что люди практикуют его в самых широких размерах задолго до появления каких бы то ни было намеков на систематическое знание, когда они находятся еще в диком, животном состоянии. Конечно, Конт, его последователи и вообще позитивисты, столь самоуверенно повторяющие принцип знаменитого практического философа, Бэкона, о власти человека над природой при посредстве науки и предвидения, и не подозревают, что возможность его связана с самыми трудными метафизическими проблемами о времени, памяти, воспоминании, желании, ожидании и т.п.
27 – Впрочем, читатели этого журнала из статей г. Чичерина могли вполне убедиться в том, что теории Конта вообще и закон трех состояний в частности, не находят никакого исторического подтверждения.
28 – Этому постепенному распространению материализма еще могут оказывать большее или меньшее противодействие религиозные верования или философско-метафизические воззрения, но почти ни малейшего не может оказывать позитивизм, хотя он и отвергает, конечно только на словах и чрезвычайно редко на деле, всякую метафизику, ибо чем строже позитивизм или – все все равно – чем он скептичнее, тем меньше может он, в силу естественной необходимости для человеческого ума в метафизике, удовлетворить многих людей, а потому и должен ограничиться только единичными последователями.
29 – Хотя мнение Конта, что исследование причин должно быть изгнано из науки и заменено исследованием законов явлений, прямолинейно и относительно правее других позитивистов, признающих законность исследования причин. Он чувствовал, что если допустить хотя бы только вторичные причины и позитивистически признавать причинами явлений явления же предшествующие, но, пожалуй, законы разума невольно приведут к вопросу о первых явлениях, т.е. о первых причинах и о субстанциях, их деятельностях и актах. Поэтому, в своем прямолинейном стремлении освободить науку от “химерических” вопросов и “привести ее к скромным аллюрам обиходной мудрости” он энергически и заколотил окно причинности, из которого можно увлечься “метафизическими химерами” (см. об этом “Свое Слово” №3, стр. 78 и след.).
30 – Да не подумает кто-либо из читателей, что я сейчас сказанным хочу поставить в вину Конту то, что он не знал и не мог предвидеть спектроскопии. Я обвиняю его только в непонимании духа естествознания и в его догматической и произвольной постановке многочисленных застав и пределов для движения науки.
31 – Отнимая у сочинений Конта истинно-философское значение и упрекая его в ложном взгляде на задачу знания, я вовсе не хочу сказать, чтоб они вообще не имели цены. Не нужно забывать, что Конт был человек в высокой степени выдающийся по своим умственным силам, моральной энергии и по своему, во всяком случае, широкому научному образованию; а потому его энциклопедия наук, неудовлетворительная в целом, заключает в себе замечательные отдельные мысли и положения. Во всяком случае, изучение его сочинений может послужить к расширению умственного горизонта даже (точнее сказать, преимущественно) для людей уже владеющих готовым философским мировоззрением. Кстати скажу, что читать подлинные сочинения Конта крайне тяжело по их невыработанности. Но в настоящее время они могут быть заменены хорошим сокращенным их изложением в труде Жюля Рига и даже более кратким, но точным изложением в вышеуказанном сочинении Грубера.
Социология, как наука установленная Контом. Позитивная религия.
Социология у Конта исследует законы общественного порядка и движения. Заимствуя свои исходные пункты из биологии, она образует свое основное понятие: общество, или “общественный организм”, по аналогии с животным организмом и распадается на социальную статику и динамику, которые также относятся друг к другу, как анатомия к физиологии. Законы социальной статики управляют “взаимодействием частей социальной системы”, которые находятся в таком же “необходимом и всеобщем согласии”, в каком находятся элементы животного организма. Это согласие общественных элементов, т.е. индивидуальных воль, составляет условие для общественной власти, которой они подчиняются тем более, чем обширнее общество. Согласие индивидуумов, входящих в общество, зависит от основных свойств человеческой природы, а именно эгоистических и социальных (альтруистических) инстинктов человека (сострадание, любовь и проч.). Первоначальная общественная форма, в которой обнаруживаются эти оба инстинкта, есть семья, составляющая зародыш для всех других общественных форм. Вторая часть социологии, или социальная динамика, исследует законы постепенного развития общественной жизни человечества. Развитие это “представляет непрерывный прогресс”, выражающийся в возрастании победы человека над внешним миром, в смягчении нравов и в улучшении общественной организации. Законы развития, согласно духу положительной философии, относительны, т.е. не допускают никакой конечной цели или провиденциального плана, а потому человечество в каждую эпоху достигает той ступени совершенства, которая допускается его возрастом, т.е. “всею системой соответствующих ей внутренних или внешних обстоятельств”. Законы прогресса определяются тремя моментами: направлением человеческого развития, его скоростью, и важностью его его различных элементов. Направление обнаруживается в том, что в человечестве животная сторона, т.е. страсти, уступает расширяющейся на их счет человеческой стороне, т.е. разуму. Скорость прогресса зависит от “постоянного и притом достаточно скорого возобновления агентов общественного движения”, [32] и от увеличения народонаселения. Что касается до разницы в ценности различных элементов прогресса, то первенство между ними принадлежит умственному развитию. Почти все содержание социологии Конта, занимающее три тома из шести, представляет не что иное, как подробное изложение исторических доказательств этого постоянного умственного развития человечества через три ступени: теологическую, метафизическую и позитивную. Об руку с умственным развитием идет и подчиненное ему материальное развитие общества, проходящее также три стадии. Теологической стадии умственного развития соответствует в материальном – господство классов, занимающихся военным делом; метафизическому – господство литераторов, адвокатов и юристов, и позитивному – господство промышленных классов.
Ограничиваясь этим остовом социологии Конта и не касаясь подробностей ее исторической обосновки, отличающейся произволом в образовании, определении и классификации понятий, а также ложным освещением и толкованием фактов, я скажу только несколько слов о программе будущего, которое, по предвидениям Конта, должно наступить после того, как он в своей философии окончательно опозитивил все человеческое знание, подчинив положительному методу и социологию или об обществе [33]. На место прежней теологической морали, основанной на воле бога, или метафизической, основанной на идеях долга, права и справедливости, на сущности человека, мира и т.п., станет социальная мораль, основанная на предвидениях социологии и на постоянно возрастающем понимании выгоды соединения всех человеческих сил для приобретения благ индивидуальной и общественной жизни. Самым важным условием для водворения этой новой морали явится возникновение новой духовной власти, которая будет руководить умственным и нравственным просвещением человечества. Власть эта будет сосредоточена в руках корпорации, состоящей из положительных ученых и философов, призванных к отправлению своих обязанностей общественным мнением. Самым важным орудием для действия этого нового духовенства будет общественное воспитание, составляющее исключительную его функцию. Хотя позитивные ученые и философы сами и не будут иметь государственной или светской власти, но все таки их совещательному голосу будет принадлежать решающее значение в вопросах о мерах для общественного благосостояния, так что вообще духовная власть будет преобладать над светской. Светская власть установится в позитивном обществе позже духовной и будет находится в руках деятельного класса, который состоит из банкиров, купцов, ремесленников и земледельцев; между ними главную роль будут играть банкиры. Положение рабочих классов должно быть вполне обеспечено воспитанием на общественный счет и постоянно обеспеченной работой, при справедливой и достаточной заработной плате.
Теперь я сделаю несколько замечаний, к которым подает повод социология Конта. Прежде всего спрашивается, действительно-ли он создал эту науку, как утверждают его последователи? По моему, отвечать на это приходится отрицательно, потому что в ней предшественниками его были, напр., Тюрго и Кондорсе, влияния которого, впрочем, и сам он не отрицает. Но большая и даже особенно оригинальная часть содержания социологии Конта заимствована была им, с умолчанием об этом, у Сен-Симона и у Бюрдена, о котором я уже упоминал выше [34]. Конту исключительно принадлежит установка нового термина (социология) для этой науки, что, конечно, должно составлять его заслугу в глазах всех тех, кто в настоящее время, вместе с Контом (а таковых немало!), признают возможность существования науки о законах общественных явлений, сходной, по своему методу, с естественными науками, именно как ее, следуя за Сен-Симоном, думал поставить Конт. Затем за Контом должно признать преимущество сравнительно с сейчас указанными предшественниками в том, что он систематичнее и методичнее изложил и обработал заимствованное у них содержание социологии.
Второе мое замечание выразится в вопросе: возможна-ли социология в смысле Конта, т.е. при устранении метафизики, и возможно-ли ее совсем поставить на одну доску с естественными науками? Я отвечаю на этот вопрос отрицательно и объясняю требования Конта, как уже было замечено раньше, отсутствием у него ясных понятий о явлении, факте, опыте, а также о духе науки вообще и естествознания в частности. Ведь явления сами по себе не существуют и суть не что иное, как состояния нашего же сознания, выделяемые нами из общей их связи в актах нашей познающей деятельности, которая координирует их в различных порядках (временном, пространственном, причинном и т.п.) и мыслит с различных точек зрения. Вот эта то деятельности мышления и ведет нас неизбежно [35] к созданию противоположности явления (в нас) с реальностью или действительностью (самой по себе), для которой явление служит только значком, а это сознание в свою очередь побуждает нас переходить от явлений, к сущностям, субстанциям с их деятельностями, причинами явлений, – словом, к метафизическим, отвергаемым Контом, понятиям. На почве естествознания этот переход от явлений к их причинам или к субстанциям еще мало заметен, благодаря с одной стороны непониманию природы пространства, времени, движения и материи, а с другой тому, что в явлениях физико-механических трудно различить отдельные акты каких-либо определенных субстанций. Но как скоро мы вступаем в область социальных явлений, которые, в конце-концов, суть не что иное, как акты человеческого мышления, чувства, желания и ощущения (или движения), то уже здесь неизбежен, хотя и не всегда сознаваем, переход в область метафизических построений [36].
Вследствие этого, законы науки об обществе не могут быть законами явлений, а всегда суть выводы из метафизических понятий и гипотез о субстанциях и их длительностях [37]. Если естествознание ведет, главным образом, к материализму, то науки об обществе открывают путь и к другим формам метафизики (спиритуализму, идеализму, дуализму, плюрализму и проч.). Но так как метафизика вообще может служить основанием, на котором развиваются не только философские системы, но и религиозные, то всегда возможно, что законы науки об обществе будут выводом из какой-либо религиозной системы (христианской, языческой, монотеистической, и проч., и проч.).
Разумеется, и Конт не мог, так сказать, выскочить из своей человеческой природы и естественно должен был также идти от явлений к метафизическим понятиям: субстанциям, их деятельностям, причинам, целям и проч. Но в силу его позитивистических предрассудков прямой путь умозрительного мышления был ему отрезан, и он должен был выходить на него тишком, наивно уверяя и тем обманывая, прежде всего, себя, что он, как младенец, неповинен в нарушении позитивистического катехизиса и заповедей; между тем как на самом деле вся его энциклопедия наук и особенно социология есть сплошное нарушение этих заповедей. Всюду у него грубое несоответствие и противоречие между замыслом и выполнением, между объявленной программой и предначертанным планом и самим действием. По программе законы социологии должны быть основаны на явлениях, данных в чувственном опыте, и относится только к явлениям; но тихомолком Конт выводит законы или из полученных по традиции метафизико-религиозных понятий о природе человека, его свойствах и действиях, или же из понятий, прямо вымышленных на основании фантазии, метафорического языка, смешения понятий и т.п. [38]. По принципам Конта, внутреннее самонаблюдение или так называемый внутренний опыт невозможны; следовательно, мысли, чувства, желания не могут быть основанием или как-либо входить в научные законы и “реальные знания”, а между тем, вся его социология не имеет смысла без предположения, что люди мыслят, чувствуют и желают, и что их действия, составляющая социальные факты и явления [39], суть только результаты этих внутренних состояний, не доступных наблюдению. Социология, по программе Конта, должна быть основана на строгой исторической методе, а между тему, на деле, исторические факты подвергаются искажению, ложному толкованию, обобщаются в неясные понятия, бессодержательные отвлеченности и просто даже пустые слова вроде тех entites, в которых сам Конт упрекает метафизику [40]. Катехизисом Конта запрещается под страхом отлучения от научной церкви исследование причин, целей и способа происхождения явлений; а между тем, в социальной динамике торжественно провозглашен непреложный закон постепенного и непрерывного общественного прогресса. По-моему, этот закон никаким образом не может быть продуктом наблюдения над фактами, а предполагает умозрительные выводы и теории о постоянных причинах всей серии явлений или фактов, обнимаемых понятием совершенствования или прогресса [41]. Но, кроме того, это понятие не только неизбежно предполагает мысль о его причине, но даже и о цели. Ведь, нужна же какая-либо идея или какое-либо предположение (априорное понятие абсолютного добра, истины, совершенства, последней цели бытия, бог, абсолютный закон и т.п.) о том, что могло бы служить критерием, на основании которого можно решать: прогрессивно явление или непрогрессивно [42]. Но от причин необходим переход к субстанциям, потому что, ведь, причинами, в истинном и точном смысле слова, бывают – не предшествующие явления, как хотят позитивисты, а субстанции. Но, хотя субстанции и состоят под самым строгим запретом в методологии Конта, однако, на самом-то деле его философия и социология допускают множество субстанций, которые в действительности суть не что иное, как субстанциированные им понятия или представления. Прежде всего субстанциируются “реальные” явления, или образы материальных вещей в пространстве. Далее принимается в качестве субстанции понятие материи, делящейся на органическую и неорганическую. Органическая материя под названием организма и мозга есть у Конта причина и носитель всех жизненных и психических явлений и водворяется на место души или нашего я и его функций. Но и этого еще мало! В социологии оказывается надобность еще в особой субстанции, которая была бы носительницей и причиной социальных явлений в их связи и историческом развитии и которая могла бы для нового позитивного человечества служить объектом религиозных аффектов и культа, – вообще заменить собою упраздненного бога. Для удовлетворения этой потребности и осуществления религиозной жизни в позитивном обществе, Контом субстанциируется (конечно, без сознания об этом) собирательное понятие человечества, служащее центральной идеей позитивной религии, к которой я сейчас и перейду.
Мне остается еще сделать по поводу социологии Конта третье замечание, а именно об основном ее понятии: “общественный организм”. Хотя попытка построить понятие общества и его функций на основании заключений по аналогии с животным организмом естественна, однако аналогия эта все таки поверхностна, а потому умозаключения, основанные на ней, ложны и несостоятельны [43]. Дело в том, что если бы человек доступен был лишь для самого себя наподобие того, как ему доступны другие живые существа, т.е., только в так называемом внешнем чувственном опыте, то, конечно, означаемая аналогия была бы состоятельна, ибо состав общества из его частей или элементов и тесная взаимная связь этих элементов (тканей, органов, клеточек и проч.) аналогичны элементам и связи между ними в живом теле. Но человек, как и другие живые существа, доступен себе еще другим путем, именно, в так называемом внутреннем опыте (в сознании), в непосредственном интеллектуальном созерцании самого себя и своих мыслей, чувств, желаний и ощущений (собственной субстанции и ее акциденций). Вот это-то внутреннее существо, хотя и кажется неразрывно связанным с внешним, однако ни под каким видом не может быть отождествлено с внешним или с животным телом, потому что ни самом это внутреннее существо, ни акты его деятельности не могут быть понимаемы как находящиеся в пространстве. Они не имеют места и не переменяют его так, как имеют и переменяют его все элементы животного тела. Кроме того, хотя внутреннее существо и связно с внешним, тем не менее, значение их в этой связи чрезвычайно различно по важности: внутреннее, говоря фигурально, стоит на переднем плане, внешнее – на заднем, первое – цель, второе – средство. Все, что ни случается во внешнем существе, оценивается внутренним для себя самого и с точки рения своего довольства и недовольства, своего блага и зла; внешнее существует только ради внутреннего и подчиняется его закону, его воле и целям. Вот этого-то внутреннего, единящего все элементы и функции обоих, а потому и служащего представителем и внешнего – подобно тому, как господин служит представителем раба, – и нет в мнимом общественном организме; поэтому все выводы, сделанные по аналогии животного организма с общественным, по моему, не столько способствуют изучению и пониманию общественной жизни, сколько отвлекают от других более надежных к тому путей.
Переходя к “позитивной религии”, я весьма сожалею, что соответственно нашему общему плану моего обозрения философских направлений, я должен ограничится только очень краткой характеристикой этой стороны системы Конта [44]. Если внешними историческими условиями для перехода системы Конта из пределов философско-научного направления в религиозное были: влияние семьи в детстве и еще более влияние Сен-Симона и социалистического кружка, в котором в молодости начал он свою общественную деятельность, то внутренним логическим моментом, даже и не сознаваемым самим Контом, для этого перехода была у него мощна потребность в практической общественной деятельности на почве твердых нравственных заповедей, для которых энциклопедия шести наук не давала прочного базиса. И в самом деле, если мы сообразим, что люди, как и все, что может быть предметом науки и знания, по системе Конта, тоже суть только факты и явления, – если далее вспомним, что законы социологии также непреложны, как и законы естественных наук, то проповедовать людям, как явлениям, моральную проповедь поступать сообразно предвиденьям общественных явлений, роковым образом вытекающих из непреложных законов [45], точно также странно и смешно, как, предвидя какой либо частный случай притяжения друг к другу материальных частиц, проповедовать этим частицам, чтобы они в этом случае притягивались, повинуясь общему закону тяготения. Как ни странна и как ни искусственна была религия Конта, но все таки она, при его религиозной натуре, послужила ему самому и некоторым его последователям для того, чтобы сокрыть от самих себя глубоко противоречившую с религиозными потребностями и религиозными чувствами материалистическую метафизику, в которую они неизбежно впадали и из которой невозможно было вывести никаких этических заповедей, кроме фаталистического подчинения слепому случаю.
Центром позитивной религии на место христианство бога становится у Конта “человечество”, потому что не отдельный человек, а оно есть “настоящее реальное Великое Существо”, которое начавшись в неведомой дали прошедшего, обнимает все многоразличие настоящего и имеет пред собой неизмеримое будущее. Опираясь на законы положительных наук, оно в известном нам мире имеет неограниченную власть над всеми явлениями и может стать единственным принципом нашей нравственности и последним критерием справедливого и несправедливого. С признанием этого нового бога в системе наук Конта появляется седьмая наука о морали, которая, хотя и не устраняет законов прежних шести наук, но становится выше их, потому что ее законам должны подчиняться законы всех других наук, не исключая и социологии. Для установки законов морали и подчинения им законов других наук, Конт вводит новый методологический принцип под именем “субъективного синтеза” в противоположность объективному синтезу из шести наук, изложенных в “Курсе положительной философии” [46]. “Субъективный синтез” осуществляется в субъективном методе науки о нравственности, которая, подчиняя всяческое мышление и действие чувству могущественнейшей из функций души человеческой (т.е. мозга), приводит их к самому высшему и полному единству.
Основная заповедь позитивной морали: “живи для ближнего”, должна заменить христианскую заповедь: “люби ближнего, как самого себя”. Эта заповедь, думает Конт, еще не свободна от эгоизма, который до последней ноты должен быть искоренен в человеке. По новой морали, отдельный человек, который есть нечто временное и преходящее, должен превратиться в простое средство для благосостояния общества, человечества, продолжающегося вечно [47]. В этом состоит не только долг, но даже единственное право отдельного человека. Если мы к любви, как основной силе в осуществлении идеала позитивной религии, прибавим еще два условия – порядок, как основание моральной жизни, и прогресс, как ее цель, то и получим, так сказать, священную формулу для обновления человеческого общества в духе религии Конта [48].
Изложением форм, в которых прилагается в общественной жизни позитивная религия с ее заповедями, занята вся “Система положительной политики”. Тут подробно описан общественный и частный культ позитивного бога со всеми обрядами и церемониалом; тут, кроме религиозной, изложены также формы гражданской, государственной и даже частной жизни в позитивном обществе, в которые вошло множество заимствований из католического христианства. Между ними есть и “позитивная троица” (“Великая среда – пространство, Великий фетиш – земная планета, Великое существо – человечество”) и своего рода бессмертие души, или бессмертие личности (в частном и публичном воспоминании потомства). Тут есть также общественная и домашняя молитва и девять таинств; есть своего рода реликвии и канонизация или причисление к лику святых, а также и отлучение от церкви. Есть, наконец, и новый календарь, праздники, даже индекс одобренных позитивным первосвященником сочинений; есть, наконец, и постоянный вселенский собор, – одним словом – вся католическая форма, но без ее основания – христианского Бога [49].
32 – Конт считает “вредной химерой предположение о неопределенном возрастании продолжительности жизни человека”.
33 – Строго говоря, социология Конта должна совмещать в себе все остальные науки, кроме естественных, а именно: общественные, юридические (напр. политическую экономию, науку о праве, о собственности, о государстве и проч.), исторические (включая туда и филологию, этнографию, археологию и проч., без которых невозможна история) и т.п.
34 – Если позволят обстоятельства, то я предполагаю после этого поместить в этом же журнале особую статью, о социалистической французской философии (ее не было в “Заграничном Вестнике”), где будут, конечно, изложены и главные черты воззрений школы С.-Симона. Тогда читатели ясно увидят, что социальная философия Конта есть видоизменение Сен-Симонизма.
35 – Я, конечно, не могу здесь входить в подробности теории познания и ограничиваюсь кратким выражением ее общих положений.
36 – Параллельно с переходом от явлений к метафизике (т.е. философии) знание все более теряет чисто-практический характер и перестает служить только средством для предвидения. Деятельность познания становится сама целью и дает, помимо возможной пользы, непосредственное высокое наслаждение в чувстве истины тем немногим людям, которые способны преодолеть трудности изучения философии. Всякое же знание, приобретаемое не само для себя, а только для какой-нибудь внешней цели, всегда более или менее сопряжено с тяжелыми чувствами принуждения, скуки, нетерпения и т.п.
37 – У философов-метафизиков наука, соответствующая позитивистической социологии, называется философией истории. В ней философы более или менее сознательное делают выводы из основных понятий того или другого философско-метафизического миросозерцания в приложении его к истории человеческих обществ, предполагая при этом и стараясь доказать, что исторические факты подтверждают эти основные понятия той или другой философской системы. Конечно, такое предположение оказывается настолько верным, насколько истинна сама философская система, и насколько ошибочна система.
38 – Мне нет никакой возможности подробно развивать все сказанное, а потому я ограничиваюсь только краткими намеками и примерами. Например, с незапамятных времен вошедшее в обиход метафизико-мифологическое представление, заключающееся в фигуральном выражении о борьбе страстей с разумом (Ормузд и Ариман и проч.), Конт под именем основных инстинктов кладет в основу общественной жизни, законов прогресса, и незаметно из понятий разума и страстей делает существа или особые силы, тогда как ни разум, ни страсти, сами по себе, не существуют, а суть только названия с особой точки зрения мыслей, чувств и действий человеческих, координированных друг с другом в единстве реального деятеля, называемого человеческим существом или субстанцией.
39 – Этот внутренний опыт, по-моему, и есть главный и единственный источник того, что называется умозрением и что Конт засуживает под названием метафизики. Если же, как то и следовало бы, по-моему, установить неправильное деление опыта на внешний и внутренний, признавая только один последний (конечно, присоединивши и ощущения (или движения) к психической деятельности), то окажется, что никакого другого знания, кроме умозрительного или метафизического, у человека нет и быть не может.
40 – Вот несколько примеров. Почему думает Конт, что значение юристов, адвокатов, литераторов будто бы соответствует метафизическому умственному состоянию Европы, начиная с XV века. Как будто юристы, судьи и адвокаты не играли большой роли в древнем греческом и римском мире (кстати, адвокаты-то в огромном большинстве случаев всегда и везде, в Греции и Риме, были позитивисты и софисты, а не метафизики). Да, ведь, литераторы и профессора играли также немалую роль у греков и римлян! Ну, а в новое время, разве позитивные ученые и профессора также не литераторы? Наприм., де Местр, которого Конт считает в числе своих учителей, тоже, ведь, литератор и даже публицист. Почему также Конт протестантизм причисляет к метафизическому фазису и считает новейшим явлением в среде христианства? По моему, Конт должен бы видеть соответствие протестантизму в первых веках христианства. По социологии Конта в средние века теологическому умственному состоянию должно соответствовать господство в обществе “военного духа”, а между тем, разве мы не видим могущественных обществ, занимающихся специально торговлей и промышленностью, каковы, наприм., Ганзейский союз на севере и венецианская и другие республики на юге Европы. Точно также произвольны, поверхностны и не соответствуют действительной истории понятия Конта о политеизме, фетишизме, монотеизме. В понятии последнего он вовсе не берет в соображение монотеизма еврейского, магометанского, не говоря уже о монотеизме Индии, напр., в системе Веданты. Точно также видим мы у него непонимание средневекового общества, феодальной системы и проч. Наконец, такие ничего не говорящие термины, как “военный дух, промышленный дух” можно смело поставить наряду с знаменитыми qualitates occultae.
41 – Может ли быть, в самом деле, наблюдаемо что-либо непрерывное? Ведь, это все равно, что наблюдать бесконечное! Не предполагает ли постоянно каких-либо явлений (ибо что же такое закон, как не формулировка этого постоянства?) постоянство причины или условий (у Конта часто под этим словом скрывается понятие причины), при которых происходят явления? Но так как явления происходят в человеке, то не предполагает ли постоянный прогресс каких-либо свойств человеческой природы, из которых и выводится положение о постоянном прогрессе.
42 – Такой критерий неизбежно ведет к понятию последней цели общественного процесса, т.е. так или иначе представляемому последнему члену этого процесса. Вообще, понятие прогресса всегда явно или скрытно проникнуто телеологией.
43 – Современные аналогии между индивидуумом и обществом имеют свой первообраз еще у Платона, который, не в частностях, а в сущности, проводил эту аналогию глубокомысленнее, чем современные позитивисты. Платон уподоблял общество не физическому или телесному организму, а душевному, т.е. видел сходство между различными элементами общества и различными функциями души.
44 – Религиозная система Конта дает повод ко многим вопросам и замечаниям, входящим в область философии религии, как, напр., вопрос о различии религий в зависимости от лежащих в основе их метафизических понятий, или о скрытом состоянии многих религиозных течений под именем философских, политических и даже политико-экономических воззрений, чему позитивная религия служит весьма характерным образчиком. Если обстоятельства позволят мне поместить здесь предполагаемую статью о социалистической философии, то там мы увидим, что многие формы социализма, включая сюда и сен-симонизм вообще и контовский в частности, суть по своему существу, религиозные учения (ср. в №№3 и 4 “Своего Слова”, Беседы 9-я и 14-я).
45 – При этом нельзя забывать, что должны же быть тоже роковые законы предвиденья и далее законы относительно выполнения предвиденья. Если какой либо закон говорит, что при одних условиях предвидение происходит, а при других не происходит, или что выполнение предвидения при одних условиях совершается предвидящим, а при других не совершается, то конечно, никакими моральными заповедями ничего тут не поделаешь. Здесь мы встречаемся с тем ярким фактом, что люди, вследствие своих предрассудков и ошибок в мышлении, признающие в теории, что они не субстанции, а какая-то “совокупность”, либо “координация” чего-то, на практике, в силу никогда не могущего быть вполне заглушенным голоса непосредственного сознания своей субстанциальности, все таки и проповедуют, и даже следуют разным моральным заповедям, и значит, сознают, что “мы” имеем в каких-либо пределах от нас зависящую свободу предвидеть и не предвидеть, выполнять и не выполнять предвиденья и далее повиноваться и не повиноваться законам явлений, одним словом, поступать не так, как следовало бы “явлениям и фактам”, а так, как может то субстанция, имеющая в самой себе собственный, только до нее касающийся, ею сознаваемый, ею оправдываемый и понимаемый закон и свободу действия.
46 – “Субъективный синтез” появляется во второй половине сочинений Конта, в “Системе позитивной политики”. В “Курсе” знание, исходя от мира, приходило к человеку и подчинялось в своем построении (“объективный синтез”) разуму. В “Системе” же знание идет от человека к миру и подчиняется в своем построении чувству, именно любви к богу, т.е. человечеству. Там критерий знания – истина, тут – польза, благо, счастье людей. С этой точки зрения, та или другая научная истина может быть признана не только бесполезной, но прямо вредной (напр., если она, внося раздор в общество, нарушает порядок); значит и обнародование ее будет уже безнравственным действием, подлежащим осуждению со стороны общественной власти.
47 – Я называю религию Конта идолопоклонством, потому что главным признаком его считаю обоготворение субстанциированных понятий и думаю, что поклонение божеству в каком-либо чувственном образе фантазии есть, хотя и тесно связанный с первым, но все таки вторичный, производный признак идолопоклонства даже в самых грубых его формах. Конечно, религия Конта, обоготворяющая субстанциированное собирательное понятие (человечество), принадлежит к более тонким формам идолопоклонства. Кстати, так как субстанциирование понятий вообще распространено у людей, то, может быть, кто-либо сказал бы мне, что хотя Конт, по непоследовательности и противоречит своим основным началам, возвращаясь к теологической стадии, но что он все-таки был инстинктивно прав в своем признании человечества субстанцией, потому что оно и на самом деле есть реальное существо, которое так же относится к отдельным людям, как наше я или наша субстанция относится к клеточкам и частям нашего тела, и которое точно также не подлежит внешнему чувственному восприятию, как и наша душа, и понимается только интеллектуально. На это я, оставляя в стороне многие другие возражения, приведу только то, что с этой точки зрения можно признать множество подобных реальных субстанций, каковы напр., львовство, тигровство, слоновство, овечество (т.е. собирательных, происходящих от понятий: лев, тигр, слон, овца), которые будут совершенно аналогичны человечеству.
48 – Моральную заповедь любви, выработанную субъективным методом, Конт подкрепляет и путем объективного метода, а именно опять анатомическими основаниями. По улучшенной им самим френологии Галля следует, что преобладание сердца над умом и постоянно увеличивающийся перевес альтруистических инстинктов над личными неопровержимо обеспечивается большим числом органов мозга, от которых зависит аффективная и симпатическая деятельность человека, сравнительно с органами рассудка и личных инстинктов. Первых – тринадцать, вторых – пять, да кроме того, первые и объемистее вторых.
49 – Несмотря на указанные мною недостатки социологии Конта, я опять должен сказать, что некоторые частные ее положения и отдельные мысли, как продукты сильного ума, поучительны для всякого, занимающегося философией истории; но я пойду еще дальше и скажу, что несмотря на комические наивности и весьма прискорбные нелепости и даже пошлости, заключающиеся в религиозной и политической системе Конта, все-таки в них очевидны признаки не только большого ума, но и несомненно искреннего и бескорыстного желания общественного блага, а также глубокого убеждения, что современному обществу грозит анархия и разложение, если человеческие умы и воли не объединяться посредством сильного религиозного убеждения и соответствующими ему общественными учреждениями. Наконец, несмотря на полную нелепость религии Конта, это, как мы встречаем постоянно в человеческой истории, нисколько не мешало тому, что он был проникнул глубоким религиозным чувством, которое, с одной стороны, давало ему сильное удовлетворение, а с другой – побуждало его без малейшего сомнения и колебания выполнять заповеди своей религии.
Позитивизм Конта после его смерти
Когда, после появления “Курса положительной философии” в 1842 г., мало-помалу из немногих французов и иностранцев, особенно англичан, около Конта образовалась школа его приверженцев и последователей, то сам он стал обнаруживать постоянно усиливающуюся склонность превратиться из основателя философской доктрины в основателя новой религии, новой церкви и главу нового религиозного общества. Эти тенденции возбуждали сомнение в некоторых приверженцах Конта; но когда в 1851 году появился первый том “Системы положительной политики”, где уже окончательно была провозглашена религия человечества, основанная на ней мораль и новый субъективный метод научного построения, то часть школы Конта, с известнейшим из ее представителей Эмилем Литтре во главе, отпала от Конта, упрекая своего учителя, что он в позднейший период своей деятельности “погрузился во мрак мистицизма и возвратился к теологическому состоянию”.
Эта фракция школы Конта, с Литтре во главе, ничего важного и существенного к учению Конта, изложенному в “Курсе”, не прибавила, кроме незначительных поправок и дополнений, вызванных главным образом критикой со стороны. Поправки эти, хотя немного и сглаживали прямолинейный догматизм учителя, но не иначе, как в ущерб оригинальным и специфическим особенностям его учения. Так как фракция Литтре, особенно благодаря его ученой известность (хотя и приобретенной им на поприще не философии, а других наук, например, филологии), а также и благодаря его высоко-нравственному личному характеру и авторитету, обладала благоприятным условиями для пропаганды, то она и оказывала в этом отношении услуги Контовскому позитивизму [50]. Так, с 1867 года эта фракция, при помощи нашего соотечественника г. Вырубова основала особый орган “Revue positive”, где пропагандировались и популяризировались философско-научные воззрения Конта. Но так как специально-философский позитивизм Конта был в логическом отношении менее состоятелен, чем у других его представителей (напр., во Франции у Тэна, в Англии у Милля, Бэна и проч.), то естественно было ожидать, что позитивистический ручей, в котором плыли Литтре с товарищами, отчасти иссякнет, отчасти же впадет в общий поток позитивизма [51], что и случилось вскоре после смерти Литтре, в 1881 году. Через два года после нее, за недостатком читателей, закрылось и “Позитивное обозрение”; и позитивизм фракции Литтре совсем сошел со сцены, так что о нем ничего другого не остается сказать как: покойся с миром.
Действительным наследником дела Конта осталась фракция так называемого ортодоксального или православного позитивизма, которая с 1852 года оказалась исключительной сотрудницей Конта, как в пропаганде и защите позитивной религии, так и в устройстве новой церкви и общества. Говоря об этой фракции православного позитивизма, я считаю долгом сказать, что она была права, следуя за Контом до конца и обвиняя литтреистов в произвольном рассечении доктрины учителя надвое. Я также разделяю убеждение правоверных учеников Конта (лаффитистов [52] – по имени из настоящего главы), что общее направление умственной деятельности Конта и характер нравственного его настроения был тождествен во все периоды его общественной деятельности, а именно: и в первый период, когда он принадлежал к кружку Сен-Симона, от 1820-1826 года, и во второй период, когда он начал действовать самостоятельно и высказался в “Курсе”, от 1827-1845 года, и, наконец, в последний период – “Системы положительной политики”, от 1845 г. до смерти. Уже в сочинениях первого периода, с одной стороны, были ясно высказаны Контом многие принципы и идеи, которые потом были повторены и в “Курсе” [53], а с другой – были уже намечены вопросы, которые в “Курсе” не получили разрешения, а разрешены только в “Системе” [54]. Далее, как в целом “Курс”, так и особенно в последних его томах, разбросаны местами многие положения и замечания, служащие как бы прелюдиями к принципам, развитым в “Системе” [55].
Что касается до нравственного настроения Конта, то через все события его жизни проходит красною нитью католическая основа в нем (не католичества, как христианской веры, а как церкви). Начало этой нити составляет любовь и почтение к его матери, строгой католички. Продолжение этой нити представляют: тесная связь Конта с сен-симонизмом, который также по духу сродствен с католицизмом. как церковью; близкие отношения Конта к знаменитому аббату Ламенэ, по настоянию которого Конт переменил свой прежде гражданский брак с женой на церковный в 1827 году, когда Ламенэ был еще ярым ульрамонтаном; вообще, чрезмерно высокая оценка католической церкви в историческом развитии человечества; торжественное признание влияния на него знаменитого де-Местра, который был одним из столпов церковно-католического духа.
Все сейчас изложенные соображения заставляют меня отрицать объяснение перехода Конта из квази-научного в теологическое состояние частным болезненным повреждением функций мозга, как то допускали отделившиеся от него ученики, или же истощением сил (пресловутым в наше время переутомлением), или же влиянием страсти к Клотильде де-Во [56]. Единственным внешним условием, которое особенно возбуждало Конта к страстной и бесповоротной деятельности в радикальной реорганизации общества, была французская революция 1848 года, которая давала надежду всем вожакам социализма, и в том числе Конту, на возможность широкого и полноправного участия в общественно-политической жизни рабочих классов, на сочувствие и поддержку которых в пользу новой религии и нового общественного строя Конт и его приверженцы возлагали, и до сих пор возлагают большие надежды [57].
Статью свою я закончу краткой общей оценкой, вполне относительной и сравнительной, учения Конта. Если видеть центр тяжести системы Конта в “Курсе”, то тогда нужно оценивать его систему, как один из видов позитивистической философии, сравнительно с другими видами. В этом отношении позитивизм Конта должен быть поставлен ниже разных других форм позитивизма (во Франции, напр., Тэна, Фулье, Гюйо, Тарда и т.п. [58], которые несомненно лучше обставлены с точки зрения логики и не страдают тем грубым догматизмом и материализмом, который мы видели у Конта. Но за Контом то преимущество, что его прямолинейность слишком ярко обнаруживает несостоятельность философского позитивизма вообще и тем оказывает философии, хотя и отрицательную, но все таки услугу [59]. Если же видеть центр тяжести учения Конта в “Системе положительной политики”, то тогда мы должны включить его в поток социалистической философии, которая принадлежит не к чисто философскому типу, а скорее к религиозному. Но, видя в учении Конта один из видов социализма, и думая о неизбежном столкновении его с настоящим общественным строем, мы должны справедливо признать преимущество системы Конта перед другими социалистическими системами. Она несомненно отличается от этих других своей меньшей утопичностью и большей умеренностью. Последователи Конта, даже и из рабочих классов, в силу своего значительного научного образования, гораздо серьезнее и благоразумнее относятся к социальному вопросу, и, в силу своих религиозных убеждений, уважая общественный порядок, конечно, не дадут воли революционным страстям в себе, а также будут смягчающим образом действовать и на других, в случае столкновения рабочего пролетариата с господствующей теперь в западно-европейском мире буржуазией.
50 – Кроме важных услуг, оказанных Литтре своему учителю, в качестве энергического и талантливого пропагандиста, Конт много обязан ему и дружескими услугами в различного рода частных житейских отношениях, так что до окончательного разрыва (1852) Конт считал его своим главным товарищем и другом в общем деле и будущим заместителем в качестве главы философской школы и даже в качестве главы церкви.
51 – Предвидя это, я позволил себе в 1881 году пророчествовать близкое наступление “естественной смерти” позитивизма фракции Литтре; это-то пророчество и было одним из мест, которые подвергал исключению покойный В. Ф. Корш.
52 – Так как Конт, не находя после Литтре никого из своих учеников достойным сана первосвященника не указал перед смертью на своего преемника, как бы то следовало по канону, то Пьер Лафитт был выбран всеми остальными правоверными учениками Конта директором позитивного общества. Но если не де-юре, то де-факто Лафитт есть действительный глава позитивной церкви, своими способностями и своей неусыпной заботливостью об ее процветании вполне оправдывающий доверие своих единоверцев. Поддерживая постоянные сношения с новыми позитивно-религиозными кружками, образующимися в других, кроме Парижа, городах Франции, а также и заграницей, он, кроме того, талантливо ведет пропаганду религиозного учения Конта, почти ежегодно читая бесплатные публичные лекции по разным предметам, входящим в состав системы, особенно же по социальной динамике или по истории цивилизации, с точки зрения теории трех фазисов, и вообще пользуется большим уважением у церковных позитивистов не только во Франции, но и заграницей. При этом нужно заметить, что он значительно смягчил мелочную и строгую формалистику, введенную в общественно-религиозный обиход самим Контом. С 1878 года Лафитт, по завещанию Конта, учредил свой собственный орган “Revue Occidentale”. В этом органе, кроме сочинений и лекций Лафитта и других членов церкви, обнародуются также собрания, послания или циркуляры, отчеты и факты о состоянии позитивистического общества, ведется борьба с другими формами позитивизма и особенно с материализмом, хотя и сам Лафитт все-таки наивно впадает в него, удерживая, например, френологическое учение Конта.
53 – Например: теория трех фазисов, разделения властей, установка духовной власти ученых и проч.
54 – Например: вопросы о строении нового общества и реорганизации старого, о силе, посредством которой должна быть осуществлена реорганизация, о способе изменения положения ученых, об установке духовной власти и отношении ее к светской, о системе нравственности, которую должна выработать духовная власть и о способе контроля над ее проведением в жизнь общественную.
55 – Например, в VI т. “Preface personelle” есть прелюдия к принципу содержания духовной власти на счет общества; или же положение о логическом превосходстве социологической точки зрения над математической есть прелюдия к положению о подготовительной функции логики математической по отношению к логике религиозной; или выходка против “гордого уединения мыслящего класса от деятельной толпы” есть прелюдия к принципу контроля высшей духовной власти над теоретической деятельностью ученых.
56 – Имея ввиду книгу Грубера, я скажу, что не вижу ничего неестественного и странного, что 47-летний Конт, давно неудовлетворенный своим браком с женщиной, хотя и весьма умной, но довольно вульгарной, какой была жена Конта, мог увлечься страстью, впрочем, несомненно платонической, к молодой, симпатичной женщине, окруженной поэтическим ореолом великого незаслуженного несчастья (Клотильда де-Во была связана неразрывным, по французским законам, браком с человеком, осужденным, по уголовному преступлению, на каторжные работы). Если в чем и отразились на Конте весьма кратковременные отношения с Клотильдой, которая преждевременно умерла в 1846 году, то это, пожалуй, в усиленной сентиментальности, которая отчасти сказывалась в домашней жизни и даже в его первосвященнической деятельности.
57 – Кстати, в настоящее время религиозных последователей Конта насчитывается 4 больших группы, состоящих из сотен и даже тысяч членов. Первая и самая важная группа – французская, во главе которой стоит Пьер Лафитт, пользующийся большим авторитетом и в иностранных группах; вторая группа – английская, во главе которой стоит в настоящее время Гаррисон; третья – весьма обширная группа – американская, в Бразилии и Чили, во главе которой стоят Лемос и Лагарриг, 4-я группа – шведская, во главе которой стоит Нистром. Во всех этих группах, кроме образованных членов, находится большое количество простых рабочих, при чем образованные относятся по-братски к простым членам и особенно деятельно работают над образованием их. Кроме того, есть маленькие кружки и во всех других государствах Европы и Америки.
58 – Предполагая поместить в этом же журнале статью о французском позитивизме вообще, я укажу на названных философов, как на образчики.
59 – У Тэна же, напр., или у Фулье, с их тонкостью и приглаженностью никак не заметишь, что стремишься к ничто, которое составляет предел всякого позитивизма, в сущности, вместе с субстанциями, отрицающего и бытие.