Константен Франсуа де Шассбёф, граф де Вольней (1757-1820) — французский просветитель, философ, учёный-востоковед и политический деятель. Родился в семье из Анжу, давно известной своим либерализмом. Прадед Константена был сыном королевского пристава, работал нотариусом, а его брат был хирургом. Франсуа Шассебёф, дед Константена, был адвокатом и прокурором, а с 1741 года исполнял обязанности мэра. В двухлетнем возрасте Константен потерял мать, Жанну Гиго, дочь сеньора де ла Жиродай (Канде), и воспитывался вдали от отца, Жака-Рене Шассбёфа, сенешаля приорства Сен-Клеман-де-Краон, который умер в должности судьи округа 25 апреля 1796 года в возрасте 68 лет. С отцом Константен никогда не ладил, поэтому в определенном смысле можно сказать, что он рос без родителей. Правда, его отец женился вторично на Мари-Рене Гумфрей, которая и взяла на себя заботу о мальчике.

В семь лет отец отдал его в школу под фамилией Буажире (Boisgirais), производной от названия родового поместья. Освободившись из под опеки в возрасте девятнадцати лет и получив доход в тысячу сто фунтов от поместья своей матери, Константен отправился в Париж (1776 год), чтобы изучать науки: медицину, хотя практика его не интересует, историю и восточные языки. Хотя он начал изучать также и право, он не хотел становиться юристом, как это было принято в его семье целыми поколениями. Именно его хрупкое здоровье побудило изучать медицину. Оказавшись в доме мадам Гельвеций в Отейле он подружился с Кабанисом (ещё до Революции и кружка “идеологов”), где познакомился также и с Кондорсе, принял участие в приеме Бенджамина Франклина, ум которого, свободный от предрассудков, произвел на него глубокое впечатление. Затем он посещает салон барона Гольбаха, где знакомится с Дидро. Все это утверждает его в его материалистическом атеизме; ему чужда любая религиозная чувствительность. В это время он совершил поездку в Анже, посетил мадемуазель Валле дю Буарено, которой выразил свое остроумие и доброту и которая нашла его в высшей степени неприятным, неуклюжим и дерзким. 

Путешествие на Ближний Восток

Константен изучал санскрит у Александра Гамильтона (не американца), а в конце 1782 года начал многолетнее путешествие: Османская империя, Сирия, Египет. В поход он отправляется пешком, с ранцем за спиной, винтовкой на плече и шестью тысячами фунтов золота, спрятанными за поясом. Сам он в предисловии к своей «Таблице климата и почвы Соединенных Штатов Америки» дает отчет о впечатлениях, которые он испытал:

«Когда в 1783 году , — говорил он, — я покинул Марсель, это было по моей собственной воле, с той готовностью, с той уверенностью в других и в себе, которую внушает молодость. Я с радостью покинул страну изобилия и мира, чтобы переехать жить в страну варварства и нищеты, не имея иного мотива, кроме как использовать время беспокойной и активной молодежи для приобретения знаний нового типа и приукрашивания всю оставшуюся жизнь с ореолом внимания и уважения».

Прибыв в Египет, он прошёл немногим дальше Каира, где пробыл семь месяцев, за исключением поездки в Суэц (24-26 июля) и нескольких посещений Пирамид. В конце 1783 года он отправился из Каира в Сирию. Здесь он заперся на восемь месяцев в местном греко-католическом монастыре, чтобы выучить арабский язык и узнать об обычаях племен. И вот, после почти четырехлетнего отсутствия он вернулся во Францию ​​и опубликовал рассказ под названием «Путешествие в Египет и Сирию». По возвращении на родину он принял псевдоним Вольней (производное от Вольтер и Ферней). С самого начала его работа, затмившая менее правдивые письма Клода-Этьена Савари о Египте, считалась шедевром своего жанра. Благодаря продуманной рекламе исследователя провозгласили новым Христофором Колумбом. Однако некоторые люди сомневались в точности его картин. В частности, он свидетельствовал об африканском происхождении древних египтян. Описывая Сфинкса, он приписал ему черты лица и голову негра: 

“Но если вернуться к Египту, то тот факт, что он возвращает нас к истории, наводит на размышления для философии. Подумать только, что эта раса чернокожих людей, которые сегодня являются нашими рабами и объектом нашего презрения, – та самая раса, которой мы обязаны нашими искусствами, науками и даже речью. Представить, наконец, что именно среди народов, претендующих на звание величайших друзей свободы и человечества, была санкционирована самая варварская форма рабства и поднят вопрос о том, обладают ли чернокожие интеллектом белых людей!”

Десять лет спустя, когда французы посетили Египет в качестве завоевателей, некоторые из них признали Вольнея точным и просвещенным наблюдателем, надежным проводником и единственным человеком, который никогда не вводил их в заблуждение. “Путешествие в Египет и Сирию” получил одобрение императрицы Екатерины II, которая в 1787 году прислала ему золотую медаль в знак своего удовлетворения.

После возвращения во Францию, руководствуясь желанием быть полезным, которое было движущей силой всей его жизни, Вольней сделал все, что можно было сделать для улучшения сельского хозяйства на острове Корсика. Он решил купить поместье в этой стране и провести эксперименты со всеми культурами, которые, по его мнению, он мог бы там натурализовать. Полезность его идей побудила французское правительство назначить его директором сельского хозяйства и торговли на острове, но другие обязанности заставили его остаться на родине. В это время революция уже витала в воздухе. Вольней, который вместе со своими друзьями предсказывал, что она прокатится по всей Европе, но что Италия и Испания получат свой черед раньше Франции, горячо бросился в бой, как только было объявлено о созыве Генеральных штатов 1789 года, выбрав своей местностью Бретань, где революционное движение было более выраженным. Но пока революция еще не наступила, он уже активно к ней готовился.

Находясь в городе Ренне (1787-1788) Вольней издавал политический листок под названием “Страж народа”; а также был сотрудником “Энциклопедического журнала” и “Энциклопедического обзора”. В 1788 году Вольней опубликовал книгу “Соображения по поводу турецкой войны с русскими“. Позитивные знания, приобретенные им во время путешествий, хорошо помогли ему в этой политической работе. Для некоторых написание истории египетской экспедиции опередило свое время на десять лет. Поэтому, когда в 1808 году Вольней переиздал свои “Соображения”, они имели такой же успех, как и его новинка. Но его сильно критиковали за то, что он не предвидел опасного превосходства, которое даст России изгнание турок из Европы. Это был главный аргумент, выдвинутый против него дипломатом Шарлем де Пейсоннелем в его “Критическом обзоре соображений по поводу турецкой войны”. Европейские дипломаты были очень недовольны Вольнеем за некоторые откровения, которые в то время могли считаться неосторожными, поэтому они спародировали название его памфлета, назвав его “Непродуманные рассуждения”.

В конце 1788 года из под его пера выходит пять памфлетов, выдержанных в резком стиле, а также брошюра “Условия, необходимые для обеспечения равенства между государствами”. Последние выпуски “Стража” были посвящены Анжу и публиковались анонимно. Но в январе или феврале 1789 года появилось “Письмо месье К.-Ф. де Вольнея к месье графу де С…т” (Уолшу де Серранту), которое, осужденное королевским прокурором, было сожжено по приказу парламента 5 апреля 1789 года. Таким образом, ещё до начала революции Вольней показывает себя ее активным сторонником.

Великая французская революция

Вольней был избран депутатом от третьего сословия в Генеральные штаты 1789 года под именем К.-Ф. Шассбёф де Вольней. Он показал себя таким, каким предстал в своих произведениях и каким должен был быть во всех обстоятельствах своей политической жизни – при народной анархии, при Империи и после Реставрации: убежденным другом общественных свобод, приверженцем новых идей, врагом всех устоявшихся культов, но также и противником народных эксцессов. Благодаря близким отношениям с Кабанисом он часто общался с Мирабо, и Вольней стал одним из источников красноречия трибуна. В Учредительном собрании Вольней проявил себя как ревностный противник Старого режима: он поддерживал низовое управление и посещал разнообразные частные собрания, продвигал тему конфискации имущества духовенства и дворянства, надеясь разделить его так, чтобы увеличить число мелких собственников. В его программу входило исключение всех религиозных формул из Декларации прав человека, а также система добровольного призыва в армию вместо воинской повинности. Он одним из первых ввел организацию национальной гвардии и разделение Франции на коммуны и департаменты. В ходе дебатов, возникших после предложения предоставить королю право на мир и войну, Вольней высказался за отрицательный вариант. А когда императрица России заняла позицию противника революции – он демонстративно вернул ей подаренную золотую медаль.

В 1790 году, в разгар своей законодательной деятельности, Вольней участвовал в конкурсе на премию, предложенную Академией надписей, за “Хронологию двенадцати веков, предшествовавших проходу Ксеркса через Грецию”; и хотя других работ не было представлено, он не получил премию. Позже он опубликовал ее в третьем томе серии “Античность” Методической энциклопедии. А уже 13 сентября 1791 года газета “Moniteur” объявила о появлении работы под названием Les Ruines, ou Méditations sur les révolutions des empires (“Руины, или Размышления о революциях империй“) – произведения, способного пробудить любопытство, как говорилось в объявлении. 25 сентября книга, лежавшая на столе Национального собрания, была сдана в архив, а 12 октября газета “Moniteur” вставила главу “Руины”, где в форме видения автор дает отчет о современных событиях.

Первоначальная идея этой книги была задумана в кабинете Бенджамина Франклина. Автор отправляется на руины Пальмиры. Там он предается глубоким размышлениям о гибели стольких империй, чья колоссальная мощь, казалось, обещала им вечное существование и которые, тем не менее, подчинились закону природы, согласно которому все должно погибнуть. В этой же работе Вольней утверждает необходимость религиозной терпимости, признаваемую сегодня всеми просвещенными умами, когда говорит о разнообразии религиозных мнений, столь противоположных по внешнему виду. Он передает видение, предсказывающее объединение всех религий через признание общих истин, лежащих в их основе. По религиозным взглядам, очевидно, он был деистом.

Наконец, автора “Руин” критиковали за то, что он приписывает различным религиям характеристики, которые их последователи не всегда признают. Тем не менее “Руины” считаются одним из самых замечательных произведений литературы конца XVIII века. Позже, в романе Мэри Шелли “Франкенштейн, или Современный Прометей” (1818) чудовище Франкенштейна, подглядывая за крестьянином, слушает “Руины, или Размышления о революциях империй”, которая дает ему представление о географии и истории.

В 1792 году Вольней отправился на Корсику, куда его позвали жители, пользовавшиеся там большим влиянием. Он надеялся реализовать в качестве частного лица свои проекты по улучшению сельского хозяйства, которые задумал ещё четыре года назад. За свой счет он провел опыты по выращиванию винограда в купленном им поместье Конфина, расположенном недалеко от Аяччо, которое он назвал своей “Маленькой Индией”. Во время своего пребывания на Корсике Вольней познакомился с Наполеоном Бонапартом, который был еще только артиллерийским офицером, и с Семонвилем, который в то время был послом в Константинополе.

Казалось, все обещало наилучшие результаты, но неприятности, которые Паскаль Паоли раздул на острове, заставили Вольнея уехать. Уже через год его иллюзии были разрушены. Его поместье было выставлено на аукцион тем самым Паоли, который когда-то уверял его в своей дружбе. Притеснения, ссоры и угрозы делали его пребывание на острове все более невыносимым. По возвращении в Париж в марте 1793 года Вольнею пришлось отвечать на вопросы исполнительного совета и комитета общей обороны о военных средствах и политических настроениях жителей Корсики. Продолжая службу, он предлагал французских гражданских служащих бельгийцам, корсиканцам и другим народам, которые хотели бы воспользоваться благами Революции. Он отправился на запад Франции с миссией собрать информацию о сельском хозяйстве, торговле и искусстве региона. Он также отвечал за то, чтобы сделать реку Удон судоходной.

В Париже он выступил с критикой федерализма (т.е. выступил на стороне якобинцев в их борьбе против жирондистов). В качестве утешения за осуждение федерализма он предложил жирондистам свой “Естественный закон, или Катехизис французского гражданина“ (1793), трактат о морали. В собрании сочинений Вольнея второе название этого важного труда, несмотря на его ограниченный объем, заменено на это: “Физические принципы морали“. По сути, автор хотел доказать, что мораль – это наука, так сказать, физическая и материальная, подчиняющаяся правилам и расчетам точных наук, и что у нее нет иной цели, кроме сохранения и совершенствования человеческого рода. Таким образом мы видим влияние Кабаниса даже на теоретическим уровне.

Один из биографов указывает, что Вольней, вернувшись с Корсики, опубликовал этот небольшой труд, чтобы доказать, что он не заслуживает звания еретика. Точнее было бы сказать, что эта работа ничего не доказывает ни в пользу, ни против католицизма Вольнея; но она, по крайней мере, доказывает, что он не был атеистом, поскольку первое, что он признает за естественным законом, – это “постоянный и регулярный порядок, с помощью которого БОГ управляет вселенной”.

Вольней неизменно придерживался доктрин, выдвинутых им в 1789 году, он любил республиканский режим, порицая лишь разнузданность и преступления 1793 года. Поэтому несмотря на осуждение федералистов, он осмелился выступить против майских событий (восстание против жирондистов, которое привело к власти Робеспьера и открыто эпоху Террора). Заключенный в тюрьму как роялист, Вольней, которого ранее обвиняли в якобинстве, хотя он был ярым республиканцем, был заключен в тюрьму Ла Форс. Под предлогом болезни ему удалось добиться перевода в пансион Бельомма, затем в пансион Пикпюса, из которого он был освобожден в сентябре 1794 года, уже после падения Робеспьера.

Именно в это время была создана Педагогическая школа, предназначенная для подготовки учителей, установления лучших методов и единства учения. Волней был назначен на кафедру истории, и его уроки, привлекшие многочисленных слушателей, стали одним из самых ярких свидетельств его литературной славы. Он заявлял, что историческая достоверность почти невозможна даже в отношении реальности существования Иисуса Христа, и что во всех вопросах необходимо оставлять открытым путь для изменения мнения. Но эта школа просуществовала недолго.

Вольней в Соединенных Штатах

Вынужденный прервать свой курс из-за закрытия Педагогической школы (1795), Вольней, еще слишком молодой, чтобы обрекать себя на покой (ему едва исполнилось тридцать восемь лет), как ученик Франклина, решил посетить Соединенные Штаты и наблюдать там, еще до Токвиля, реальный опыт свободы. Вашингтон принял его с почетом и публично наградил Вольнея почетными знаками доверия и дружбы.

Английские переводы “Руин” Вольнея начали появляться примерно через год после их первого французского издания, но во время пребывания Вольнея в Соединенных Штатах он и Томас Джефферсон заключили тайное соглашение, согласно которому Джефферсон должен был сделать новый английский перевод этой книги. Вольней две недели находился в усадьбе Монтичелло в июне 1796 года. Они также неоднократно встречались в Американском философском обществе, членом которого Вольней стал в 1797 году. Джефферсон был президентом этого общества и продвинул принятие Вольнея в ряды общества. Эти встречи предоставили двум им широкие возможности для разработки и обсуждения проекта перевода. Джефферсон, занимавший тогда пост вице-президента при Джоне Адамсе, высоко оценил центральную тему книги: империи возникают, если правительство позволяет процветать просвещенным эгоистическим интересам. Эта тема, по мнению Джефферсона, представляет собой прекрасное изложение принципов Просвещения, на которых были основаны США. Однако Джефферсон настоял на том, чтобы его перевод был опубликован только для определенных читателей, поскольку книга имела неоднозначное религиозное содержание. Джефферсон готовился выдвинуть свою кандидатуру на пост президента США в 1800 году; он опасался, что его оппоненты-федералисты станут нападать на него как на атеиста, если станет известно, что он перевел якобы еретическую книгу Вольнея.

Согласно данным, обнаруженным французским исследователем Жильбером Шинаром (1881-1972), Джефферсон перевел первые 20 глав парижского издания 1802 года “Руин”. Эти главы представляют собой обзор истории человечества с точки зрения философа эпохи Просвещения. Предположительно, Джефферсон тогда был слишком занят президентской кампанией 1800 года и не успел закончить последние четыре главы книги. В этих главах Вольней описывает “Генеральную Ассамблею Наций”, вымышленный всемирный съезд, на котором каждая религия защищает свою версию “истины” в соответствии со своей конкретной священной книгой. Поскольку ни одна религия не способна научно “доказать” свои самые основные утверждения, Вольней завершает книгу призывом к абсолютному разделению церкви и государства:

Из этого мы делаем вывод: чтобы жить в гармонии и мире… мы должны провести линию разграничения между теми (утверждениями), которые можно проверить, и теми, которые нельзя; (мы должны) отделить нерушимым барьером мир фантастических существ от мира реальности…

Поскольку у Джефферсона не было времени на завершение проекта перевода, последние четыре главы перевел Джоэл Барлоу, американский спекулянт землей и поэт, живший в Париже. Имя Барлоу стало ассоциироваться со всем переводом, что еще больше скрыло роль Джефферсона в этом проекте.

Но не все было так радужно у Вольнея в США. По прибытии в страну у него произошла литературная ссора. Доктор Джозеф Пристли, находившийся в то время в этой стране, опубликовал памфлет, в котором обрушился на Вольнея с критикой, назвав его атеистом, невеждой, китайцем и готтентотом. Вольней ответил с иронической вежливостью. Этого нельзя сказать о Джоне Адамсе, избранном президентом Соединенных Штатов в 1797 году. Автор “Руин” откровенно раскритиковал книгу “Защита конституции Соединенных Штатов”, которую этот магистрат опубликовал за несколько месяцев до своего избрания. Председатель Конгресса не простил своего недоброжелателя, и обвинил его в шпионаже с целью подготовки возврата Луизианы во французское владение. Поэтому Вольней, решивший обосноваться в Соединенных Штатах, был вынужден уехать уже весной 1798 года. По его собственным словам, против французов разразилась эпидемия вражды, и все указывало на открытый разрыв между двумя республиками.

Следует отметить, что пока Вольней подвергался преследованиям со стороны Конгресса за оккупацию Луизианы, он подвергался ненависти также и со стороны французских дипломатов, которые упрекали его в том, что он исповедует мнение, что Луизиана никак не подходит для Франции. Свою “Таблицу климата и почвы Соединённых Штатов Америки” он опубликовал лишь в 1803 году, признавшись, что не осмеливался публиковать исследование обычаев, законодательства и политики этой страны, которое могло бы возбудить ненависть и преследования.

Возвращение во Францию

Вернувшись во Францию 17 июля 1798 года, поскольку его отец умер во время пребывания в Америке, он купил загородный дом под Парижем на средства, вырученные от продажи унаследованного имения в Майенне. 6 декабря 1795 года Директория назначила его членом Института в новообразованном “классе моральных и политических наук”; и до восстановления Французской академии он был связан с классом моральных и политических наук, секцией анализа ощущений и идей. Вольней, который был избран на выборах в законодательные органы Майенны и Мэн-и-Луара в 1795 году, не появился в Совете. Это вакантное место было передано Совету пятисот. Независимо от того, сообщили ли ему о том, что он был избран, он не принял этого во внимание ни для того, чтобы принять назначение, ни для того, чтобы отказаться от него. Его вакантное место было замещено на выборах в законодательное собрание в 1797 году. Возможно, такой демонстративный отказ был протестом против режима Директории, а может Вольней предпочел заниматься научной деятельностью и потерял интерес к политике. 

Как бы там ни было, но в политику он все равно внес значительный вклад. Именно Вольней не позволил Наполеону Бонапарту, лишенному своего чина в начале 1794-го, искать службу ни в Турции, ни в России. Бонапарт пытался сделать все, чтобы его восстановили в должности, но ничего не получалось. Вольней пригласил будущего императора (с которым он познакомился еще на Корсике) на обед к себе домой вместе с депутатом Луи-Мари де Ла Ревельером-Лепо: разговор с Бонапартом поразил депутата, который на следующий день представил его директору Полю Баррасу (фактически лидер Франции до прихода Наполеона к власти). Благодаря протекции последнего уволенный офицер восстановил свой чин. Во время переворота 18 брюмера Вольней всеми силами поддержал результаты этого дня. Вполне вероятно, что он даже был одним из тех, кто готовил государственный переворот; в то время он был очень близок к генералу Бонапарту. После 18 брюмера у Бонапарта возникла идея дать Вольнею пост третьего консула, а затем и министра внутренних дел. Вольней отказался и позволил назначить себя только сенатором, но оставался доверенным лицом, другом и даже врачом Первого консула. Он был членом Сената с момента его создания, а чуть позже – вице-президентом, часто посещал Мальмезон и Тюильри.

Разногласия в их мнениях возникли в основном по поводу духовенства, которому первый консул готовился вернуть часть своего влияния. Некоторое время спустя Вольней на тайном совете не менее решительно высказался против экспедиции на Сен-Доминго, катастрофы которой он предвидел (осуждение рабства звучало еще в его египетском произведении). Вскоре он понял, что его откровенность вызывает недовольство и что в Тюильри его уже не принимают с прежним радушием, но его это не беспокоило. Наконец, когда Бонапарт захотел обменять консульское достоинство на императорскую корону, строгий сенатор позволил себе сказать ему, что лучше было бы вернуть Бурбонов.

Он даже подал прошение об отставке с поста члена сената; но эта отставка, вызвавшая много шума в Европе, не была принята. Уступая ласковым просьбам нового государя, подчиняясь, кроме того, совету сената, который предусматривал, что сенат не примет отставку ни одного из своих членов, Вольней продолжал заседать в этом собрании; но он постоянно входил вместе с Ланжуином, Кабанисом, Дестютом де Траси, Коло, Домиником Жозефом Гаратом и др. в это слабое меньшинство оппозиционеров.

Во времена Империи и Реставрации

Некоторое время он был вице-президентом консервативного Сената, где выступал против политики Бонапарта и его Конкордата. Он был членом клуба энциклопедистов, который собирался у мадам Гельвеций, а затем у Кабаниса, и занимался критикой как в палате, так и в эпиграммах. Вместе с другими “идеологами” они составляли республиканскую оппозицию режиму. Император, тем не менее, оказал ему честь и пожаловал титул графа Империи. Вольней также позволил наградить себя титулом командора Почетного легиона; но, не тронутый всеми этими почестями, которые были в некотором роде обязательными, он не простил Наполеона.

Во времена Империи он практически не принимал участия в государственных делах и редко появлялся в Сенате. Он жил в Париже, на улице Ларошфуко, в доме в египетском стиле. Именно там Вольней стал литератором. Он проводил свои дни в упорнейшей учебе. Проверка и обоснование “Хронологии” Геродота, многочисленные и глубокие исследования по истории древнейших народов занимали тогда этого ученого, наблюдавшего их памятники и следы в странах, которые они населяли. В конце-концов он сложил с себя полномочия сенатора и ушел из политики. В 1803 году он был избран на двадцать четвертую кафедру Французской академии, которую ранее занимал аббат де Радонвилье.

Как уже говорилось, в 1803 году он опубликовал “Таблицу климата и почв Соединённых Штатов Америки“. Изучение медицины дало ему возможность, будучи глубоким наблюдателем, судить о климате, анализировать свойства воздуха и составлять своего рода медицинскую статистику для этой страны. Лишь в некоторых предисловиях он иногда говорит о себе. Предисловие к его “Таблице Соединенных Штатов” содержит бесценные подробности о преследованиях, которым он подвергался в этой республике. 

Вольней развил свои идеи о хронологии в нескольких работах, опубликованных в разное время. Мы видели выше, что он занимался этим вопросом в 1790 году; он придал новую форму своей старой работе под названием “Дополнение к “Геродоту” Ларше” (1808). Используя хронологические таблицы, составленные Пингре по поручению Академии надписей для десяти веков до христианской эры, автор со строгой точностью устанавливает 625 год до н. э. как дату центрального солнечного затмения, которое, согласно рассказу Геродота, было когда-то предсказано Фалесом. Анализ и сравнение нескольких отрывков из греческого историка достаточны для того, чтобы критик с такой же уверенностью указал на 557 год как на точную дату взятия Сард и падения лидийской монархии. Вся хронология мидийских и лидийских царей может быть легко выведена из этих двух хорошо установленных дат. Демонстрация кажется неоспоримой, судя по реакции самого Ларше. 

Он продолжил ту же работу над всем трудом Геродота, а в следующем году (1809) опубликовал новую диссертацию на эту тему под названием “Хронология Геродота“. Эти две работы (“Дополнение” и “Хронология”), объединенные автором во втором томе его “Новых исследований древней истории”, были переизданы в 1814 году без каких-либо изменений, за исключением удаления нескольких личных высказываний против Ларше, по отношению к которому Вольней показал себя не более справедливым, чем сам Ларше по отношению к нему. “Новые исследования древней истории“ по-прежнему состоят из изучения древностей Персии, Иудеи, Вавилонии и т. д. Вольней открыто нападает на свидетельства Священных книг и обсуждает их с такой же свободой, как и источники светской истории.

Теперь перенесемся немного назад, в 1795 год. В это время Вольней задумал проект упрощения восточных языков. Исходя из того, что разные знаки языка должны обозначать разные звуки, он задумал проект единого алфавита. Так, он утверждал, что на основании различных особенностей их языков можно судить об их знаниях в области морали, законодательства, литературы, поскольку знаки, которые народ допускает в своем языке, обязательно соответствуют его идеям. Знатоки восточных языков должны оценить технические возможности и преимущества этой системы.

Вольней разработал свою систему в четырех работах; первая, озаглавленная “Упрощение восточных языков, или Новый и легкий метод изучения арабского, персидского и турецкого языков с европейскими буквами”, была опубликована в 1795 году. Эпиграф, взятый из “Города Божьего” святого Августина, дает представление о цели книги:

Разнообразие языков, – говорит этот отец Церкви, – является стеной разделения между людьми; и таков эффект этого разнообразия, что оно сводит на нет совершенное соответствие организации, которое люди имеют от природы.

Вольней, чей широкий ум рассматривал все вопросы с самых высоких точек зрения, предсказал полное разрушение колониальной системы Европы, освобождение всей Америки и образование новых государств, призванных соперничать со старыми на берегу Атлантического океана. Десять лет спустя он опубликовал в различных сборниках “Доклад, сделанный в Кельтской академии, о русской работе г-на профессора Палласа: Сравнительные словари языков всей земли” (1805). А еще четырнадцать лет спустя Вольней продолжил этот доклад работой, имевшей гораздо большее значение для упрощения языков: “Европейский алфавит, применяемый к азиатским языкам, учебник, полезный для всех путешественников по Азии” (1819). Наконец, он завершил разработку этой книги в труде, который появился в 1820 году, уже через несколько месяцев после его смерти, корректуры которой он рассмотрел. Эта книга называется “Упрощенный иврит”.

1 апреля 1814 года Вольней поддержал низложение императора, падение которого он давно предвидел; 4 июня он был призван Людовиком XVIII в пэры. Его несколько встревожило возвращение пленника с Эльбы, и он медленно направился в Анжу, но вскоре успокоился и вернулся в столицу. Его не было среди пэров, назначенных Наполеоном I во время “Ста дней”, поэтому он продолжал заседать в наследственной палате и после Второй реставрации. Он никогда не выступал на галерке, так как слабость его органа не позволяла ему этого делать; но в своих голосованиях он показал себя верным принципам, которые исповедовал всю свою жизнь.

Чаще всего он общался с Ланжюинэ, чью набожность он высмеивал, Буасси д’Англасом, Дону, де Брольи, Шапталем. Его интерьер был очень скромным, а вкусы очень простыми. Он почти одинаково, но сдержанно, ненавидел республиканское правительство, императорское правительство и королевскую власть (по видимому будучи сторонником конституционной монархии английского образца). Более того, достоинство, которым он был облечен, не могло не придать особого значения работе, которую он опубликовал в 1819 году, когда речь шла о коронации Людовика XVIII. Книга называлась “История Самуила, изобретателя коронации царей”, за которой следовал ряд вопросов публичного права о церемонии царского помазания.

В последние годы жизни один из его друзей поздравил его с письмом к Екатерине II::

“И я раскаялся, – сказал он с искренностью истинного философа, – Если бы вместо того, чтобы раздражать тех королей, которые проявляли благосклонность к философии, мы поддерживали эту благосклонность более мудрой политикой и более умеренным поведением, тогда свобода не встретила бы столько препятствий и не стоила бы столько крови”.

Он умер в возрасте 63 лет, 26 апреля 1820 года, не прибегая к последним таинствам религии. Его похороны, состоявшиеся в Сен-Сюльпис, прошли с церемониями католической религии, догмы которой он так часто подвергал нападкам и на утешения которой не претендовал; и был похоронен на кладбище Пэр-Лашез.

Краткое резюме философских взглядов Вольнея

Научные интересы Вольнея включали вопросы истории философии, этики, религиоведения. В философии был сторонником деизма, но утверждал, что познание божества должно происходить через познание природы. Его взгляды основывались на сенсуализме Дж. Локка и Э. Кондильяка, теории интереса К. Гельвеция, а также он входил в кружок “идеологов”, испытывая большое личное влияние Кабаниса и де Траси. В соответствии со всеми этими теоретиками, Вольней сравнивал человеческое сознание с зеркалом, отражающим вещи; отражение может быть правильным или искаженным; но критерий истинности лежит в ощущениях. Во всех тех случаях, когда предметы могут быть восприняты органами чувств человека, устраняются разногласия между людьми и обретается объективное знание.

Это положение стало основой для его теории общественной морали и анализа религии. Происхождение религии он, подобно другим просветителям, объяснял чувством страха, невежеством и “теорией обмана”. Вместе с Ш. Дюпюи (1742—1802) Вольней выдвинул т. н. астральную теорию происхождения религии, отводя решающую роль мистификации звездного неба и считая, что мысль о существовании многих богов возникла у людей на основе наблюдений за движением небесных светил. Образ богочеловека, согласно Вольнею, своими корнями уходит в предшествовавшие восточные культы умирающих и воскресающих богов. Вольней отвергал теорию божественного происхождения государственной власти и идею божественного промысла в человеческой истории. Его работы оказали влияние на становление мифологического направления в исследовании христианства.

Вслед за Гельвецием считал интерес, себялюбие, стремление к удовольствию, отвращение от страдания – основой человеческих поступков. Под влиянием этих стимулов человечество, по впало в анархию, неравенство, деспотизм, которые будут устранены благодаря тому, что все люди осознают необходимость соблюдать общее благо. Правильно понятый личный интерес может превратиться в интерес общественный; в будущем народы поймут значение общественного счастья: бедняки обретут свою силу в идее равенства, богачи же склонятся к умеренности и подчинят свои частные интересы общественным интересам. Эти идеи легли в основу его программы объединения народов в “Генеральные штаты Европы”, которые должны были функционировать на базе принципов “Декларации прав человека и гражданина”.