В статье о Протагоре уже упоминалось, что его современником, родом из того же самого города (Абдеры), был знаменитый философ и ученый — Демокрит (460-370 до н.э.). Традиция считала даже, что Протагор являлся учеником Демокрита, хотя это представляется сомнительным по хронологии их жизни. Интересно и то, что им двоим приписывается схожая (но далеко не одинаковая) биография — оба были сыновьями богатых аристократов, которые во времена вторжения Ксеркса, давали приют царю и его свите. Поэтому и про Протагора, и про Демокрита ходили слухи, что с самого детства они воспитывались под присмотром персидских ученых — «магов». И когда Протагор отправился странствовать по Греции со своим учением, Демокрит отправился странствовать по всей территории Персидской монархии, собирая достижения науки Востока (см. о связи Гераклита с «магами»).
Возможно, эти путешествия заменили Демокриту необходимость чтения Геродота, которое помогло Протагору и софистам расширить представления о мире и сделать многие из своих «релятивистских» выводов касаемо культуры и человеческой природы. Если эта история верна, то Демокрит имел возможность самостоятельно сделать такие же выводы, даже без необходимости в посредничестве софистики. Но пока Демокрит отсутствовал в Греции, проматывая отцовское наследство, софист Протагор становился богатейшим человеком и популярнейшим лектором страны, получив патронаж самого влиятельного человека Греции (Перикла). Так что, когда Демокрит вернулся в Грецию, он уже должен был уже застать Протагора в зените его славы. И само собой разумеется, он должен был знать своего земляка, даже если допустить, что Протагор не знал его самого (что тоже маловероятно). Это влияние отражено как напрямую, через явное влияние софистики на высказывания Демокрита, так и в его попытках критиковать софистику в тех местах, которые слишком неудобны для объективной науки.
Согласно известной легенде, образ жизни Демокрита казался его согражданам абдеритам непонятным: он постоянно уходил из города, скрывался на кладбищах, где вдали от городской суеты предавался размышлениям; иногда Демокрит без видимой причины разражался смехом, настолько смешными казались ему людские дела на фоне великого мирового порядка (отсюда его прозвище «Смеющийся Философ»). За это сограждане сочли Демокрита умалишённым, и даже пригласили для его освидетельствования знаменитого врача Гиппократа. Тот действительно встретился с философом, но постановил, что Демокрит абсолютно здоров как физически, так и психически, и помимо этого утвердил, что Демокрит один из умнейших людей, с которыми ему приходилось общаться. У Гиппократа и Демокрита мы находим целый ряд сходств во взглядах, что делает эту легенду очень правдоподобной. В основном это сходство касается методологии науки, но мы начнем рассказ о Демокрите не с его знаменитой физики атомизма (здесь будет отдельная статья), а с вопросов общественно-этических, поскольку Демокрит принадлежит к эпохе софистики. При таком изложении сразу станет понятно, до какой степени Демокрит являлся продуктом своей эпохи.
В очерке о Протагоре, и ещё более в очерках про его последователей, мы уже доказывали, что так называемая «эллинистическая» этика, в частности, логика философии Эпикура — встречается уже в те давние времена. Как раз эти политические и этические моменты мы находим в учении Демокрита, здесь влияние софистики на него наиболее сильно. С точки зрения истории самой софистики, Демокрит отчасти заполняет пустоты, которые остаются у Протагора; так как Демокрит получил гораздо меньше негативной репутации у потомков и поэтому гораздо лучше сохранился.
Государственный стоицизм
Итак, Демокрит развивает идею «Единомыслия» софистов (Протагор и Антифонт); он строгий государственник и видит индивида только частью общества-целого. И как подобает любой части — она сильно зависит от состояния целого, больше чем целое от своих частей. И раз общество неизбежно организовано в государство, то отсюда следует, что нужно всё делать ради государства; политика это наиважнейшая вещь для гражданина. В этом он не особо сильно отличается от современников, и точно как и они — Демокрит считает демократию наилучшим строем общества (цит: «Бедность в демократическом государстве надо предпочесть тому, что называется счастливой жизнью в монархии, настолько же, насколько свобода лучше рабства»). Но в отличии от софистов, Демокрит идёт в своем этатизме гораздо дальше, и он требует практически священного трепета перед любым власть имущим; он радикальный государственник. И в этом (и как мы увидим дальше, ещё во многом) – он гораздо более консерватор и реакционер, чем остальные софисты того времени. Отдельные нотки такого отношения к власти мы можем находить например у Софокла, но даже он всё равно признавал относительность законов смертных. Демокрит же, куда менее религиозный, чем Софокл, не считает религию и обычай достаточными гарантиями стабильного общества. Как и Гиппократ, он считал, что «мы пришли к мысли о богах от происходящих в мире необыкновенных явлений». Но как и Гиппократ, он всё же не отрицал существование богов, и просто давал им специфическое объяснение. Объяснив же почему боги могут существовать, дальше он пользовался их образом примерно в таком же виде, как и Софокл (включая веру в предсказания и силу гадателей). Краткое резюме этих взглядов даёт И. Д. Рожанский в книге «Античная наука»:
Будучи сыном своего времени, Демокрит не отрицал существования богов. Боги, как и все прочие вещи, состоят из атомов и потому не бессмертны, но это — очень устойчивые соединения атомов, недоступные нашим органам чувств. Однако при желании боги дают о себе знать образами, которые чаще всего воспринимаются нами во сне. Эти образы могут приносить нам вред или пользу, иногда они разговаривают с нами и предсказывают будущее.
Софистическая тема звучит и в вопросах о богатстве, но опять таки, гораздо более консервативно. Основная суть понятна: «Стяжатели работают, как пчёлы, как будто им предстоит жить всегда»; это даже не дурная жизнь, а «продолжительное умирание». И точно также «многие из богачей — хранители, а не хозяева своих богатств». Сюда добавляются ещё другие моменты, свойственные уже гораздо более поздней эпохе. Например жалобы на то, что чем больше богатеешь — тем больше ещё не хватает, и что этот порочный круг делает тебя вечно нуждающимся. А истинное определение богатства, это отсутствие нужды. Следовательно, богачи на самом деле бедны, а богат тот, кто даже в бедности считает, что с него хватит. Это всё выглядит как будто буквальное цитирование Продика и особенно Антифонта.
Но, в отличии от софистов, которые не против использовать богатство и для удовлетворения телесных потребностей — Демокрит стоит радикально против этого! Он разрешает накоплять, но только с целью делиться с бедными, чем снова таки, призывает укреплять государство! И бедные не должны завидовать богатым, чтобы не расшатывалось государство! Не смотри за делами соседа, смотри за своим хозяйством, но-но!
В таком же ключе развивается и софистическая теория нравственности. Да, софисты доказали на примерах разных народов Земли, что нравственность, это понятие относительное и общественно обусловленное; что в конкретном обществе принято за нравственность, то и является нравственным. Но по этой же логике получается, что общество = государство, а значит нравственно и добродетельно подчиняться законам, и наоборот безнравственно и несправедливо — уклоняться от законов. Забавно, как в его логике отражается софистическая диалектика; добродетель заключается не в том, чтобы не делать зла — а в том, чтобы даже не хотеть и не думать об этом (как и о богатстве). И отсюда наоборот, дурной человек не тот, кто поступает плохо, а тот, кто этого желает!
Чувство морального долга перед самим собой, внутренний стыд и знание того, что является злом — вот что должно ограничивать от плохих поступков, а не простой страх перед наказанием (будь это хоть государство, хоть загробный суд). В этом суть этики Демокрита; и рассматривать эту сентенцию нужно в контексте его радикального этатизма. Фактически речь идёт почти об одном и том же, только с разной степенью осознанности — в обоих случаях следует подчиняться закону государства. Об этом говорится вполне прямолинейно:
«Закон стремится помочь жизни людей. Но он может этого достигнуть только тогда, когда сами граждане желают жить счастливо: для повинующихся закону, закон — только свидетельство их собственной добродетели».
Даже правитель у Демокрита должен быть «стоиком», не желать ничего, кроме справедливости и блага для государства; не искать славы, лести, и ничего подобного. При этом Демокрит даже считает, что правитель обязан исправлять нравы граждан и для этого нужно иметь такую монополию власти, что если против давления кто-то восстанет — правитель должен прочно защищаться законом. А кто восстал против добродетельного правителя, тот уже само собой, очевидно, порочный человек; так что и не жалко за такое наказать. Отдельного упоминания стоит и то, в какой крайне репрессивной манере подается само наказание «порочных»:
«Всех тех, которые приносят вред, нарушая справедливость, надо убивать во что бы то ни стало, и тот, кто это делает, будет радоваться душой, и в большей степени при любом государственном строе пользоваться защитой закона и обладать неустрашимостью и гордостью».
Этот момент, равно как и фраза «когда судья обвиняет, необходимо молчать», равно как и «опасно выбирать для откровенной речи неподходящий момент», равно как и «естественно, чтобы властвовал сильнейший» или «власть по природе должна быть уделом лучших» — отлично подготавливает почву для более поздней софистики, с её откровенно ницшеанским характером.
Правда, говоря о разнице между тем, как следуют закону мудрец и невежда, то разница всё таки есть. Ведь это подразумевает, что общество мудрецов сможет существовать без формальных законов и аппарата принуждения, тогда как глупцы впадут в состояние «войны всех против всех». У Демокрита эти мысли читаются только по контуру, а в полноценном виде они будут высказаны уже учениками Сократа гораздо позже (самый знаменитый пример мы найдем у Аристиппа из Кирены). Но есть существенная разница между подобными примерами у Аристиппа и примерами как мы видели у Демокрита.
По всему сказанному отчетливо видно, что Демокрит, при всей своей любви к демократии, как ни странно — считает массы безнравственными отбросами, местами даже буквально сравнивая их со змеями (!), а нравственного правителя с орлом (!). Разумеется, как и во всем прочем, сами массы, толпа, не должны становиться лучше под принуждением (хотя принуждение обязательно будет), а только по собственному убеждению; они должны «подражать хорошим». Но это лишь благое пожелание; а что такое «хорошие» — открытый вопрос. Чаще всего, кстати, для греков это слово-синоним аристократии. Мы привыкли видеть эти фразы обособлено, и по отдельности они кажутся весьма вменяемыми. Но в контексте всех общественных взглядов Демокрита, теперь можно ощутить в полной мере всю его крайнюю реакционность, граничащую (без шуток) с современным фашизмом. По части анти-утопий государство Демокрита вполне сравнимо с «Государством» Платона, при чем цель они преследуют одну и ту же, воспитать в гражданах добродетель. В сухом остатке мы имеем усиленную версию гражданской позиции Софокла; а сама эта позиция также является прото-стоицизмом (вернее, обывательским взглядом на нравственность, который сами стоики позже поднимут на щит).
P.S. — Отдельные отрывки даже несколько противоречат всей его концепции государства. Отрывки правда совсем эпизодические, один из которых принадлежит христианскому святоше «мудрец не должен повиноваться законам, а жить свободно». Это конечно, вполне могло быть злословие против всяких врагов церкви (каким воспринимался Демокрит), смешивая его с софистами. Или даже непонятая разница, по которой «свободно» означало добровольное следование законам. Другой же источник более надежный, это Диоген Лаэрсткий, согласно которому Демокрит считал, что «предписания закона искусственны». Да, софисты могли сделать вывод, что если так, то природа лучше искусства, а значит законы не нужны; но Демокрит не делает такого вывода.
“Этика” Демокрита
В философии, на самом деле, все части очень тесно связаны друг с другом. Но в случаях, когда отрывков остается слишком мало — эту связь трудно проследить. Несомненно одно, что государственные взгляды Демокрита должны были иметь теснейшую связь с его этикой. Некоторые вопросы (как-то про добродетель и порок, или про богатство и бедность) мы уже рассмотрели выше, поскольку этот вопрос был неразрывно связан с политикой. Выделятся, на фоне своего времени, раздел этики Демокрита, посвященный вопросам о дружбе. Никогда ранее этому вопросу не было посвящено так много места. Правда, если резюмировать все фрагменты на эту тему, остаётся что-то в духе народных пословиц: «Друзья познаются в беде» и «судят по делам, а не по словам». Последнее немного противоречит его прошлым высказываниям о том, что человек с дурными помыслами даже хуже, чем тот, у кого дурные поступки; тогда помыслы стояли выше поступков.
Но это противоречие снимается достаточно просто, ибо речь всё равно ведется о том, какой поступок хуже — тот который был осознанно желаем, или что совершен по глупости и бессознательно. Преступление всегда остается преступлением, но с точки зрения «этики», Демокрита интересует сам человек. С точки зрения этики действительно важнее, был ли у человека дурной умысел. Демокритом двигал в первую очередь страх перед возможностью того, что порочные люди смогут оправдывать себя продуманными речами (страх перед софистикой). Именно поэтому «судят по делам, а не по словам». Помыслы и слова — разные вещи; дурные помыслы могут сочетаться с красивыми словами, и тогда на суде дурной человек будет оправдан. Но если представлялась обратная логика, где есть хороший человек и плохая речь/поступок— то здесь Демокрит не мог даже помыслить, чтобы эта речь исходила от самого человека (она обязательно должна быть клеветой со стороны). Хотя в самых крайних случаях он допускает, что ради справедливости хороший человек может делать зло, это видно даже из его тезисов о необходимости государственных репрессий. Больше об этом противоречии можно прочитать здесь.
Как и в случае с бедными, Демокрит считает, что нельзя никому завидовать — вообще ни по какому поводу. Не стоит стремиться быть первым, не стоит никого порицать; не стоит даже раскаиваться в своих ошибках. Хотя последнее даже стоит делать, и это даже хорошо, но нужно делать всё, чтобы не допускать ошибок, продумывать всё заранее (отсюда любовь Демокрита к причинно-следственным связям). И тем не менее, сам Демокрит явно не был таким святым человеком, какой рисуется по отдельным этическим фрагментам. Что он не был таким, прекрасно видно на примере допущения репрессий; так и в разделе о друзьях он вполне стремится к первенству и презирает толпу, заявляя, что:
«Дружба одного разумного лучше дружбы всех неразумных».
Но что счет классического софистического вопроса: «можно-ли научить других добродетели?». Здесь ответ Демокрита «скорее да, чем нет». Он считал, что обучение «только выявляет природу, вновь проявляя черты, которые природа заложила изначально». Это практически тоже самое, что делали Сократ и Платон со своими учениками, убеждая, что они лишь помогают ученику вспомнить идеи, которые и без того вечно пребывают во всех душах. К этому и присоединяется Демокрит, говоря, что «прекрасное узнают и стремятся к нему только люди, созданные для него». Важность природы человека в обучении призывал и Гиппократ, друг Демокрита; и его учитель Протагор; но из всех софистов, только от Демокрита мы имеем высказывания почти аналогичные «мейевтике» Сократа.
Однако Демокрит ограничивает возможности чисто-природных задатков: «никто не достигнет ни искусства, ни мудрости, если не будет учиться», и даже «больше людей становятся хорошими благодаря упражнению, чем от природы». Хотя и здесь вопрос стоит только в больше/меньше, то есть некоторые всё же могут стать хорошими, даже не занимаясь ничем. Так и говорится в другом месте: «многие, которых не учили разуму, живут разумно». Но если смотреть в целом, «многих» всё же намного меньше, чем тех, кто становится хорошим благодаря воспитанию. Это очень двойственные трактовки, свойственные любому «объективному» философу и тем более философу природы. Ему хотелось бы объяснить всё, включая разницу между людьми, чисто физическими причинами. Хотя подобные отступления есть у всех софистов, Демокрит заходит в них гораздо дальше. Он гораздо больше, чем софисты, рассуждает о врожденной природе человека. Но стоит отметить в качестве гипотезы, что это вполне могло быть частью теории о гениальности, которая не дошла до нас.
Хотя Демокрит местами и хуже обосновывал необходимость обучения, он при этом вводит в эту тему принципиально новые идеи:
«Без привычки к труду дети не обучаться ни письму, ни музыке, ни гимнастике, ни, наконец, тому, что в наибольшей степени составляет добродетель — способности стыдиться».
Правда, даже здесь он вновь приоткрывает нам свою этическую консервативность (воспитание стыда). Конечно, стоит отметить введение относительно нового понятия (труда) в философию, что позже поможет создать новую теорию возникновения общества. Но такое-ли это сложное понятие? Разве не в таких категориях мыслит любой аттический крестьянин? И можно сказать даже больше, Демокрит открыто презирал модель обучения софистов, о чем сохранился вполне красноречивый отрывок:
«Можно воспитать детей, не затрачивая большую часть своего состояния и таким образом окружить стеной безопасности и их имущество, и самих детей». Дальше лучше: «Благомыслие отца — лучшее наставление для детей».
Именно таким образом относились к софистическим школам консервативно настроенные философы и большинство крестьян. И даже это ещё не всё, консервативные настроения появляются и в следующей сентенции: «При воспитании юношества самое скверное — легкомыслие; именно оно приводит к наслаждениям, от которых потом рождается порок». Вкупе с прото-стоическим отношением к государству, такие этические воззрения только дополняют этот образ.
И даже если после всех этих крайне ксенофобных взглядов на государство — данное резюме покажется натянутым, то это значит, что самое время напомнить и про женский вопрос. Говорить здесь правда особо нечего, достаточно только поставить в один ряд несколько утверждений Демокрита, и всё сразу станет понятнее вместо тысячи лишних слов:
«Самое ужасное для мужчины — быть под властью женщины».
«Пусть женщина не рассуждает: это ужасно» … «женщина много искуснее мужчины в злословии» … «украшение женщины — молчаливость; похвальна также и простота наряда».
Казалось бы, зачем тогда нужны эти женщины? И это не риторический вопрос с иронией – Демокрит так и посчитал, что женщины в целом не нужны, да и детей тоже не желательно заводить, в лучшем случае усыновление. От всего этого одни хлопоты и совсем мало пользы. Даже воспитывать детей ему не хотелось бы (и слава богу), ибо это крайне тяжело; а в случае неудачи, потом придется страдать от этого всю жизнь.
По тому, что мы уже видели, можно было бы представить, что Демокрит также очень ярый патриот. Но неожиданно оказывается, что это не так. Мало того, что он недолюбливал своих сограждан, так и, возможно благодаря длительным путешествиям — он считал себя гражданином мира («ибо весь мир это родина для высокого духа»). Подобное противоречие во взглядах на государство и мораль позже выскажет Зенон Китийский, основатель школы стоицизма. Именно поэтому я и делаю на этом отдельный акцент. До сих пор во всех примерах мы видели, что Демокрит является практически готовым стоиком, и даже в противоречиях во взгляде на государство — мы находим полое согласие с будущей стоической школой.
Теория познания
Так как Демокрит всё же принимает базовый сенсуализм Протагора и отсюда все аргументы про воспитание, то он вынужден был констатировать факт, что наш главный источник познания дает разные показания в разных обстоятельствах. Поэтому в сочинении «О формах» Демокрит говорит: «Исходя из этих руководящих правил, человек должен убедиться в том, что он далек от ясного постижения действительности» … «ни о чем мы не знаем, каково оно при ясном постижении действительности, но мнение каждого из нас представляет форму в измененном виде» … «отчетливое знание того, какова каждая вещь в действительности, сопряжено с очень большими трудностями». И таким образом проповедует скептицизм на самом фундаментальном уровне; это тем интереснее, что отрицая возможность постижения истины, он тем не менее не перестает совершать попытки поэтапного приближения к ней. Самой знаменитой «скептической» фразой Демокрита является его теория субъективности качеств:
«Лишь в общем мнении существует цвет, в мнении — сладкое, в мнении — горькое, в действительности же существуют только атомы и пустота».
Для разных людей одно и то же яблоко может быть сладким и кисловатым, и поэтому невозможно определить каково оно «на самом деле». Но по теории атомистики в самом истинном смысле слова оно и не является каким-то, атомы не имеют качеств сами по себе. Качества это результат сложной комбинации отношений между частицами материи.
При этом в своих позднейших работах Демокрит всё же попытался согласовать свой сенсуализм с сенсуализмом Протагора, и фактически подписался под тезисом «Человек есть мера», но с необходимыми поправками на счет «вещи самой по себе». Так, согласно сообщению Секста Эмпирика в своем позднейшем сочинении «Подтверждения» он хотя и пообещал снабдить ощущения силой достоверности, однако оказывается, что он их здесь осуждает ничуть не меньше. Ведь он говорит: «В самом деле, мы ничего непреложного не воспринимаем, но лишь нечто изменяющееся в зависимости от того, как организовано наше тело, от того, что к нему притекает, и от того, что реагирует на этот приток». А в другом месте он говорит: «То, что мы не воспринимаем отчетливо того, какова каждая вещь в действительности или каковой она не является, уже много раз было показано».
Сохранилось одно невероятно интересное упоминание, которое напрямую связывает теорию ощущений Демокрита с главным тезисом Протагора. При чем главным источником этого мнения является ни много ни мало — Аристотель! Итак:
«Сторонники Демокрита, как говорит Аристотель, считают всякое представление истинным и думают, что всякая вещь такова, как она кажется. Но некоторые люди имеют об одной и той же вещи противоположные представления. Им удалось, однако, исходя из своих предпосылок, спасти свое утверждение, по которому такие представления об одном и том же предмете истинны. Они приняли, что формы элементов бесконечны по числу. Эти элементы, меняя порядок и изменяя положение в зависимости от расположения по отношению к наблюдающему и расстояния от него, вызывают в разное время разные представления и в одно и то же время разные представления у разных людей. Так, шея голубя, когда на нее падает луч солнца, производит впечатление самых различных цветов: в зависимости от того или иного положения глаз она кажется одним темно-зеленой, другим — золотистой, третьим — черной, а другим — других цветов…».
В другом месте говорится, что «ощущения и мысли — это изменения тела»; разве это не ровно тоже самое, о чем говорит Протагор? Но обоснование сенсуализма Протагора даётся здесь при помощи атомистики; следовательно, сам Протагор вполне мог быть атомистом, зная о философии своего земляка. При этом если мы посчитаем, что Демокрит не был согласен с Протагором в том, что «всякая вещь такова, как она кажется», то мы и здесь будем правы не до конца. Да, конечно Демокрит скептик, и по истине существуют только атомы и пустота. Но если спросить, объективно ли возникают наши ощущения — Демокрит ответит (если верить Аристотелю):
«Каждое ощущение возникает и существует по истине».
Это ведь тоже самое, что говорит Протагор; их спор касается не истинности самих ощущений, а истинности той информации, которая получена на их основе. Протагор был склонен доверять этой информации, и поэтому он в скептической терминологии — догматик. Поэтому отрицая скептицизм Демокрита, в будущем Эпикур будет воспроизводить именно систему Протагора. Он комбинирует идеи этих двоих абдеритян таким образом, что Протагор будет ближе к его идеям; тогда как другая школа, основанная на мнениях этих двоих — а именно скептики-пирронисты, будут ближе к идеям Демокрита. Об этом подробнее поговорим в очерке о судьбах античного скептицизма.
Выводя свою теорию ощущений из теории атомов — Демокрит фактически сводил все пять чувств к одному, к осязанию. Ведь получалось, для любого чувства необходимо, чтобы твердый предмет (атом) ударился в орган чувства. Разные органы по разному реагируют на одно и то же «истечение» атомов от предмета, но факт остается фактом, есть «тело» и есть рецептор-приемник. Это звучит крайне логично, но рушит бытовую логику, которая очевидно доказывает, что зрение и слух, это не одно и тоже. Благодаря одной только этой «очевидности» Аристотель отвергнет всю теорию истечений атомов целиком и полностью, а вслед за ним последует и весь ученый мир древности.
Одной из причин этого было (тупость Аристотеля, которая, если вы будете читать Аристотеля, станет бросаться в глаза буквально на каждом шагу) мнение, что истечение лишь копия оригинала, которая несется в сторону органов чувств; но если бы она состояла из атомов, то её бы на пути к глазам развеял ветер и т.п. помехи. С другой стороны, аргументация ещё апелляции к «очевидности». Аристотель начинает идти из конца в начало, и допускает, что если крупное тело может делиться до бесконечности — тогда вместе с ним делятся и «качества» (цвет, запах и т.п.), а это невозможно! Следовательно, он должен был сделать вывод, что есть какой-то предел делению, и признать атомистику! Он и сам говорит об этом, но решает, что раз в других местах атомистика опровергнута, то принять её просто нельзя (и остается без разумного объяснения проблемы). Одной из ряда причин (тупости)было представление, что не может из бескачественного атома возникнуть какое-либо качество. Тело составленное из бескачественного материала — само должно быть «никаким». Но Аристотель идёт дальше (в своей тупизне) и говорит, что бескачественный объект = математический объект. А из математических абстракций и вовсе нельзя построить физическое тело. Следовательно атомистика несостоятельна, так как атомы это чисто умственные частицы. В конце концов — их же нельзя пощупать или увидеть.
Аристотель не видел возможности перехода однородного накопления количественных изменений в новое качество, но его видел уже Демокрит. Эта проблема, которая стояла в Новое время и легко позволяла материалистам объяснять появление мышления человека из «сложной организации» материи — оказалась поставлена уже в такое древнее время! И что характерно, Аристотель совершенно не понял даже постановки вопроса, и поэтому совершенно бездарно его опровергал.
На счет же того, что именно познает (на счет души) у Демокрита, как мы уже видели в этическом очерке, были сильны элементы рационализма. Для него всё же главным в познании был разум. Но что же на счет души? Если совсем коротко, то всё сводится к тому, что разум и душа — синонимы; поэтому познаем мы разумом при помощи чувств.
Демокрит очень часто подчеркивает тот момент, что душа роднит нас с «божественным», и во многом находит здесь родство с Сократом. Телу же достаточно и немногого, главное чтобы оно не мешало удовольствию душевному. Правда рост власти порождает и рост ответственности; и Демокрит признает, что это душа ведет тело к пороку, а не наоборот, ведь именно душа управляет. Поэтому неумеренность не проистекает от порочного тела, это душа проявляет неумеренность, которая для тела на самом деле только вредна. В конфликте души и тела — душа это всё, а тело это ничто; но душа не является априорно хорошей, это более сложный дуализм, чем привязка тела и души к понятиям зло и добро. В этом плане Демокрит тоже находится где-то между двумя будущими школами (эпикуреизмом и стоицизмом), но слегка ближе здесь к Эпикуру.
Смеющийся Демокрит
Теперь можно перейти к тому, что действительно нового внес Демокрит в этику. В первую очередь это цель; она определена как «благое состояние духа» (эвтюмия). Все его ближайшие последователи выводили разные вариации этого термина (автаркия, невозмутимость и т.п.), означающие примерно тоже самое. Позже варианты этого понятия станут основой для всех этических систем эллинистической эпохи. На счет удовольствия и неудовольствия, то это критерии выбора, имеющие несколько иной смысл, чем то удовольствие, от которого он отговаривает юношество (таким образом уже у Демокрита есть деление удовольствий на категории, как это делал софист Продик, и позже будет делать Эпикур):
«Граница между тем, что родственно нашему духу и не родственно — удовольствие и неудовольствие», «критерий для выбора и избегания — чувства: то, с чем у нас есть сродство, нужно выбирать; того, чему мы чужды, нужно избегать».
«Благое состояние духа» означает такое состояние, при котором душа пребывает в спокойствии и равновесии, не волнуется никакими страхами, суевериями или другими переживаниями. Всё это и подразумевается под удовольствием; это состояние, когда тебя ничего не тревожит: «Тот, кто хочет спокойно жить, пусть не будет слишком деятельным ни в частных, ни в общественных делах». Все это отлично накладывается на предыдущие элементы аскетизма, и целиком войдет в будущую философию эпикуреизма.
«Благое состояние духа возникает у людей благодаря умеренности в наслаждениях и размеренной жизни. Счастлив тот, кто радуется, имея умеренное состояние, несчастлив тот, кто грустит, имея большое».
В других местах оказывается, что ключом к счастью является принцип золотой середины во всём, гармонии и умеренности, а отдельным принципом, помогающим достичь эвтюмии — отсутствие страха и удивления. Всё это позже перейдет почти в идентичном виде в философию эпикуреизма. Из всего что мы рассмотрели, в этом океане стоических взглядов, Демокрит отвечает этике Эпикура только сейчас.
На счет философского аскетизма, о котором Демокрит постоянно говорит в разных местах в положительном ключе — то некоторые считают, что он отвергал аскетизм, потому что в других местах говорит противоречащие этому вещи. Если он запрещал юношам предаваться удовольствиям, видя в этом путь к пороку, то дальше он же и говорит: «Жизнь без праздников — это длинный путь без заезжего двора». Но разве это противоречит порицанию удовольствий? Разве консервативный крестьянин считает сопоставимым свой законный отдых от трудов за кружкой пива — и, например, оргии с употреблением наркотических средств? «Сопротивляться потребностям природы — неразумно», но разве природа требует излишеств? Разве она требует многого? В том и заключается аскетизм, что по природе «богатство состоит из хлеба, воды и одежды для тела». Даже позже, руководствуясь как раз именно потребностями природы, киник Диоген выведет свой наиболее радикальный вид аскетизма с презрением к любого рода наслаждениям.
Демокрит разделил наслаждения и допустил только «духовную» их разновидность, этим он ограничил принцип философского гедонизма, но ясно, что свою этику он строил в согласии с теориями Протагора, где в состоянии релятивизма единственным компасом для человека оставались его ощущения. В целом же этика Демокрита является аскетической.
И этому аскетизму только способствует теория, согласно которой не стоит стремится к почестям и славе. Она имеет те же причины, что и отказ от стремления к богатству или отказ от семьи. Демокрит не хочет никаких тревог; оттуда и его сентенция «проживи незаметно». Учитывая, что ни софисты, ни Сократ, ни поэты того времени, не упоминают Демокрита, вероятнее всего он таки действительно справился со своей задачей. Так что и легенда о том, что он специально приезжал в Афины, наблюдая за местными философами, и при этом никто даже его не узнал — может быть вполне правдоподобной.
Но ради чего стоит терпеть аскезу и жить незаметно? Если критерий выбора это удовольствие, а цель жизни в «эвтюмии» — то почему нужно себя так ограничивать? А всё это ради того, чтобы ничто не мешало заниматься наукой, изучать философию и т.п. А в этом и заключается счастье Демокрита, ибо душа стоит выше тела; и обогащение души, душевные удовольствия, являются причиной счастья.
Здесь можно вспомнить легенду о «плачущем Гераклите и смеющемся Демокрите». Из римлян эта идея противопоставления упоминается у Сенеки, Ювенала и др., «которые считали Демокрита оптимистичным философом, любителем хорошей жизни, который смеялся над расточительностью человечества, в отличие от его предшественника, Гераклита, автора неясных, печальных текстов, возмущавшегося человеческими слабостями». Лучше всего эта легенда изложена у стоика Сенеки, в сочинении «О гневе»:
«Гераклит всякий раз, как выходил из дому и видел вокруг себя столько скверно живущих, а точнее сказать скверно гибнущих людей, начинал плакать и жалеть всех попадавшихся ему навстречу прохожих, даже если они были веселы и счастливы… Про Демокрита же рассказывают, наоборот, что он никогда не появлялся на людях без улыбки: до того несерьезным ему казалось всё, чем серьёзно занимались все вокруг. Но где здесь место гневу? Надо либо смеяться надо всем, либо плакать».
Веселое настроение — главный результат «благого состояния духа»; но как мы видим даже из легенды, этот смех по большей мере является смехом мизантропа и элитарного сноба, о чем мы говорили в начале данного очерка.
Отношение к софистам в целом
И всё таки Демокрит, обнаруживающий (точно также как Сократ) просто зашкаливающее количество сходств с практическими всеми теориями софистов — выступает против них. Он прекрасно осознает свои консервативные черты, и они не позволяют ему стать полноценной частью нового идейного движения. Даже из тезиса Протагора: «Человек есть мера», Демокрит делает скептические выводы о том, что все выводы человека о мире как таковом одинаково ошибочны(тогда как у Протагора они одинаково верны). И Демокрит спорил с софистами не только на уровне нравственности, но и на уровне метода. До нас дошел целый ряд цитат, говорящих против «спорщиков», «охотников за словечками», «заковырщиков» и т.п. синонимом тогдашних софистов:
«Тот, кто любит споры и длинные речи, неспособен изучать дельные вещи» … «не стремись всё знать, чтобы не оказаться во всём невеждой» … «они подобны привидениям, поражающим взор своей одеждой и внешним убранством, но внутри пустым».
Древние доксографы часто ставят Демокрита рядом с Платоном, что не случайно, они оба как более «объективные» философы противопоставляются софистам. Демокрит тоже не любит длинные речи, форму без содержания. Он крайне боится релятивизма, несмотря на то, что в своей физике он допускает случайность для возникновения мира, во всем прочем Демокрит строгий детерминист. В любого явления должно быть одно истинное объяснение, именно поэтому тезис Протагора про «Человек есть мера» он не принимает, считая что все впечатления истинны только в физическом смысле, но не в смысле трактовок предмета самого-по-себе (на что, впрочем, Протагор и не посягал). Этот детерминизм и любовь к истине тесно связан с интересами Демокрита в математике и его близости к пифагорейской школе. Именно детерминизм подталкивает Демокрита к строгой «государственной» рколо-стоической этике, к тому, что необходимо выполнять законы и сообразовывать с ними жизнь. Именно детерминизм приводит к тому, что Демокрит продолжает вполне допускать возможность предвидения будущего разными оракулами и гадателями. Но рассуждения о детерминизме уже подводят нас к его физической системе взглядов, о которой мы поведем речь в отдельном порядке.
Продолжение будет… (физика в деталях).