История либерализма: Ранние либералы и радикалы во Франции

Ноя 24, 2025

Знакомство с эпикурейцами, Марксизм, Экономика

Автор текста: Friedrich Hohenstaufen

Версия на украинском и английском языках

Остальные авторские статьи можно прочитать здесь

Теперь из англоязычного мира мы переносимся во Францию 🇫🇷, и рассмотрим всего несколько явлений в местной либеральной мысли. Вы можете заметить, что я рассматриваю только самых ярких, знаменитых и значимых либералов, скажем так, преимущественно из «левого» крыла либерализма. Всегда были и более консервативные, «правые» либералы, как в Англии, так и во Франции и где угодно ещё (в Англии к ним можно отнести Мальтуса и Рикардо). Они тоже иногда неплохи, но мне жалко тратить на них место (хотя парочку все же захвачу). Если в Англии экономической основой либерализма был Смит, то во Франции это были Кенэ и Тюрго. Кроме того, здесь произошла крупная революция, и вместе с ней возник парламент, в котором уже базово было много либералов, в том числе радикальных. Конечно, как и в Англии, в этом парламенте было много умеренных и правых либералов, которым было достаточно легкой конституционной монархии по Британскому образцу — таких называли фельяны. В целом их можно считать либералами, хотя они защищали короля и боролись против «расширения» революции. Было и левое крыло либерализма, практически революционеры — жирондисты. Местами и они защищали короля, хотя требовали республики, поддерживали «экспорт революции» и более радикальные политические требования (пускай и спорно относились ко всеобщему избирательному праву), но они не смогли удержаться у власти из-за массового недовольства народа, вызванного нищетой, которая последовала за самой революцией и дезорганизацией государственной и экономической системы (+ внешняя интервенция, что даже важнее). Мы видели, что среди депутатов жирондистов числился даже британец Томас Пейн, получивший французское гражданство. Жирондисты это местные «либералы-радикалы» по примеру британских товарищей, и во французских реалиях — наши фавориты. Краткое содержание этой статьи можно найти по этой ссылке.

Вместе с новыми этапами революции и ростом народных волнений, ко власти пришли якобинцы и Робеспьер, устроившие знаменитую «эпоху Террора». Этот период стал образцом для большинства социалистов в будущем. Хотя в принципе сами якобинцы не были социалистами, а просто пытались стабилизировать ситуацию максимально жесткими мерами. Сами они в массе своей были сторонниками либерализма в экономике, свободного рынка и т.д., при чем скорее даже консервативными либералами, поскольку не особо поддерживали права женщин, далеко не были атеистами или секуляристами (см. культ Верховного Существа). Но де-факто им пришлось заниматься жестким государственным регулированием, что станет прообразом плановой экономики, и в теории они были большими сторонниками равенства, чем жирондисты.

Во время Террора большинство жирондистов были убиты, особенно среди наиболее популярных. Многие еще должны были быть убиты (в т.ч. Томас Пейн), но им повезло, что знаменитый Термидорианский переворот снес диктатуру Робеспьера быстрее. После Термидора большинство выживших жирондистов вернулись в парламент, но многие завоевания революции были отменены, а страна хоть и осталась республикой, но в плане демократичности была на уровне требований фельянов и британского умеренного либерализма (ибо теперь власть боялась расширения прав народа, чтобы тут же не повторилась история с Робеспьером, а она уже грозила повториться, см. Гракх Бабеф). Те требования, которые предъявляли фельяны и революция образца 1789 года, де-факто и были реализованы во Франции. И даже несмотря на самые разные режимы власти, идеалы фельянов сохраняли силу аж до 1848 года (не считая временного отката во время Наполеона). Но это были даже не требования жирондистов! По сути был установлен режим очень и очень ограниченной конституционной монархии с политическим креном вправо. Избирательное право включало настолько большой ценз, что даже и 2% населения не имели прав голоса. Поэтому уже очень скоро (с 1832-го) даже Англия продвинулась по пути либерализации дальше, чем Франция, поэтому левые либералы («радикалы»/«жирондисты»/«идеологи») и дальше продолжали считаться прогрессивной и революционной силой даже во Франции, пережившей куда более радикальную ВФР. Мы рассмотрим несколько основных фигур из раннего политического либерализма Франции (скажем так, отцов основателей современного либерализма), прежде чем перейти к либералам-«экономистам», и политическим либералам уже 20-50х годов XIX века. Сначала рассмотрим их в общих чертах, а потом, на примерах первоисточников, взятых у самых интересных персонажей.

Жирондисты как пример радикализма во Франции (Бриссо, Верньо, Кондорсе)

Поскольку мы объявили, что аналогом британских философов-радикалов (Бентам и т.д.) во французской политике были жирондисты, начнем мы именно с них. Это даже несколько иронично, что в карикатурах против радикализма в США и Британии использовались образы якобинцев, да и сами радикалы часто ассоциировали себя с якобинцами, хотя были гораздо менее радикальны. Томас Пейн, который и сам был депутатом-жирондистом, пережил якобинский террор, Мэри Уолстонкрафт, жившая в это время во Франции, и также связанная с жирондистами, вынуждена была скрываться. Но многим другим повезло меньше. Среди погибших был и лидер жирондистов — Жак-Пьер Бриссо (1754-1793), по имени которого вся группа часто называлась «бриссоистами». Сын трактирщика, который променял юридическую карьеру на оппозиционное писательство, одобренный лично Вольтером, после посещения Швейцарии и Англии, Бриссо особенно вдохновился на борьбу против тирании. Но в Лондоне у него возникают проблемы с правосудием, поэтому он возвращается во Францию (это касается даже классических просветителей, от Вольтера до Гельвеция; они были фанатами Англии в такой же мере, как уже после ВФР англичане начнут подражать Франции). Помимо влияния философии Вольтера и Руссо, в это время Бриссо был очень тронут творчеством Линге (1736-1794) и полностью посвятил себя создателю «Политических Анналов», а это забавный ультра-консерватор, который считал себя врагом «философов» и либералов, критиковал капитализм и при этом считается во многом похожим на Бабефа… Так что в целом Бриссо стартовал скорее как философский мракобес.

После возвращения из Англии в 1784 году Бриссо тут же попадает в Бастилию из-за памфлета, высмеивающего королеву Марию-Антуанетту, однако он быстро выходит оттуда и получает место у известного своими либеральными взглядами герцога Орлеанского. Бриссо мечтает создать научный центр для обмена знаниями всех учёных Европы, чем привлекает внимание даже Даламбера, занимается химией вместе с Маратом (с тем самым якобинским быдлом, да, Марат был мало-мальски образован). В будущем они станут врагами, но тогда ещё дружили. Бриссо даже считал Марата непризнанным гением, и нападал на французскую академию, не признававшую Марата (правда Бриссо в то время ещё и во всякую ересь верил, типа животного магнетизма и телепатии см. месмеризм, хотя к концу жизни отказался от этого бреда). Из-за дворцовых интриг против герцога Орлеанского (патрона революционеров), Бриссо вынужден снова бежать в Лондон, где он полностью отдается пропаганде отмены рабства. Основанное им самим Общество друзей чернокожих отправило его в 1788 году в США. Когда, по возвращении его оттуда, вспыхнула Революция во Франции, он всячески содействовал ей при помощи своей весьма популярной газеты «Le patriote français». Продолжавшаяся революция быстро выдвинула его вперед и поставила в центре движения. Падению королевской власти никто не содействовал так энергично, как Бриссо со своими друзьями. Он был горячим приверженцем республики и проповедовал войну против всех «коронованных тиранов», для обращения всей Европы в республику. В связи с этим он пропагандировал идею «экспорта революции». Последним значительным политическим действием, в котором он принимал участие, было объявление войны Англии и Голландии весной 1793 года. Бриссо быстро разошёлся с якобинцами, а со времени сентябрьских убийств 1792 года (народные расправы над заключёнными аристократами) этот разрыв стал окончательным.

Наиболее известное высказывание Бриссо, «Собственность — это кража» (1780), было впоследствии популяризовано анархистско-социалистическим теоретиком женоненавистничества Пьером Жозефом Прудоном. В суде над королём Бриссо подал голос за смертную казнь, хотя и с апелляцией к народу. Вскоре, однако же, его самого обвинили в соглашении с двором, арестовали в Мулене и привезли в Париж, где, предчувствуя ожидавший его смертный приговор, он написал мемуары под заглавием: «Legs а mes enfants». 31 октября 1793 года Бриссо был гильотинирован вместе с 20-ю другими жирондистами и погребён на кладбище Мадлен. В целом Бриссо был типичным революционером-руссоистом, довольно похожим на будущих социалистов и того же Робеспьера. Отличали его только большая приверженность личным свободам, борьба против рабства и расизма, и недоверие к революционной толпе из необразованных слоев населения. Тем не менее, он был лидером целого направления жирондистов, и важен уже хотя бы потому.

Вторым крупным лидером жирондистов был Пьер Виктюрниен Верньо (1753-1793). Когда жирондисты оказались на вершине власти, Верньо занимал должность президента национального конвента. В первую очередь, он известен рядом мемов. Выступая с речью 3 июля 1792 года, это он провозгласил: «Отечество в опасности». Ему же приписывают (как и ещё паре других видных деятелей) знаменитую фразу «Революция пожирает своих детей». И ему же приписывается фраза: «Великие люди кажутся великими лишь потому, что мы стоим на коленях». Он был одним из лучших ораторов в парламенте, защитник республики и враг религиозного мракобесия, хорошо знал философию Просвещения и пользовался этим на деле. Верньо решительно выступает против сентябрьской резни и требует, чтобы виновные были выявлены и наказаны по заслугам. Избранный в Конвент, он призвал к созданию парламентской комиссии по расследованию, способной пролить свет на сентябрьские нападения и грабежи, в которых были замешаны депутаты (особенно Марат, Сантер и Панис). После провозглашения республики Верньо был одним из самых ярых сторонников буржуазной республики, основанной на принципах меритократии. Собственность он считал неотъемлемым правом, свободу он ставил выше равенства, и поэтому был против революционных трибуналов и цензуры прессы. Когда было предложено учреждение революционного трибунала, Верньо выступил против этого проекта, осудив трибунал как более ужасную инквизицию, чем испанская. В отличии от Робеспьера он был ещё и радикальным атеистом, что составляло наверное главное самое яркое их отличие. Все эти факты, а также выступление за помилование короля и передачу его судьбы в руки народа на всеобщем голосовании (чего он так и не смог добиться), скомпрометировали Верньо в глазах более радикальных революционеров и привели к гильотине. Но не только это.

Жирондисты обвиняли монтаньяров в стремлении к диктатуре, но сами подверглись ответному обвинению в том, что в их намерения входило расчленить Францию своей политикой децентрализации («федерализм»). Когда якобинцы наконец решились арестовать лидеров жирондистов, часть из них бежала в свои родные провинции, и попытались поднять восстание («Восстание федералистов»), провал которого полностью развязал руки Робеспьеру и открыл возможность начать открытый террор.

Французский философ, математик, академик и политический деятель, маркиз Николя де Кондорсе (1743-1794) был одним из самых известных жирондистов, казненных на гильотине. Его идеи, в том числе поддержка свободного рынка, государственного образования, конституционного правления и равных прав для женщин и людей всех рас, воплощают идеалы эпохи Просвещения. Соединение точных математических методов с философией эпикурейских материалистов (холодно относящихся к математике из-за ее близости к философским методам рационалистов) — считается первым шагом в создании будущего движения «идеологов». Кондорсе даже называют «идеологом до идеологов». Существует также версия, что он был масоном, и входил в состав масонской ложи Les Neuf Sœurs («Девять Сестер»), известной базы просветителей, от Гельвеция до поздних «идеологов». В детстве ему прочили карьеру священника или военного, но он решил стать ученым. За эссе по интегральному исчислению в 1769 г. он получил кресло в Академии (в 26 лет). Математике обучался в том числе под прямым наставничеством Д’Аламбера. С 1770 года он стал близким другом Вольтера (до самой смерти последнего), и хорошо ладил с Д’Аламбером. Занимаясь физикой комет, и написав ряд биографий известных физиков прошлого, в 1777 году он стал секретарем Академии. Тогда же он пишет похвальное слово незадолго перед тем умершим Фонтенелю и Бюффону. Из всех привязанностей Кондорсе самой сильной была привязанность к Тюрго. Под его влиянием Кондорсе занялся политико-экономическими науками. Когда Тюрго был назначен министром финансов (1774), Кондорсе занял место председателя комитета по уравнению мер и весов, где он оставался и по отставке Тюрго, до 1791 года.

Работая вместе с Тюрго над разрешением некоторых политико-экономических вопросов, он принимал деятельное участие и в его борьбе с современниками, стараясь путём печати выяснить свои и его взгляды на важнейшие вопросы. В сочинениях этого периода («Письмо земледельца из Пикардии к протекционисту», «Рассуждение о хлебной торговле», «Биография Тюрго», «Рассуждения о барщине» и др.) он развивал мысли о праве каждого человека свободно располагать своим умственным и физическим трудом, о свободе торговли хлебом, о правильном вознаграждении рабочих, о реформе уголовного суда, свободе печати, об уничтожении крепостного права и пр., и везде являлся сторонником взглядов школы физиократов. С этого момента Кондорсе переключил свое внимание с чисто математических на философские и политические вопросы. Кондорсе был одним из первых, кто систематически применил математику в социальных науках, и в применении к выборам представил знаменитый «Парадокс Кондорсе». Кондорсе работал с Леонардом Эйлером и Бенджамином Франклином. Вскоре он стал почетным членом многих зарубежных академий и философских обществ, в том числе Американского философского общества (1775 г.), Шведской королевской академии наук (1785 г.), Американской академии искусств и наук (1792 г.) и также в Пруссии и России.

В 1781 году Кондорсе анонимно опубликовал брошюру под названием «Размышления о негритянском рабстве», в которой осудил рабство (он стал активным членом «Общества друзей чернокожих» в 1780-х годах, а в 1789 году стал президентом общества). Он поддерживал идеалы, воплощенные недавно образованными США, и предлагал проекты политических, административных и экономических реформ, направленных на преобразование Франции. В 1787 году Кондорсе женился на Софии де Груши, общественной деятельнице, более известной как София де Кондорсе. Он выступал также и за избирательное право женщин в новом правительстве, опубликовав «За допуск к правам гражданства для женщин» (1790). А в 1791 году Кондорсе вместе с женой, Томасом Пейном, Этьеном Дюмоном, Жаком-Пьером Бриссо и Ахиллом Дюшастелле издал краткий журнал под названием Le Républicain, его главной целью было пропаганда республиканизма и отказ от конституционной монархии. Призыв Кондорсе к гендерному равенству основан на убеждении, что присвоение прав и власти происходит из ложного предположения, что мужчины обладают разумом, а женщины — нет. Его взгляды на права, которые должны быть предоставлены женщинам, не ограничивались образованием и гражданством, но также социальными свободами и защитой, которые включали право женщин планировать собственную беременность, предоставление доступа к контролю над рождаемостью и обязанность мужчин брать на себя ответственность за благополучие детей, которых они родили, как законных, так и незаконнорожденных, а также право женщин требовать развода. Он также выступал за криминализацию изнасилования, заявляя, что оно «нарушает собственность, которая есть у каждого в ее личности».

В конце 1791 года Кондорсе отказался от своей должности в сфере экономики и, избранный в Национальный конвент, стал его секретарём, а вскоре и президентом. Здесь он очень много занимался организацией общественного образования. При обсуждении внешних дел Кондорсе всегда подавал голос за войну, надеясь этим путём водворить в Европе господство республиканских идей. Во время суда над Людовиком XVI он горячо защищал неприкосновенность короля, да и вообще высказывался против смертной казни, допуская наказание только с исправительной целью. Кондорсе не был членом политических партий, но имел много друзей среди жирондистов. Однако он дистанцировался от них во время Национального съезда из-за своего отвращения к их фракционности. При составлении проекта новой конституции, выработка программы которой была поручена комиссии из 9 членов, в том числе Кондорсе, последний играл очень значительную роль. Его перу принадлежит обширное введение в конституцию, объяснявшее основания проекта. Конвент отверг этот план конституции, дав народу другую, наскоро составленную Эро де Сешелем (та самая, демократическая конституция 1793 года, за которую стоял Бабеф). Тогда Кондорсе напечатал послание к народу, где выставил многочисленные недостатки обнародованной конституции и указывал на их вредные последствия, советуя не принимать её. За обнародование этого послания Кондорсе, обвинённый в заговоре «против единства и нераздельности» французской республики, был объявлен конвентом вне закона. Друзья скрыли его у вдовы скульптора Вернэ. Когда жирондисты были осуждены конвентом, Кондорсе хотел покинуть дом Вернэ, не желая подвергать её опасности, но последняя на этот раз удержала его, и только 26 марта 1794 года, по окончании последней своей научной работы, Кондорсе ушёл от неё, отправился в окрестности Парижа, был схвачен и посажен в тюрьму Бур-ла-Рена. Там 29 марта его нашли мёртвым — он отравился, как предполагают, ядом, который всегда носил в перстне. Наиболее широко распространенная теория состоит в том, что его друг, «идеолог» и врач Кабанис дал ему яд, который он в конечном итоге употребил.

Во время своего пребывания в доме Вернэ Кондорсе написал свою политическую исповедь «Советы осуждённого дочери», где высказал все свои мысли о главных вопросах жизни. В это же время написал он и своё знаменитое сочинение: «Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума», благодаря которому он признаётся родоначальником теории «прогресса», одним из творцов философии истории. Многие мысли, проводимые здесь, Кондорсе высказывал и раньше, но тут он привёл их в систему. Две идеи проходят красной нитью через всё сочинение: о необходимости уравнения гражданских и политических прав всех людей и о бесконечном совершенствовании рода человеческого. «Картина успехов человеческого ума» состоит из двух частей: первая заключает в себе всю картину прогресса, в самых общих чертах; во второй части и следующих за ней Кондорсе предполагал изложить факты, которые могли бы служить для развития и подтверждения мыслей, высказанных во введении. Томас Мальтус написал «Очерк о законе народонаселения» (1798) отчасти в ответ на взгляды Кондорсе на «совершенствование общества».

Женщины во французском радикализме

Одна из знаменитейших женщин Французской революции, жена экономиста и министра внутренних дел Франции, Ролана де ла Платьера, известная как Мадам Ролан, или как Манон Ролан, Мари-Жанна «Манон» Ролан де Ла Платьер (1754-1793). Она родилась в семье художника и получила хорошее домашнее образование. Очень характерно для этой эпохи, что ее любимым автором был кринжевый консерватор Плутарх, а также Фенелон (утопист), Тассо и Вольтер. В раннем возрасте она была пламенно набожна, мечтала о мученичестве, стремилась к монашеской жизни. Следуя этому желанию, в 11 лет они по собственной просьбе провела год в женском монастыре. Но познакомившись вживую с презрительным отношением аристократии к буржуазии, очень резко стала оппозиционеркой, и начала приобщаться к «философам». Из католицизма она быстро перешла в деизм. В это время ей попала в руки «Новая Элоиза» Руссо. Чтение этой книги произвело на неё такое же впечатление, как Плутарх.

«Плутарх подготовил меня стать республиканкой… Он вдохнул в меня настоящий энтузиазм общественной добродетели и свободы. Руссо показал мне семейное счастье, к которому я могла стремиться».

В 1780 году она вышла замуж за Ролана, и, по сути, направляла всю его деятельность. Она была властным организатором политико-литературных кружков, поэтому впоследствии монтаньяры называли её дом «бюро общественного мнения». Движение 1789 г. охватило Ролан: она искренно верила, что революция обновит мир. Она полюбила революцию и стала одной из важнейших фигур в партии жирондистов. Её даже называли «единственным мужчиной, которого выставила Жиронда». Не удивительно, что её салон стал блестящим очагом революции: четыре раза в неделю здесь сходились Бриссо, Петион, Бюзо, Робеспьер. После закрытия Учредительного собрания Ролан оставила, вместе с мужем, Париж, но переписывалась с Робеспьером и Бюзо. Когда её муж был назначен министром, она получила большое влияние на государственные дела, и убедила мужа не доверять придворному миру и королю, «цель которого — усыпить министров». Бриссо, Кондорсе, Верньо, Жансонне, Гаде, Бюзо были настроены ею против короля. Вместе с тем, в отличие от таких революционерок, как Олимпия де Гуж и Этта Пальм, Манон Ролан практически не ратовала за права женщин.

Ролан деятельно подготавливала восстание 10 августа; у неё сходились Барбару и Ребеки для обсуждения дальнейших действий. Восстановленное жирондистское министерство не совсем нравилось Ролан: она мечтала о таком совете министров, который был бы составлен из твёрдых, умеренных, и неподкупных республиканцев (почти якобинцев, по сути). Между тем отношения между жирондистами и якобинцами сделались прямо враждебными. Робеспьер перестал бывать у неё в салоне. Когда началась борьба партий, Ролан составляла письма к департаментам, к Конвенту, вдохновляя жирондистов-писателей против Марата, побудила Луве к нападениям на Робеспьера. Она хотела защитить мужа в Конвенте, когда было отдано распоряжение арестовать его, но сама была арестована. В тюрьме она написала свои знаменитые «Мемуары», считающиеся важным памятником жирондистской мемуарной литературы. 8 ноября 1793 г. Ролан предстала перед революционным трибуналом, а 9-го была казнена. На эшафоте она воскликнула:

«Какие преступления совершаются во имя свободы!».

Газета якобинцев «Le Moniteur» опубликовала следующий некролог: «Она была матерью, но пожертвовала природным предназначением из желания обрести более высокое положение. Стремление стать образованной женщиной побудило ее забыть о добродетелях женского пола, и это упущение, неизменно опасное, привело ее на эшафот». В XIX веке фигура Манон Ролан стала легендой в произведениях Ламартина, Стендаля и Мишле, «героиней революции и мученицей свободы». Сент-Бёв посвятил ей пять исследований, а Ламартин определил ее прежде всего как женщину, гения любви, живущего от сердца и изливающего свою избыточную любовь на дело революции. Написав «Историю жирондистов» в 1843-1846 годах, Ламартин создал мифическую фреску, подготовив свою героиню мадам Ролан к прекрасной смерти и наделив ее, как и других действующих лиц, архетипической ролью.

Но стоит отметить, что не одна только Ролан играла настолько большую роль для французской философии и политики того времени. Много разных женщин держали тогда «салоны», которые становились центрами для встреч самых выдающихся людей эпохи. Из самых известных и связанных с темой можно вспомнить салон Жюли де Леспинас (1732-1776), возлюбленной Д’Аламбера, благодаря которому познакомилась с Кондильяком, Кондорсе и Тюрго. Она была знакома с Монтескье, Фонтенелем и многими другими. Её салон вскоре прозвали «лабораторией Энциклопедии». Выше упоминалось, что Кондорсе мог быть членом масонской ложи «Девять Сестер», но эта знаменитая ложа была теснейшим образом связана с «обществом Отёй», салоном мадам Гельвеций (1722-1800), жены того самого эпикурейца Гельвеция. Этот салон посещали Дидро, Неккер, Фонтенель, Шамфор, Вольней, Шенье, Кондорсе, Гольбах, Кондильяк, Кабанис, де Траси, Беккариа, Бюффон, Сийес, Галиани, Тюрго, Лавуазье, сама Манон Ролан, Томас Джефферсон, Наполеон Бонапарт и многие другие философы со всей Европы, большинство из которых были близки к эпикурейскому материализму. Бенджамин Франклин даже намеревался на ней женится после смерти самого Гельвеция.

Ну и третий крайне известный салон был создан женой Кондорсе после его смерти, салон мадам де Кондорсе, или Софи Кондорсе (1764-1822), переводчицей сочинений Адама Смита и Томаса Пейна на французский язык. Среди прочих участников ее салона много иностранцев, в том числе Томас Джефферсон, Адам Смит, Олимпия де Гуж и много французских философов. Её салон сыграл важную роль в подъёме жирондистского движения, которое подчёркивало права женщин. София де Кондорсе позволяла участникам объединения «Социальный кружок» (центр социальных либералов, близких к утопизму), ставившего целью достижение равных политических и юридических прав женщин, встречаться в своём доме. Ее сестра Шарлотта была женой врача-идеолога Кабаниса. Она была тесно связана с «идеологами», салоном Гельвеций и салоном Ролан, и при помощи «идеологов» смогла издать сочинения своего покойного мужа.

«Мадам Ролан на эшафоте» (кон. XIX века), аноним.

Рядом с Софи Кондорсе и Ролан часто фигурирует Олимпия де Гуж (1748-1793) знаменитая французская феминистка. Она родилась в семье мясника, хотя ходили слухи, что ее настоящим отцом был известный поэт и оппонент Вольтера — маркиз де Помпиньян. В 17 лет ее выдали за человека, которого она совсем не любила, а через год он умер, оставив ее с новорожденным ребенком. В 1770 году Олимпия уже в Париже, где находит богатого парня, с которым оставалась аж до начала революции. Благодаря его финансовой поддержке де Гуж стала вхожа в лучшие салоны Парижа, где познакомилась с писателями Лагарпом, Мерсье, Шамфором, а также с публицистом Бриссо и философом Кондорсе, будущими лидерами жирондистов. В 1784 году она написала аболиционистскую драму «Замора и Мирза, или Счастливое кораблекрушение», которую опубликовала в 1788 году (с приложением эссе «Размышление о неграх»); в декабре 1789 года драма была поставлена под названием «Рабство негров», но снята после трёх представлений. В 1790 году написала другую аболиционистскую пьесу «Рынок негров». После публикации «Размышления о неграх» де Гуж стала членом Общества друзей негров. Революцию де Гуж встретила восторженно. При этом она сблизилась с кругом, образовавшим партию жирондистов, и вошла в «Социальный кружок» и салон Софи де Кондорсе. В своей публицистике революционной поры де Гуж отстаивала равноправие женщин; особенно она прославилась программным сочинением «Декларация прав женщины и гражданки» (1791). Знаменитыми стали её слова:

«Женщина имеет право подниматься на эшафот; она должна также иметь право всходить на трибуну».

Она одной из первых призывала к установлению права на развод (что в конце концов было декретировано по инициативе жирондистов), а также к отмене церковного брака и замене его гражданским контрактом. Также она выступала за права незаконнорождённых детей, за создание родильных домов, национальных мастерских для безработных и ночлежек для бездомных. После свержения монархии де Гуж стала выступать как последовательная противница террора. Она осудила Сентябрьскую резню, написав, что «кровь, даже виновных, проливаемая с жестокостью и изобилием, навечно пятнает Революцию», и особо обвиняла Марата, как одного из инициаторов циркуляра 3 сентября, призывавшего распространить избиение заключённых на всю Францию. Она выступала в защиту Людовика XVI во время суда над ним и даже предлагала свою помощь его адвокату.

Летом 1793 года, вскоре после изгнания жирондистов из Конвента, опубликовала политический памфлет «Три урны, или Спасение отечества воздушным путешественником» (1793), в которой призывала провести плебисцит, на котором народ бы сам решил, какой государственный строй для него предпочтительнее: единая неделимая республика (проект якобинцев), федералистская республика (проект жирондистов) или конституционная монархия (проект фельянов). По выходе памфлета она была 6 августа арестована как контрреволюционерка. Во время обыска якобинцы не смогли найти в её квартире никаких бумаг, но де Гуж сама указала им место, где был спрятан её архив, который повлёк за собой арест. Де Гуж считала, что образцово революционное содержание её бумаг является свидетельством её невиновности; однако обвинение ухватилось за начатую ею драму «Спасённая Франция, или Низверженный с трона злодей», посвящённую свержению монархии за год до того. В отрывке была выведена Мария-Антуанетта, строящая козни против народа — это дало повод обвинению утверждать, что, изображая королеву, де Гуж стремилась тем вызвать к ней сочувствие. Вопреки закону адвокат де Гуж предоставлен не был — трибунал заявил, что она сама способна защитить себя. Находясь в тюрьме, де Гуж с помощью друзей опубликовала свои последние работы: «Олимпия де Гуж перед революционным трибуналом», где она рассказала о подробностях её процесса, и «Преследование патриотки», в которой она осудила террор. Трибунал приговорил де Гуж к смерти «за подстрекательство к мятежу против единой и неделимой республики». Её последние слова были такими: «Дети отечества отомстят за мою смерть».

Как и в случае с Манон Ролан, после смерти Олимпии официальная якобинская пресса не могла воздержаться от сексистских реплик. Прокурор Парижской коммуны Пьер Гаспар Шометт (Анаксагор Шометт), один из основателей «Культа Разума», эбертист, лидер санкюлотов, которого уважал Бланки, и который может считаться левой версией якобинцев (что-то между Робеспьером и Бабефом), по поводу казни де Гуж сказал следующее:

«Эта вираго, т.н. женщина-мужчина, дерзкая Олимпия де Гуж, которая первой основала женские общества, отказалась от забот о домашнем хозяйстве, захотела стать политиком и совершать преступления… Все эти безнравственные существа были уничтожены мстительным железом закона. И хотели бы вы подражать им? Нет! Вы почувствуете, что по-настоящему интересны и достойны уважения только тогда, когда станете такой, какой вас задумала природа. Мы хотим, чтобы женщин уважали, поэтому заставим их уважать себя».

Надеюсь любители бабувизма и якобинцев будут в восторге от таких цитат.

Еще одна крупная феминистка того времени, которая в какой-то период примкнула к жирондистам и имела серьезные проблемы с якобинцами — Теруань де Мерикур (1762-1817). Она родилась в бедной крестьянской семье, но стала певицей и до 30-ти лет посетила Англию и Италию (что в очередной раз показывает, как мы переоцениваем иммобильность жизни в прошлом). Вернувшись во Францию, участвовала в революционных событиях, в том числе во взятии Бастилии. 5 октября 1789 года, вооружённая саблей и пистолетом, она возглавила процессию в Версаль с требованиями к королю, знаменитый «поход женщин за хлебом». Теруань создала салон «Клуб друзей закона» при известном политическом клубе кордельеров (клуб эбертистов, Марата и Дантона, весьма радикальное место). Ввиду того, что Теруань не одобряла революционные зверства, она в конце 1790 года вернулась в родные места и поселилась в городе Льеж, где в ночь с 15 на 16 февраля 1791 года её арестовали австрийские агенты. Теруань обвинили в попытке убийства Марии-Антуанетты и поместили в крепость Куфштайн в Тироле под именем Мадам Теобальд. По личному решению императора Леопольда II её освободили в конце 1791 года, и она вернулась в Париж. В Париже повела активную политическую деятельность, выступая за расширение прав женщин. 10 августа 1792 года Теруань, возглавлявшая толпу женщин, столкнулась с памфлетистом Франсуа-Луи Сюло, который в своих статьях часто обзывал её падшей женщиной. Она нанесла ему пощёчину, после чего толпа линчевала Сюло. Весной 1793 года она выступала в поддержку жирондистов, которых в то время стали преследовать якобинцы. 13 мая 1793 года её окружила толпа якобински-настроенных женщин, которые раздели её донага и жестоко выпороли; лишь вмешательство Марата остановило экзекуцию. Здоровье её было непоправимо подорвано; сразу же после этого её отправили в психиатрическую лечебницу, где она находилась до своей смерти в 1817 году.

Несмотря на временный союз с жирондистами, Теруань по всем признакам и связям была близка к радикалам по типу Марата. Не все феминистки в то время были «умеренными». К группе «бешенных» (ещё левее эбертистов, уже почти-почти Бабеф) принадлежала Клер Лакомб (1765-1826). Ее родители были провинциальным торговцами, а она — актрисой. С началом революции приехала в Париж и примкнула к крайне левым. Является одним из основателей и секретарём «Республиканско-революционного общества» или «Общества революционных гражданок», в которое принимаются только женщины. Выступала с требованием установления максимума цен, террора против спекулянтов и контрреволюционеров. Боролась за равноправие женщин. 12 мая 1793 республиканки-революционеры выступили с требованием права носить оружие. Последовательно нападая на аристократию, она дошла до наличия аристократов в парламенте якобинцев, и этого ей не простили. Якобинцы обвинили в разнообразных надуманных правонарушениях. Позднее женщин из «Общества революционных гражданок» обвинили также в организации массовых беспорядков на городском рынке — они вступили в противостояние с торговцами. Эти события послужили поводом для запрета революционным правительством всех женских клубов.

Начавшиеся в это же время репрессии против «бешеных» заставляют её скрываться. Тем не менее, она была арестована 2 апреля 1794 года вместе с Полиной и Ж.-Т. Леклерком. Была освобождена в августе 1795 года — годом позже супругов Леклерк. Затем Лакомб уехала из Парижа в Нант, где пробыла три года. Там она возобновила карьеру актрисы и прекратила всякую политическую деятельность, хотя и обменивалась перепиской со своими бывшими товарищами в столице. 19 июня 1821 г., ее поместили как «сумасшедшую» в больницу Питье-Сальпетриер, где она числится учителем. В 1823 году упоминаются слухи, связывающие ее с парижской полицией при Директории, а также предположение, что «она считалась мертвой уже несколько лет». Она умерла в больнице в 1826 году.

Ещё особняком стоит феминистка Этта Пальм д’Элдерс (1743-1799) известная как баронесса д’Элдерс, которая была голландской шпионкой (работала как на Францию, так и против). Она выступила с речью «Рассуждение о несправедливости законов в пользу мужчин за счет женщин» на Французском национальном конвенте 30 декабря 1790 года и была одним из основателей первой в истории Франции организации, состоящей только из женщин — «Патриотическое и благотворительное общество друзей истины». Она входила в знаменитый «Социальный кружок» (в котором участвовали такие феминистки, как Олимпия де Гуж и Софи Кондорсе) и была особенно активна в феминистских кругах, таких как «Братское общество патриотов обоего пола» (среди членов этого общества числился основатель движения эбертистов, Жак-Рене Эбер).

Социальный кружок, Девять сестёр и идеологи

И вот пришло его время. Неоднократно упоминаемый нами «Социальный кружок», или Социальный клуб, который также назывался «Обществом друзей истины». Это был интеллектуальный центр партии жирондистов. Основателем и главой общества считается Никола Бонвилль (1760-1828). В разное время клуб посещали такие люди, как Бабеф, Марешаль, Кондорсе, Демулен, Бриссо, Ламарк, Олимпия де Гуж и многие другие, как радикалы, так и умеренные. Бонвилль защищал интересы бедноты, пропагандировал идею равенства и всеобщего перераспределения собственности и земли. Но хотя он и вдохновлялся работами Руссо, он не был радикалом и намеревался добиваться перемен путем реформизма. В сентябре 1792 года выступил против якобинцев и в 1793-1794 годах дважды подвергался аресту. Фактически его эгалитарные идеи стали предвестием утопического социализма первой половины XIX века. Среди его близких друзей и соратников числился знаменитый утопист времен ВФР — Ретиф де ла Бретонн (1734-1806). Когда я сам ещё был социалистом, где-то в 2016-м году, это был мой любимый утопист, рядом с Бланки, как любимым революционером (очень важная инфа, да). Хотя кружок не был однороден, центральная линия была в целом жирондистской, состояла из требований социальной, но рыночной экономики, правового равенства, в т.ч. равноправия женщин и свободы чернокожих, всемирной республики и т.д. Первые заседания Социального кружка проходили в октябре 1790 года, когда второй соучредитель клуба Фоше изложил перед ним систему христианского социализма, основанную на всемирной любви, и расточал анафемы в адрес Вольтера.

София де Кондорсе позволяла участникам Социального кружка встречаться в своём доме, поэтому «салон мадам Кондорсе» и «Социальный кружок» — близко пересекаются. После падения жирондистов клуб распался. Фоше был арестован и казнен 31 октября 1793 года. Бонвилль возобновил деятельность после Термидора, и даже попытался возродить клуб, но он так и не вернул себе прежнюю аудиторию. В раздробленном состоянии он продолжал существовать до 1800 года. К тому времени такие идеологи, как Дону, Вольней, Добантон и Бертолле, заняли центральное место в кружке. Так салон Кондорсе и центр жирондистов перетекает в «идеологию» и сливается с ложей «Девять Сестер» и салоном мадам Гельвеций. Все идеологические центры соединяются в один. Об этом кружке вспоминали с теплотой, как образец для романтиков XIX века (Шарль Нодье и Виктор Гюго), но его также высоко ценили политики и социальные теоретики, такие как Шарль Фурье, Сен-Симон и Карл Маркс.

«Революционное движение, которое началось в 1789г. в Cercle social, которое в середине своего пути имело своими главными представителями Леклерка и Ру и, наконец, потерпело на время поражение вместе с заговором Бабёфа, — движение это породило коммунистическую идею, которая после революции 1830г. снова введена была во Франции другом Бабёфа, Буонарроти. Эта идея, при последовательной её разработке, есть идея нового мирового порядка». (с) Маркс и Энгельс — «Святое семейство, или критика критической критики. Против Бруно Бауэра и компании» (1844)

Если в Британии 🇬🇧 эпикурейская традиция философского материализма слилась воедино с политическим либерализмом и экономическими теориями свободного рынка, и эти сплавы чаще всего назывались «философским радикализмом» и/или «утилитаризмом», то во Франции 🇫🇷 такой же сплав философии, либерализма и фритредерства породил явление, под название «идеология». Во многих отношениях это буквально одно и тоже: как по логике возникновения, так и по содержанию идей, и по политическим действиям. Дестют де Траси может спокойно стоять в одном ряду с Бентамом или Пейном. Единственное что, «идеологи» возможно немного менее радикальны и последовательны. Про идеологов мы уже писали множество раз, и с ними мы еще будем работать в будущем. На нашем сайте можно найти статьи про лидеров «идеологии» (букв. наука об идеях). — упомянутого де Траси, Кабаниса и Вольнея, а также некоторых их последователей в 20-40е годы XIX века. Но лучше всего просто прочитать знаменитую книгу Франсуа Пикаве.

Уже упоминалось, что Кабанис имел родственные связи с семейством Кондорсе, а де Траси — с Лафайетом. Уже говорилось, что «идеологи» возглавили все философские кружки Франции и в частности знаменитую масонскую ложу «Девять Сестер». Но мы еще не говорили о том, что «идеологи» выступали главными либеральными оппозиционерами времен империи Наполеона и реставрации Бурбонов.

Экономический или классический либерализм во Франции (Дюпон, Сэй, Констан)

В литературе встречается ещё такое понятие, как «Французская либеральная школа», также называемая оптимистической или ортодоксальной школой, — школа экономической мысли XIX века, центром которой были Коллеж де Франс и Институт Франции (центр «идеологов»). Школа является наследницей физиократов, таких как Тюрго и Кондильяк (последний — философская основа для «идеологии», и марксист Бухарин от него вел родословную либертарианства). Основателями школы считаются Жан-Батист Сэй и Антуан Дестют де Траси (!). Среди других ключевых мыслителей — Фредерик Бастиа и Гюстав де Молинари. Журнал «Journal des Économistes» сыграл важную роль в распространении идей школы. Они яростно защищали свободную торговлю и невмешательство, были главными противниками интервенционистских и протекционистских идей. Это сделало французскую школу предшественницей современной австрийской школы.

Из более ранних либералов Франции небольшого внимания стоит еще Дюпон де Немур (1739-1817). Это имя не то, чтобы очень уж значимо, но в литературе встречается часто и в самых неожиданных местах. Это экономист-физиократ, который пережил революцию, и в этом его главное достижение. Он был лично знаком с Кэне, Вольтером и Тюрго, и считался не последним человеком в школе физиократов. В 1767 году выпустил зрелый труд «О возникновении и развитии новой науки» — наиболее полное и систематическое изложение учения физиократов, в том же году приступил к редактуре журнала «Ephémérides du citoyen» и двухтомника избранных работ Кёнэ. «Физиократия» Дюпона, пропагандировавшая низкие налоги и снятие таможенных барьеров, непосредственно повлияла на взгляды Адама Смита.

Сам он был дворянином, и хотя поддержал революцию, вскоре начал активно защищать королевскую семью. Его взгляды можно отнести скорее к партии фельянов. От якобинского террора его спасло только то, что режим пал быстрее, чем должен был реализоваться его смертный приговор. В 1797 году, когда роялисты поставили под угрозу республику, толпа напала на его дом, и Дюпон бежал в США. Он достаточно быстро вошёл в круг американских политиков, примкнув к сторонникам Томаса Джефферсона. Дюпон был одним из составителей Версальского договора 1783 года, положившего конец американской войне за независимость, и уже поэтому он лично знал Джефферсона и имел хорошую репутацию в США. В 1802-1803, во время президентства Джефферсона, Дюпон был одним из организаторов покупки Луизианы у французского государства, убедил Джефферсона пойти на этот шаг. Его сын, Элетер Ирене, был основателем (1802 г.) пороховой фабрики, ставшей основой одной из крупнейших химических компаний в мире. Потомки Дюпона до сих пор являются крупными промышленниками в США. Во время реставрации Бурбонов Дюпон вернулся во Францию, помогать королю, но после временного возвращения Наполеона из ссылки — бежал в США снова и оставался здесь до самой смерти. Несмотря на статус женатого мужчины, Дюпон состоял в любовной связи с молоденькой супругой выдающегося учёного-химика Лавуазье.

Поэтому в связи с историей про Дюпона, расширим теперь немного примеры женщин-радикалов этой эпохи. Возлюбленная Дюпона — Мария-Анна Пьеретта Польз Лавуазье (1758-1836) французская художница, химик и научная переводчица. Она известна как научный ассистент Лавуазье и иллюстратор его трудов. Лавуазье познакомился с ней в доме у своего коллеги по работе, отца девочки, который сам предложил им женится. Венчание состоялось, когда ей было неполных 14 лет и она была на 14 лет младше Лавуазье. Юную супругу живо интересовало всё, чем занимался её муж, особенно его химические исследования. Поскольку его дом стал центром встреч всех выдающихся ученых Франции, Польз могла многое узнавать из первых уст, и сама начала неплохо разбираться в науках. Она стала брать уроки химии у Буке, друга Лавуазье, выучила английский язык, чтобы переводить для мужа труды британских учёных Дж. Пристли, Г. Кавендиша, Р. Кирвана и других. Мария-Анна начала принимать активное участие в лабораторных работах мужа, став его «правой рукой». Во время проведения экспериментов Мария-Анна пристраивалась за небольшим столиком, записывая все результаты и наблюдения, произносимые вслух Антуаном Лораном и его помощниками. Она заносила в лабораторные дневники также все отрывочные записи, которые её муж делал на оборотах писем, конвертах, игральных картах. В доме Лавуазье часто бывали известные иностранные учёные (Дж. Пристли, Д. Уатт, Б. Франклин и др.). Мария-Анна не только принимала гостей, но и, ввиду крайней занятости мужа, поддерживала с ними научную переписку.

Где-то в 1781 году у нее завязался роман на стороне с экономистом Дюпоном (эти отношения закончатся только после миграции Дюпона в США). В 1786 году Мария Анна брала уроки рисования у знаменитого живописца Жака-Луи Давида. Позже она собственноручно изготовила 13 гравюр по своим карандашным рисункам и акварелям для «Элементов химии» (1789). В ноябре 1793 года Лавуазье, в связи с его видным местом в Генеральном откупе, был обвинён в предательстве интересов народа и арестован вместе с тестем, Жаком Пользом, и другими откупщиками. Несмотря на все усилия, Лавуазье и Польз были судимы, признаны виновными в измене и участии «в заговоре с врагами Франции против французского народа, имевшем целью похитить у нации огромные суммы, необходимые для войны с деспотами». Казнь на гильотине 28 бывших генеральных откупщиков состоялась 8 мая 1794 года в Париже. Вскоре после казни Лавуазье к вдове явились судебные приставы, чтобы описать имевшиеся в доме книги, мебель, предметы искусства и научный инструментарий. Список занял 178 страниц. спустя месяц с небольшим после казни отца и мужа, Мария-Анна была арестована по распоряжению Комитета общественной безопасности и отправлена в тюрьму, расположенную на улице Neuve des Capucines. Вскоре был арестован и её давний любовник Дюпон. Как и многих, их спасло падение Робеспьера 27 июля 1794 года. Комитет принял решение о её освобождении и возвращении ей имущества.

Несмотря на своё тяжёлое положение, Мария-Анна организовала издание трудов Лавуазье и его единомышленников Mémoires de Chimie (1796-1799), по её мнению, учёные, которые должны были бы выступить в защиту Лавуазье, ничего не сделали для его спасения. Мадам Лавуазье вела вполне светский образ жизни, салон её посещали знаменитые учёные Ж. Кювье, А. фон Гумбольдт, Ф. Араго, Ж.-Б. Био, Лаплас. Но она прекратила сношения с Фуркруа, де Морво и другими коллегами Лавуазье, принадлежавшими в эпоху террора к якобинцам. В 1801 году Мария-Анна познакомилась с Бенджамином Томпсоном, графом Румфордом, удачливым авантюристом и талантливым физиком. Румфорда покорили её ум и обаяние. В 1803 году они совершили путешествие по Баварии и Швейцарии. После кончины первой жены Румфорда они поженились 22 октября 1805 года. Однако брак этот не был счастливым: характер графа был не из лёгких, к тому же его раздражала излишняя, по его мнению, самостоятельность и независимость супруги. Сложные взаимоотношения супругов закончились разводом в июне 1809 года. Румфорд согласился на развод, заметив со вздохом: «Как же повезло Лавуазье с гильотиной!». Последние 27 лет жизни Мария Анна прожила одна, редко появляясь на людях.

Портрет господина и госпожи Лавуазье. Работа Ж.-Л. Давида (1788)

Происходивший из богатой семьи промышленников и торговцев Жан-Батист Сэй (1767-1832) стал главным французским экономистом классического «смитовского» образца. Чаще всего их рассматривают как «трио» Смит, Рикардо, Сэй (и добавляют еще Мальтуса и Милля). Из всех перечисленных в этом списке только Сэй — француз. Он родился и вырос в Лионе, позже переехал в Париж и начал работать торговцем, в 19 лет посетил Лондон. В эти 1785-6 годы Великобритания пережила один из самых блестящих периодов промышленного развития, и Сэй был в первых рядах, наблюдая за ним. В 1789 году он написал короткую пьесу «Тётя и притворство», затем «Любовный кюре», антиклерикальную пьесу, которая была поставлена в театре. Его деятельность как театрального писателя продолжалась до 1795 года, когда он написал комическую оперу «Les Deux Perdrix». Во времена ВФР работал на службе у одного известного банкира и мошенника, сблизился с жирондистами. В это время он стал республиканцем и никогда не переставал им быть, примерно тогда же познакомился с работами Адама Смита и очень высоко их оценил. После начала якобинского террора у него начались небольшие проблемы, но в целом он нормально вышел из ситуации и начал работать в главном журнале «Идеологов» — в «Декаде», где заведовал разделом по экономике. Время от времени он пишет статьи на темы литературы, театра, поэзии или рецензии на книги. Использованные им ссылки на других авторов свидетельствуют о его личном опыте и связях с англосаксонской культурой. Ему легче ссылаться на Свифта или Франклина, чем на Рим или Афины.

Сэй выступил против восстановления рабства Наполеоном после государственного переворота 1799 года и участвовал в обществах, выступавших за ослабление роли церкви, за отмену рабовладения и государственной цензуры (в основном это «идеологи»). А в 1803 году Сэй опубликовал свой самый известный труд «Трактат о политической экономии», где изложил гипотезу, что перепроизводство товаров и экономические кризисы невозможны. Производство приносит доходы, на которые покупаются товары соответствующей стоимости. Совокупный спрос в экономике всегда равен совокупному предложению (Закон Сэя). Важность Сэя заключалась в популяризации идей Адама Смита и призыве к сохранности акцента на полезности и спросе, а не на затратах и предложении. Он является автором ставшего классическим трехстороннего разграничения «производство – распределение – потребление». Следуя традициям французской школы и, в частности, черпая вдохновение у аббата де Кондильяка, он принимает теорию ценности-полезности : «полезность [вещей] является первым основанием их ценности». Он проводит различие между товарами и богатством и подчеркивает, что производство — это прежде всего создание «богатства», а значит, и полезности. Практически всю экономику он превратил в экономику услуг, даже производство материальных благ он описывал как обмен услугами. Сэй первым сместил акцент с экономики спроса на экономику предложения.

Работа была плохо принята Наполеоном, который попросил его переписать некоторые части своего трактата, чтобы подчеркнуть важность военной экономики, основанную на протекционизме и регулировании. Отказ Сэя помешал ему опубликовать второе издание трактата, и он был уволен из Трибуната в 1804 году (типа маловажного органа цензуры в законодательной власти), проведя четыре года во главе финансового отдела. После этого Сэй купил пай в текстильной фабрике, и это принесло ему богатство. В 1812 году он продал свой пай и поселился в Париже как состоятельный рантье, с этого времени он начал читать публичные лекции по политической экономии. В 1819 году получил кафедру промышленной экономии в Национальной консерватории искусств и ремёсел. Он много раз бывал в Англии и был дружен с Рикардо и Мальтусом. Имел огромное влияние на «индустриалистов», Шарля Конта (не путать с позитивистом), Адольфа Бланки (брата революционера), и всех французских либералов XIX века. Революционер Л.-О. Бланки в юности много времени проводил в гостях у Сэя.

Шарль Конт и индустриализм

Мы еще много раз будем возвращаться к Ж.-Б. Сэю, как центральной фигуре в экономическом обосновании либерализма во Франции, и как мы уже говорили в заметке о нем, он был учителем и вдохновителем «индустриалов», т.е. группы экономистов, которые были сторонниками промышленной революции, что ясно уже из названия. «Левым» ответвлением индустриализма считается сен-симонизм, «правым» — учение Шарля Конта (1782-1837). Здесь стоит также отметить, что наиболее близкие к Сэю британцы (Рикардо и Милль), тоже были сторонниками индустриализации, тогда как их главный оппонент Мальтус — защитником интересов крупных землевладельцев. Борьба этих групп была теоретически оформленной борьбой буржуазии (города) и аристократии (деревни). Но вернемся к Конту (не путать с позитивистом Ог. Контом). По профессии он был юристом, и поддерживал ярую борьбу против Реставрации в либеральной газете «Цензор», которую он основал в 1814 году вместе с Шарлем Дюнуайе (его мы рассмотрим отдельно). Тон их газеты сильно напоминал британских радикалов, но Конт и Дюнуайе назвали свои взгляды «индустриализмом», доктриной, вдохновленной «идеологией» Дестюта де Траси и Жана-Батиста Сэя. В 1820 году Конт был приговорен к двум годам тюремного заключения за нападения на короля и его правительство. Он укрылся в Швейцарии, где читал курс публичного права, а затем в Англии, где подружился с Джереми Бентамом.

Во Францию он вернулся в 1825 г. и вскоре опубликовал «Трактат о законодательстве» (1827), где изложил законы, управляющие развитием обществ, и причины, задерживающие это развитие. После этого продолжал сотрудничать с либеральной прессой. Он писал статьи в пользу Лафайета, особенно в «Американском обзоре» (1826-1827) и редактируемом фурьеристами «Энциклопедическом обзоре» (февраль 1830 г.). Избранный членом Академии нравственных и политических наук в 1832 г., он стал ее постоянным секретарем. Занимаясь экономическими вопросами, в дополнение к «Трактату о законодательстве», он написал «Трактат о собственности» (1834). И Конт не просто был последователем экономических идей Жана-Батиста Сэя, он даже женился на его дочери. Кроме того, считается, что Шарль Конт оказал большое влияние на Фредерика Бастиа, что создает непрерывную цепочку преемственности. Если кто-то думает, что связь Сен-Симона со всем этим очень натянутая, и что общее у них только вера в промышленность, то смею напомнить, что Сен-Симон был поклонником Ж.-Б. Сэя и даже писал, что основной трактат последнего «содержит все, что политическая экономия открыла и доказала до сих пор» и что «это именно nec plus ultra этой науки в Европе».

Кстати, существует классная статья — «Литература и политическая экономия: сравнительный анализ подходов Сен-Симона и Жана-Батиста Сэя» (2016), пытающаяся сравнивать Сен-Симона и Сэя, где также были отмечены связи Сэя с «рикардианской» школой, его участие в полемике с Мальтусом, переписка с Фрэнсисом Плейсом и Дюпоном де Немуром. Да и вообще, концентрация тесных связей между рассматриваемыми нами личностями здесь довольно высока.

Картина изображающая финансовую панику в Париже

И снова про эпикурейскую традицию философии

Вообще схема для США, Англии и Франции общая — просветительская философия, основанная на трудах Локка и его французских последователей, радикализируется до уровня эпикурейского материализма и утилитаризма, и становится фундаментом для либеральной мысли. Узловым центром, где происходит этот синтез — становятся всякие философы после ВФР. Такие явления, как «идеология» и утилитаризм (Бентам, де Траси и т.д.) это просто новые названия для очередного этапа развития философии Локка, Дидро, Кондильяка и т.д. Дальше вся эта традиция, самая т.н. «философия эпохи Просвещения» продолжает существовать под другими названиями, смешивается с позитивизмом (не путать с «контизмом») и существует в разных формах научного мировоззрения (т.н. «вульгарный» материализм) и теориях экономистов, либералов и либертарианцев. Отчасти эта традиция сказывается и на марксизме, но гораздо слабее, т.к. Маркс пошел по пути, проторенному немецкой философией «романтизма», принципиально отрицающей эпоху Просвещения и не признающей право на ее существование после ВФР (всякие Бентамы считались в лучшем случае ретроградами, которые пытались оживить морально устаревшие идеи).

Поразительно то, что мы, живущие под огромным давлением немецкого наследия (спасибо Марксу, большевикам и т.д.), продолжаем недооценивать просветительскую традицию. Мало того, что она просто неверно трактуется, через призму ее консервативных хэйтеров из Германии; так даже если Просвещение (допустим) реально было устаревшим дерьмом на момент XIX века, мы все равно игнорируем непрерывное продолжение этой традиции после ВФР. Пускай даже «дерьмовой», но все таки традиции, которая существует рядом с Гегелем, рядом с Марксом, рядом с романтиками, и все еще с ними полемизирует. Мы полностью сконцентрированы только на одной стороне этой полемики, и это немного странно, особенно учитывая, что уже 33 года как можно легко обращаться к альтернативным источникам.

Лафайет, Констан и Жермена де Сталь

Несколько раз мы уже говорили о том, что Жильбер де Ла Файет (1757-1834), известный как маркиз Лафайет, играл одну из ключевых ролей во Французской революции 🇫🇷 и революции в США 🇺🇸 (она же война за независимость). Он был авторитетной фигурой и для «радикалов» Британии. С ним искали контакты, ему посвящали книги и т.д. и т.п. Это он разработал французскую «Декларацию прав человека и гражданина» (при содействии Джефферсона). Выше мы уже видели, что знаменитый экономист Сэй оказался очень близок к «идеологам», и тоже самое в определенной степени можно сказать и про Лафайета, чей сын женился на дочери Дестюта де Траси, и который сам вместе с «идеологами» составлял активную либеральную оппозицию реставрированной монархии Бурбонов (даже участвуя в кружках карбонариев). Но если в США и Британии он был героем, то во Франции его репутация была более чем сомнительной. Он считался монархистом, пускай и по образцу Британии (см. фельяны); он участвовал в кровавых разгонах массовых восстаний парижан, и защищал королей Франции, как во время ВФР, так и в последующих революциях. Правда, стоит отметить, что правление Наполеона он не принял от слова совсем, а во время реставрации Бурбонов стал в оппозицию, как мы уже говорили выше. Поэтому он был скорее очень умеренным либералом, чем консерватором-монархистом. Лафайет слишком мало верил во французский народ (как впрочем и коммунисты), чтобы допустить полноценную демократию, и даже в 1820-е годы он уже выступал за то, чтобы просто сменить монарха на более либерального, что и случится в 1830 году, при активном содействии Лафайета. Когда от него буквально зависело будущее Франции, он высказался против республики и за Луи-Филиппа Орлеанского, так как последний «есть лучшая из республик». И это при том, что он был одним из лидеров радикально-левых карбонариев, близко знакомый в т.ч. с сен-симонистом Базаром. В разное время Лафайет ведет себя то как максимальный революционер, то как осторожный консерватор.

Уже в сентябре 1830 года, недовольный общим направлением политики Луи-Филиппа, он вышел в отставку с поста главнокомандующего Национальной гвардии (полученного в ходе революции 1830 года). А с февраля 1831 года он уже председатель «Польского комитета» (комитета в поддержку польского восстания), и горячо ратовал за вооруженное выступление Франции на стороне восставших поляков против Николая I (членами «комитета» также были «идеологи», в т.ч. Дестют де Траси, и там же была написана знаменитая «Варшавянка»). Но особенно сильно Лафайета возмутило подавление бунтов в Лионе, излишне жестокое на его взгляд. В 1832 году он посетил похороны противника короля генерала Ламарка, где нёс гроб и произнёс речь (те самые похороны, которые изображены в мюзикле «Отверженные»). Лафайет призывал к спокойствию, но в городе вспыхнул бунт, на площади Бастилии были возведены баррикады. К негодованию Лафайета король силой подавил восстание. Лафайет вернулся в деревню La Grange, где ранее был избран депутатом, и в ноябре 1832 года он выступил перед палатой депутатов, где обвинил короля в введении цензуры.

В 1833 году он основал оппозиционный «Союз защиты прав человека», но вскоре после этого умер от пневмонии. Король его недолюбливал, поэтому похороны прошли тихо. Зато президент США Джексон распорядился, чтобы Лафайет удостоился таких же почестей, каких удостоился Вашингтон после своей смерти в 1799 году. В обеих палатах Конгресса в течение 30 дней были вывешены чёрные флаги, депутаты носили траурные повязки. Конгресс призвал американцев принять такие же меры траура. В том же году экс-президент США Адамс произнёс трёхчасовую похвальную речь, где отметил что Лафайет «находится в верху списка безупречных и бескорыстных благодетелей человеческого рода».

Многие французские и даже британские деятели были связаны с Швейцарией, они могли там жить, или просто посещать эту страну, как пример работающей демократической республики. Некоторые, такие как Руссо, вообще происходили родом из Швейцарии. Точно также оттуда происходит один из крупнейших лидеров либерализма во Франции, Бенжамен Констан (1767-1830). Он особенно известен как писатель эпохи романтизма и гражданский муж писательницы Жермены де Сталь. В юности он учился в немецких и шотландских университетах, и Франции как-то избегал до 18-ти лет. Впервые он прибыл в Париж только в 1785 году; но и после этого, в 1788-1795 годах Констан был женат на немке Минне фон Грамм, и очевидно сохранял связи с германской культурой. Мадам де Сталь он впервые увидел в сентябре 1794 года в Женеве, когда после казни Людовика XVI она вместе с отцом (Жаком Неккером, известным экономистом-протекционистом и министром финансов, назначенным королем в канун революции) отправилась в изгнание в Швейцарию и на берегу Женевского озера в замке Коппе ожидала конца Террора. В мае 1795 года, уже после Термидора, они вместе вернулись в Париж, где Констан принял французское гражданство и начал активно участвовать в политике. В июне 1797 года у пары родилась дочь Альбертина.

С 1796 года Констан активно поддерживал Директорию (остатки правительства жирондистов), и находился в хороших отношениях с лидером директории Полем Баррасом. В 1799-1802 годах он был членом Законодательного трибунала (как и Сэй, Кабанис, де Траси), и стал лидером либеральной оппозиции, а с октября 1803 по декабрь 1804 года находился в эмиграции. Вместе с де Сталь они отправились в Веймар, где встретились с Шиллером, Гете, Виландом и Гердером. Назначенный членом Геттингенской академии, он перевел на французский стих «Валленштейна» Шиллера (1809). Констан — один из крупнейших представителей французского романтизма, но мы обойдемся только упоминанием его романа «Адольф» (1806). Взаимоотношения Констана и де Сталь продолжались до декабря 1807 года.

В период «Ста дней» он разрабатывал дополнения к конституции Наполеона. После вступления российских войск в Париж в мае 1814 года он был представлен императору Александру. В 1817 году Констан встал на сторону Уилфрида Реньо, обвиненного в убийстве вдовы, и приговоренного к смертной казни. Этот нормандский якобинец жил в Париже и подозревался в участии в сентябрьской резне во время революции. И несмотря на это, Констан выступил в его защиту и добился замены казни на 20 лет заключения (де-факто Реньо выйдет из тюрьмы раньше, после революции 1830 года). После этого Констан часто сравнился с Вольтером и его знаменитым «делом Каласа». В марте 1819 года Констан был избран в палату депутатов, где продолжал считаться одним из крупнейших лидеров либеральной оппозиции (в т.ч. вместе с «идеологом» Дону и Лафайетом). В 1822 году Гете так отозвался о Констане:

Я провел много поучительных вечеров с Константом. Кто помнит, чего добился этот замечательный человек в [поздние] годы и с каким рвением он продвигался, не колеблясь, по пути, который однажды выбрал и по которому всегда следовал, тот понимает, какие благородные стремления, еще не развитые, бродили в нем.

В 1830 году Констан поддержал Июльскую революцию, и кандидатуру короля Луи Филиппа, таки добившись победы над режимом реставрации Бурбонов, но в этом же году умер, так и не увидев результатов свое победы. Констан был прекрасным примером того, что даже немецкое культурное влияние вполне может соотносится к французским либерализмом (см. черновик статьи про немецкое просвещение).

Центральная тема его рассуждений, теоретических работ и выступлений в парламенте — свобода личности, взаимоотношения индивида и общества. Он всегда стоит на позициях индивидуализма. Как и большинство либералов того времени, он боролся против института рабства и отличал гражданские свободы от политических. На примере античности он как раз показывал, что имея политические свободы, на личном уровне римляне и греки были очень порабощены самыми разными ограничениями. И хотя Констан был чрезвычайно религиозным человеком, на первом месте среди свобод, необходимых человеку, Констан ставил свободу религиозную. Он был строго против того, что Францию объявили исключительно католической страной. Он также считается космополитом, и конечный пункт развития обществ Европы — создание единой европейской цивилизации, основанной на конституционных принципах, личных свободах индивидов и всемерном развитии индустрии. Европа 🇪🇺 рассматривалась Констаном как единое целое по своему глубинному содержанию. Он считал, что все народы Европы являются соотечественниками и враждовать могут только руководители государств, но никак не простые их жители. Даже чувство любви к родине он назвал анахронизмом для европейского человека XIX века.

Он также защищал принципы свободного рынка, поддерживая цензовую демократию, чтобы бедные люди не имели возможности влиять на законы, ибо без образования они могут наголосовать на победу условного Бабефа (ложный страх, но факт такого отношения у Констана есть). Огромное значение для будущего Европы и мира Констан придавал свободе экономической деятельности и, как следствие этого, развитию коммерции и индустрии. Он обосновывал тезис, что европейская цивилизация вступает в новый этап своего развития, который он назвал «эпохой коммерции». Благодаря развитию индустрии и коммерции, в результате свободной конкуренции, говорил он, человек обрётет, наконец, достаток и отдых. Именно индустриальное развитие принесёт народам политические свободы. Развитие индустрии и распространение либеральных принципов — это для Констана две стороны одного процесса. Идеалом государственного устройства он считает конституционную монархию по английскому образцу (см. фельяны). Комментаторы уже давно рассматривают либерализм Константа как простую рационализацию эгоизма и материальных интересов или как идеологический прикрытие для триумфа элитарного правительства. Эдакое теоретическое оправдание «денди», напоминающее либерализм Бульвер-Литтона. Литературное творчество Констана будто бы это только подтверждает. Но все таки, обоснования либерализма у Констана были адекватны даже в отрыве от его личности, если вообще допускать, что подобная критика оправдана, и сам Констан не был «идейным». Ведь не зря же в первые десятилетия XIX века он считался главным теоретиком французских либералов.

Констан прекрасно знал немецкую философию и романтизм (Кант, Шеллинг, Шлегель). Но его взгляды местами напоминают эпикурейские. В 1796 году он вступил в оживленную полемику с Кантом, который утверждал, что говорить правду — это моральный долг, не зависящий от контекста. Он также был страстным читателем многих французских либералов, включая Вольтера и сочинения Кондильяка. Он часто посещал кружки Фовеля и «идеолога» Кабаниса. С другой стороны, по словам Эмиля Брейе, он был врагом мысли XVIII века, полностью идя на поводу у немецких романтиков. Хотя он и выступал за индивидуальную свободу как жизненно важную для индивидуального и морального развития и соответствующую современности, он считал, что эгоизм и личный интерес не являются частью истинного определения индивидуальной свободы.

Возлюбленная Констана, так же как и он, считалась одним из лидеров либерального движения во Франции, но в отличии от него, она еще более консервативна, еще более связана с немецкой культурой и философией, еще более ориентировалась на идеалы фельянов (а не жирондистов). Жермена де Сталь (1766-1817), как мы уже говорили, была дочерью министра финансов Франции, условно либерального для своего времени, но все же сторонника меркантилизма, протекционизма и государственного регулирования. Перед умом и характером своего отца Жермена преклонялась до конца жизни (в 1804 году она издала «Vie privée de Mr. Necker»), и намеревалась написать ему апологию незадолго до собственной смерти. В салоне её матери сходились литературные знаменитости всего Парижа. Жермен с 11 лет постоянно присутствовала на этих вечерах, и уже тогда могла составить представление о литературном бомонде. В юности её любимыми писателями были Ричардсон и Руссо. Последний привлекал её своим культом природы и своей системой воспитания. Позже (1788) она посвящает ему восторженный очерк «Письма о произведениях и личности Ж. Ж. Руссо». Когда вспыхнула революция и Неккер вынужден был бежать из Франции, она сначала оставалась в Париже. И когда начались революционные волнения, она, пользуясь своим влиянием, спасала многих от гильотины, сама часто рискуя жизнью. Сентябрьские убийства 1792 г. заставили её бежать из Парижа. На дороге она была остановлена и приведена в ратушу, где лишь заступничество Манюэля спасло её от линчевания. После этого на небольшое период времени они бежали в Англию. Возмущенная жестоким обращением с королевой Марией-Антуанеттой, издала анонимно брошюру: «Размышления женщины о суде над королевой» (1793), в которой она пыталась возбудить сострадание в пользу королевы. В 1793 году Сталь переселилась в Швейцарию, где познакомилась с Бенжаменом Констаном.

В 1796 г. французская республика была признана Швейцарией и Сталь могла вернуться в Париж. Здесь её салон вновь стал влиятельным литературным и политическим центром. Среди постоянных посетителей его были крупные политики Сийес, Талейран, идеологи Гара и Клод Форьель, экономист Ж. Ш. Сисмонди. Она стала законодателем мод Европы, настолько популярной, что свои первые утопические работы Фурье посылал ей, в надежде на признание и оценку. Её главные произведения — романы «Дельфина» и «Коринна, или Италия», очерк «О Германии» (см. наш критический конспект этой книги). Одновременно с этим Сталь трудится над обширным сочинением «О литературе, рассматриваемой в связи с общественными установлениями» (1796-99). Задача книги — проследить влияние религии, нравов, законодательства на литературу и обратно. Изучая взаимодействие общества и литературы, наблюдая за постепенными изменениями в идеях и формах быта, Сталь констатирует в ходе исторического развития медленное, но непрерывное совершенствование (perfectibilité). В массе метких замечаний она обнаруживает понимание связи различных форм и направлений литературных произведений с социальной средой, и заканчивает книгу учением о том, чем должна быть литература в новом республиканском обществе: она должна служить выражением новых общественных идеалов и быть защитницей политической и нравственной свободы. Книга «О литературе», выйдя в свет после переворота 18 брюмера, шла вразрез с наступившей реакцией. Идея о взаимодействии литературы и общественного строя, и о неизбежности упадка литературы с исчезновением политической свободы не могла не казаться опасной правительству первого консула.

В 1802 году был издан первый роман мадам де Сталь, «Дельфина», который сочетает в себе политические и социальные вопросы своего времени, 🇬🇧 англофилию того времени, превосходство протестантизма над католицизмом, право на развод, и открыто осуждает регресс в положении женщин, происходивший даже несмотря на Революцию, она резко критикует положение женщины в патриархальной семье. По началу она видела в Наполеоне либерала, который призван довести дело революции до ума, но быстро разочаровалась, увидев все консервативные взгляды и законы последнего. И когда салон мадам де Сталь стал центром оппозиции, ей велено было выехать из Парижа.

В 1802 году она вместе с Констаном отправляется в Германию. Здесь она знакомится с Гёте, Шиллером, Фихте, В. Гумбольдтом, А. Шлегелем; последнему она поручает воспитание своих детей. Впечатления, которые она вынесла из своей поездки по Германии, легли в основание книги «О Германии», написанной пятью годами позже. После Германии она отправляется путешествовать в Италию, итогом чего станет книга «Коринна». В 1807 г., пользуясь отсутствием Наполеона, Сталь решилась поселиться в окрестностях Парижа. Слух о том, что она инкогнито появляется в самом Париже, достиг императора, нашедшего, среди забот прусского похода, время предписать о немедленном её удалении назад в Швейцарию. В 1807-1808 гг. Сталь вновь посетила Веймар и побывала в Мюнхене и Вене. В книге «О Германии» она задается целью познакомить французское общество с характером немецкой национальности, с бытом немцев, их литературой, философией и религией. Она ставит своей задачей защиту наций, их прав на политическую и духовную независимость; она пытается доказать, что нация не есть создание произвола отдельных личностей, а явление историческое, и что мир Европы обуславливается взаимным уважением прав народов.

В 1812 г. преследование швейцарских властей, действовавших в угоду Наполеону, заставило Сталь бежать из Коппэ, и она через Австрию отправилась в Россию, куда попала уже после поражения Наполеона, и была принята очень хорошо в кругах русской либеральной аристократии. Реакция, водворившаяся после реставрации, возбудила её негодование. Её одинаково возмущали как «унижение» Франции иноземцами, так и нетерпимость и обскурантизм партии аристократических эмигрантов. В 1807 году Жак Ле Рей де Шомон отправил Джефферсону копию «Коринны», а также передал Сталь первое письмо Джефферсона, адресованное ей. Это ознаменовало начало серии из восьми писем между ними, последнее из которых было отправлено Сталь Джефферсону незадолго до ее кончины в 1817 году. Переписка между Сталь и Джефферсоном проливает свет на увлекательные отношения между двумя важными фигурами, охватывая личные (например, желание сына Сталь, Огюста — посетить Соединенные Штаты, чтобы «совершить паломничество к разуму и свободе») и глобальные. Известно, что в 1816 году в письме Томасу Джефферсону Сталь пишет: «Если удастся уничтожить рабство на Юге, по крайней мере одно правительство в мире будет настолько совершенным, насколько это вообще возможно для человеческого разума». Хотя ученые обычно понимают это как критику рабства в южных штатах Соединенных Штатов, из-за неоднозначности перевода слова «юг» с оригинального французского языка другие ученые предположили, что де Сталь мог иметь в виду колонизацию в Южной Америке.

Несмотря на огромное влияние немецкой культуры, как типичный французский либерал, близкий к фельянам, де Сталь считала образцовым государством — Англию, в которой видела лучшее выражение свободы, как до начала ВФР, так и после падения Наполеона. Как стандартный либерал своего времени, она боролась за права женщин и освобождение рабов. И хотя в своей философии она склонялась к немецкому идеализму (вещь в общем-то консервативная), и никогда не прекращала быть идейной аристократкой, в целом она оценивала итоги революции положительно, а наступившую Реставрацию Бурбонов — как худшее, что могло произойти с Францией.

Правый либерализм (Дежерандо и Руайе-Коллар)

В каком-то смысле уже кружок Мадам де Сталь можно считать проявлением правого либерализма во Франции, и сюда же, по очень многим параметрам, можно было бы отнести как Лафайета, так и Констана или Сэя. Однако, помимо явных право-либеральных тенденций у них было и много типичных лево-либеральных идей в духе радикализма. Поэтому мы решили оставить их как бы в центре. Из всего этого центра, самой правой была де Сталь, но были во Франции и либералы поправее нее. Одним из них, лингвист и педагог Жозеф-Мари Дежерандо (1772-1842) считается одним из зачинателей антропологии. Родом из богатой семьи в Лионе, в юности он посещал в Париже семинарию и готовился поступить в какой-нибудь духовный орден, чтобы посвятить себя исключительно благотворительности; но этому помешала революция. В 1791 году он становится на сторону католиков, отказывавшихся признать гражданское устройство духовенства; в 1793 году вступает в ряды городской милиции восставшего Лиона (в одних рядах с Фурье). Попав раненным в руки республиканцев, он проводит несколько месяцев в тюрьме, поступает затем в солдаты и бежит за границу (почти как Фурье), в Швейцарию и Италию. Амнистия 1796 года позволяет ему вернуться на родину. Он становится деятельным помощником своего друга Жордана, избранного в совет пятисот, и вместе с ним после 18 фрюктидора (восстание с целью очистить Директорию от монархистов) оставляет на время Францию; изучает в Тюбингене немецкую литературу и философию.

Возвратившись во Францию, он поступает на военную службу. Случайно узнав о заданной Парижским институтом («идеологи») теме «Определение влияния знаков на формирование идей», Дежерандо пишет на эту тему статью. Оригинальность мыслей, шедших совершенно вразрез с господствовавшими тогда во Франции воззрениями Кондильяка, обращает на него общее внимание и вводит его в круг госпожи Сталь. Так союзники немецкой философии нашли друг друга. Он был эклектиком еще до Кузена и, ставя на первый план эмпиризм, старался установить связь между метафизикой и положительными науками (позже войдет в кружок Мэн де Бирана, местной версии Фихте). В начале XIX века он пишет ряд работ на подобные тематики, одну важную работу о методах изучения диких народов, где советует жить в рядах туземцев, чтобы иметь доступ к более тонким элементам их жизни и лучше понять все изнутри (создает «Общество наблюдения за человеком», которое иногда смешивают с движением «идеологов», и где находились передовые биологи Франции). А в 20-30-годы Дежерандо переходит всецело к теме воспитания и его влияния на людей всех возрастов.

Казалось бы, а где тут либерализм, если это обычный консерватор? Он нашел место и при Наполеоне, и при Реставрации, никогда не был оппозиционером. Так что это за либерализм? Ну, во-первых, как это чаще всего бывает, консерватор = социалист, а социалист = консерватор. Это, конечно, не либерализм, но все равно фигура интересная. В 1802 году он участвовал в основании «Общества поощрения промышленного образования народа» и «Общества начального обучения» в 1815 году. Дежерандо видит в чтении фактор социальной интеграции и борьбы с бедностью. В 1824 году он опубликовал «Посетителя бедняка», где советовал, как с туземцами, изучать бедность изнутри, выходя «в поля». Кроме изучения самой проблемы, он, как видим, пытался предлагать и решения, но как паллиатив — пропагандировал хотя бы благотворительность. А во-вторых, он все же входил в круги а-ля Мадам де Сталь, и был активным борцом против рабства. В декабре 1834 г. он был одним из основателей «Французского общества за отмену рабства».

Таким же, как и Дежерандо консерватором с небольшими либеральными нотками был Пьер Поль Руайе-Коллар (1763-1845). Это еще один пример того, как вражда с «идеологами» и французским просвещением — связана с отказом от либерализма и консервативным мировоззрением. Начинал Руайе-Коллар еще не так уж плохо, он был адвокатом при парижском парламенте, а после падения Бастилии стал членом Парижской коммуны, в которой сидел на скамье умеренных, рядом с Камилем Демуленом и Дантоном. Но после событий 10 августа 1792 года, когда крайняя партия одержала верх (а король казнен), Руайе-Коллар отстранился от политических дел. По началу он поддержал жирондистов, но после начала Террора должен был скрываться. В 1797 году вступил в совет пятисот и произвёл большое впечатление речью о возведении католицизма вновь на степень господствующей религии, при полном сохранении свободы совести и исповеданий. После переворота 18 фрюктидора Руайе-Коллар был исключён из совета пятисот. Вместе с другими лицами, видевшими в восстановлении Бурбонов единственное средство к восстановлению порядка, Руайе-Коллар образовал «тайный совет Людовика XVIII», поставивший себе задачей доставлять претенденту точные сведения о положении дел во Франции и руководить его политикой. Вся переписка совета велась, по-видимому, Руайе-Колларом, влиятельнейшим его членом. Вскоре, однако, Руайе-Коллар убедился, что Бурбоны не понимают новых требований жизни, и объявил Людовику XVIII, что совет прекращает своё существование.

В 1810 году Руайе-Коллар занял кафедру философии в парижском Факультете искусств и, выступив против сенсуализма Кондильяка, явился основателем, хотя и не самым крупным представителем, психологической или эклектической школы, видевшей в психологии основание всей философии. Он черпал свою оппозицию философии Кондильяка главным образом из изучения Рене Декарта и его последователей. И это он ввёл во Францию психологию Рида, и, в принципе, стал местной разновидностью И. Канта. После первой реставрации Руайе-Коллар был назначен генеральным директором по делам печати и выработал закон о печати, установивший предварительную цензуру, а после второй реставрации он занял пост президента комиссии народного образования и составил законопроект, направленный к ограждению учебных заведений от всяких политических тенденций. Больше значения имела его деятельность в качестве члена палаты депутатов, в которой он явился вождём партии «доктринёров», сначала стремившихся к союзу с правительством. Когда власти, в лице Виллеля, достигли ультрароялисты, Руайе-Коллар перешёл в оппозицию, заняв неопределённое положение между министерством и левым центром. Журналом партии стал «Цензор», газета «индустриалов», и в целом «доктринеры» были партией типичных «фельянов», т.е. все таки либералов, хотя очень и очень «правых» (как современные консервативные партии Европы, или республиканцы США).

На выборах 1827 года Руайе-Коллар стал президентом платы депутатов и поставил себе задачей примирить все партии и охранять правительство Мартиньяка (относительно либеральное для того времени) от всяких враждебных попыток. Когда последнего сменил Полиньяк (реакционер), Руайе-Коллар, в качестве президента палаты, стал во главе депутации, которая в марте 1830 года представила королю адрес, подписанный 221 депутатом и требовавший увольнения министров. Действия правительства, послужившие ответом на этот адрес, привели к падению династии, что вовсе не входило в виды Руайе-Коллара. В 1830 году оканчивается деятельная политическая жизнь Руайе-Коллара, хотя он ещё 12 лет заседал в палате депутатов. В 1843 году, когда парижский университет вступил в открытую борьбу с иезуитами, он принял сторону последних.

Левые либералы (Грегуар и Сисмонди)

Один из лучших примеров французского либерализма, активный сторонник всеобщего избирательного права, запрета рабства, равноправия рас — Батист-Анри Грегуар (1750-1831), известный как аббат Грегуар. Он был французским священником, а позже епископом, который еще до начала революции написал «Очерк физического и морального возрождения евреев» (1788) и выступил защитником веротерпимости и эмансипации евреев. Избранный в Генеральные штаты депутатом от духовенства округа Нанси, он первый среди духовных заговорил о необходимости соединиться с третьим сословием и указал своим собратьям на пропасть, отделявшую бедное, приниженное сельское духовенство от высшего клира, примыкавшего к знати. В Учредительном собрании он стоял за отмену привилегий дворянства, за эмансипацию евреев, за дарование гражданских прав свободнорождённым неграм и мулатам колоний в виде переходной ступени к совершенной отмене рабства. Когда в 1790 году выработано было гражданское устройство духовенства, Грегуар первый принёс ему присягу и стремился склонить к тому же остальное духовенство. Избранный в Конвент в 1792 году, он в первом же заседании намеревался внести предложение о провозглашении республики. Он отстаивал право народа судить короля как своего первого слугу, но тогда же внёс предложение об отмене смертной казни, в которой видел остаток варварства. Во время террора Грегуар держался в стороне и всю свою деятельность сосредоточил в комитете народного просвещения. Он выработал обширный план, который должен был покрыть Францию сетью библиотек, земледельческих училищ и проч.; по его инициативе были учреждены Консерватория искусств и ремёсел и Национальный институт (вотчина «Идеологов»). Во времена Директории аббат Грегуар был членом «Совета пятисот». Он и его коллеги-члены Совета выступили против государственного переворота 18 брюмера, в результате которого Наполеон захватил власть.

При Наполеоне он стал членом и одно время президентом Законодательного корпуса, наконец сенатором, но не играл уже выдающейся политической роли. Он возглавил национальные церковные советы 1797 и 1801 годов, но решительно выступал против политики Наполеона по примирению со Святым Престолом, и после подписания Конкордата он оставил свой епископский престол. Грегуар был одним из пяти членов Сената, которые голосовали против провозглашения Французской империи, и он выступал против создания нового французского дворянства. С целью опровергнуть мнение о неграх как о низшей расе он издал книги «Негритянская литература» (1808), в которой собрал всё когда-либо написанное негром или мулатом, и «О торговле и рабстве чернокожих и белых» (1809-15). В последние годы правления Наполеона он путешествовал по Англии и Германии, но в 1814 году вернулся во Францию. После реставрации Бурбонов Грегуар оставался влиятельным, хотя как революционер и раскольнический епископ он также был объектом ненависти роялистов. В сочинении «О французской конституции 1814 года» (1814) он указал на недостатки «хартии» Бурбонов. Новое правительство отнеслось к нему с непримиримой враждой. При преобразовании института в академию он был исключён из этого учреждения. Когда город Гренобль избрал в 1819 году Грегуара депутатом, в среде роялистов поднялось сильнейшее волнение. Человеколюбивого Грегуара клеймили именем цареубийцы, тогда как на самом деле он протестовал против любой смертной казни. Людовик XVIII, забывая, что сам незадолго перед тем сделал министром Фуше, увидел в избрании Грегуара угрозу Бурбонскому дому, и выборы эти были кассированы.

С особой ненавистью преследовало Грегуара духовенство. Перед смертью Грегуара (28 мая 1831 года) архиепископ Парижский Иасент Луи де Келен потребовал от него отречения от присяги, принесённой им в 1790 году (то есть, от поддержки указа о гражданском устройстве духовенства), и когда он отказался, официально лишил его причащения и христианского погребения. Тем не менее, отпевание аббата состоялось вопреки прямому запрету архиепископа, после чего, по инициативе Лафайета, аббат Грегуар был торжественно похоронен на кладбище Монпарнас при большом стечении народа.

И последний, кого мы рассмотрим тут, это наверное любимый официальный экономист Маркса, также широко цитируемый и всеми остальными социалистами — Жан Шарль Леонар де Сисмонди (1773-1842), или проще — Сисмонди. По степени влияния на социалистов он уступает разве что Рикардо, но во Франции он запросто его теснит. Сисмонди происходил из зажиточного рода мигрантов из Италии. Сначала они прибыли во Францию, потом в Швейцарию 🇫🇷🇨🇭. Его отец был членом совета в Женеве, но по основному роду деятельности — сельским священником, и поэтому его состояние не было прочным. Проблемы с деньгами заставили Сисмонди оставить Женевский университет, не окончив курса, и поступить на службу в один из банков Лиона (где как раз торговал Фурье и работала мадам Ролан). Но восстание лионского населения против национального конвента (1793), то самое, которое поддержал Фурье, вынудило Сисмонди бежать обратно в Женеву. Здесь также разразилась революция, причём его семья сильно пострадала за свои аристократические симпатии (ср. Дежерандо и Руайе-Коллар): и отец, и сын попали в тюрьму. За этим последовало новое бегство, и после короткого пребывания в Англии 🇬🇧 вся семья переселилась в Тоскану 🇮🇹, где приобрела имение на одном из холмов близ города Пеша.

В Женеву Сисмонди вернулся в 1798 году, где занял место секретаря торговой палаты. Вскоре выходят первые его политико-экономические сочинения — «Картина тосканского сельского хозяйства» (1801), навеянная работой на ферме и «Принципы политической экономии» (1803) — где Сисмонди развивает идеи Адама Смита, и в принципе находится в русле идей о свободном рынке. Последняя работа выходит синхронно с книгой Сэя, и вряд-ли выбивается из общего тренда. Эти сочинения создают ему репутацию солидного учёного; Сисмонди попадает в поле зрения сподвижников Александра I, только что приступивших к реформе системы образования в России, но отклоняет приглашение возглавить кафедру политэкономии в Вильно. Но Сисмонди предпочёл покровительство мадам де Сталь, и считался одним из её приближённых, несмотря на конфликт со столь же близким ей Шлегелем. Во время работы над монументальным трудом «История средневековых республик Италии» состоял в платонических отношениях с графиней Олбани, а де Сталь он интересовал как источник информации для работы над книгой «Коринна», события которой происходили в Италии. С этого времени и до самого конца жизни главной сферой деятельности Сисмонди будет история Италии и Франции, а не чистая экономика. Он считается предшественником «немецкой исторической школы» Фридриха Листа, и возможно как раз изучение истории привело его к переосмыслению экономики.

Не только близость к госпоже де Сталь, и не только симпатии к аристократии отличали его от группы либеральных идеологов. В отличии от них он симпатизировал Наполеону, и когда в 1813-14 гг. жил в Париже, то даже имел возможность попасть на личную аудиенцию к императору. Это показывает, что уже тогда Сисмонди сместился с позиций экономического либерализма в сторону протекционизма, поскольку Наполеон был именно ярым протекционистом, консерватором и врагом «идеологии».

Завершив свою книгу по итальянской истории, в 1818 году он начал свою «Histoire des Français», опубликованную в 29 томах за 23 года. А затем переселился в Англию 🇬🇧, где в 1819 году женился на знатной девушке Джесси Аллен (1777-1853). Картины обнищания лондонского рабочего люда заставили его отшатнуться от представлений Адама Смита о свободной конкуренции как о естественном порядке вещей. Ради равномерности распределения национального богатства он первым признал необходимость государственного вмешательства в экономику. Его считают одним из первых важных критиков классической английской экономики. В принципе, Сисмонди может служить очередным примером того, как консерватизм во взглядах на жизнь связывается с кружками по немецкой философии, приводит к анти-либеральной экономической теории и обожанию государственного сапога, и легко перетекает в некие формы социализма. Или, по крайней мере, социалисты берут таких авторов на щит.

Приверженность Сисмонди экономическому либерализму Рикардо и Смита закончилась в 1819 году публикацией «Новых принципов политической экономии». Впервые экономист говорит о необходимости перераспределения богатства. Его основным доводом в пользу государственной интервенции было то, что прежде, чем на рынке установится «равновесная цена», населению придётся пройти через страдания, и поэтому правительство обязано сгладить переходный период. По его мнению, экономический либерализм не только не обеспечивает всеобщего благосостояния, но и увеличивает страдания рабочих, потому что: (1) конкуренция оказывает давление на издержки производства и, следовательно, на заработную плату; (2) высокие темпы технического прогресса означают, что ретрограды сопротивляются, снижая цены и, следовательно, зарплаты.

Таким образом, возникает противоречие: механизация вызывает безработицу, заменяя человека машиной, и позволяет массовое производство продукции, которую рабочие не могут купить, что приводит к перепроизводству. Помимо этого Сисмонди считается еще и первооткрывателем цикличности экономического развития. Его взгляды критиковали как французские (Жан-Батист Сэй), так и англосаксонские либералы (Рамсей Мак-Куллох, Роберт Торренс и Давид Рикардо). И это остается одним из самых известных экономических споров и одним из самых яростных вызовов «закону Сэя», согласно которому спрос и предложение всегда уравновешиваются. Из закона Сэя следует невозможность кризисов перепроизводства в рыночной экономике. В качестве решения проблем капитализма Сисмонди сформулировал программу государственного вмешательства, направленную на защиту рабочего класса, борьбу с чрезмерной конкуренцией и регулирование прогресса во избежание безработицы и экономического кризиса. Основные ее пункты:

профессиональная гарантия, когда начальник заботится о больном или безработном работнике;
конец размежевания труда и собственности, т.е. возвращение к ремесленничеству и мелкому фермерству.

Сисмонди даже говорит об ограблении рабочего при капитализме и считает, что заработная плата должна быть равна всей стоимости продукта труда рабочего. Его позиции частично подвергались критике со стороны Маркса, который считал его лидером «мелкобуржуазного социализма», и Ленина, который называл его «романтическим социалистом». Сисмонди не считал себя социалистом и особенно осуждал систему Сен-Симона. Он даже не считал себя демократом. В 1835 году он сказал:

«Я либерал, или, еще лучше, республиканец, но уж точно не демократ».

Он особенно осудил последствия голосования большинством, которое он считал тираническим для меньшинства (ср. всех тех либералов, которых мы рассматривали, которые боролись за всеобщее избирательное..). Сисмонди всегда защищал частную собственность и резко критиковал в этом пункте Руссо, и считал ее не «естественным правом», а правом, установленным государством (ср. Бентам). В статье, посвященной дебатам вокруг Хлебных законов, он раскритиковал последствия свободной торговли, особенно в отношении сокращения рабочих мест, которое она вызывает (и выходит встал на сторону Мальтуса в споре с Рикардо). Так что, получается, что Сисмонди утверждал, что является учеником Адама Смита, но выступал против закона Сэя (вместо того чтобы отрицать возможность перепроизводства, он объяснял его тремя факторами: недопотреблением, конкуренцией и неопределенностью прогнозирования рынков сбыта) и выступал за государственное вмешательство. Поэтому его не считают «классиком», а считают предшественником Шумпетера в его работах по техническому прогрессу и, по мнению разных авторов, иногда считают ранним экономическим социал-демократом 🌹. Кроме того, он сторонник социальной защиты рабочих и критик промышленной революции и внедрения машин. Но, как мы видели, сам не считает себя социалистом, и является скорее консервативным либералом (ср. фельяны, де Сталь, Дежерандо и Руайе-Коллар). В качестве завершения, приведем здесь высказыванием Карла Маркса из его «Капитала»:

«Если в лице Рикардо политическая экономия беспощадно делает свои конечные выводы и этим завершается, то Сисмонди дополняет этот итог, представляя на себе самом ее сомнения».

Краткое резюме статьи

Рассмотрев ранний либерализм в Британии и США, мы перешли к аналогичному периоду развития идей во Франции. Начали мы тоже с небольшого предисловия, объясняющего некоторые особенности французской партийной борьбы, и почему мы концентрируем внимание не столько на фельянах, сколько на жирондистах (одним из которых был Томас Пейн). Мы рассмотрели основателя и лидера группы жирондистов — Жака-Пьера Бриссо, который, как и многие другие либералы в Англии, был активным борцом против рабовладения и расизма. Также и его напарника Пьера Виктюрниена Верньо, который, к тому же, был еще и открытым атеистом и сторонником экономического либерализма. Ну и конечно же, самого знаменитого жирондиста — философа Николя де Кондорсе, который объединил все лучшие черты вышеназванных, а также и многих британских коллег, борца за равноправие женщин, против смертной казни и карательной судебной системы, и создателя одной из самых знаменитых книг с обоснованием прогресса в истории человечества.

Особенно примечательна «душа» партии жирондистов — Мадам Ролан, которую называли «единственным мужчиной, которого выставила Жиронда», ставшая одной из святых мучениц либерализма во Франции. В связи с ней мы рассмотрели еще несколько примеров того, как женщины администрировали важнейшие «салоны», в которых встречались лучшие умы Франции (особенно салоны Леспинас, Софи Кондорсе и мадам Гельвеций). В отличии от многих других женщин, Ролан не особо сражалась за права женщин, но вот Олимпия де Гуж уже может считаться крупнейшей феминисткой Франции того времени (также жирондистка, за свободу рабов и т.д. и т.п.). Заодно мы рассмотрели и радикально-левых феминисток, которые склонялись скорее к якобинцам — Теруань де Мерикур, Клер Лакомб и участвующую почти во всех чисто женских клубах баронессу д’Элдерс. В качестве бонуса упомянули «салон ученых» мадам Лавуазье и язвительные комментарии якобинцев против феминизма.

Идейным центром жирондистов был «Социальный кружок» (удостоенный похвалы Маркса, правда за то, что там присутствовали бабувисты..), тесно связанный с салоном мадам Кондорсе. Практически все (Бриссо, Верньо, Кондорсе, Ролан, де Гуж) — были казнены в 1793-4 годах режимом Робеспьера. Дальше «салон мадам Кондорсе и центр жирондистов перетекает в «идеологию» и сливается с ложей «Девять Сестер» и салоном мадам Гельвеций». Поэтому мы напоминаем о фундаментальной роли «Идеологов» (Дестют де Траси, Вольней, Кабанис и т.д.) в развитии французского либерализма в целом и «Французской либеральной школы» экономики в частности. Идеологи становятся таким же узловым пунктом в развитии идей Просвещения, как «бентамисты» (утилитаристы) в Британии.

Вспомнили и классического либерала-физиократа — Дюпона де Немура. После чего перешли к наиболее «классическим» либералам Франции, ставших символами либерализма в масштабах всей Европы. Среди них экономист Жан-Батист Сэй, революционер Лафайет, писатели Бенжамен Констан и Жермена де Сталь. Мельком затронули последователя Сэя и основателя школы «индустриалов» — Шарля Конта; а также гуманиста и ведущего борца с рабством, священника Анри Грегуара, в качестве развития либерализма «слева». С другой стороны, рассмотрели близких к немецкой философии и склонных к консерватизму (прямо как Констан и де Сталь) «правых» либералов — Дежерандо и Руайе-Коллара. Из стоящих на стыке либерализма, консерватизма и социализма деятелей мы рассмотрели только Сисмонди🌹, первого социал-демократа от экономики, аналог «рикардианского социализма», но радикальнее, и на французской почве. Все остальные социалисты Франции уже рассматривались в отдельном цикле. После всех этих деятелей мы можем перейти от раннего либерализма к тому, который уже непосредственно конкурирует с оформленным движением социалистов и коммунистов в 30-50е годы XIX века.

Tags:

либерализм, материализм, Просвещение, социализм, философия, эпикуреизм

ECHAFAUD

ECHAFAUD