В отдельном цикле Телеграм-постов нашей группы мы рассматривали философию Украины с начала XVI до конца XVIII века, и даже вынесли на сайт несколько статей о философах Стефане Яворском, Феофане Прокоповиче и Георгии Конисском. Все они были либо умеренно приближенными к дискурсу французского просвещения, либо вообще принципиальными рационалистами в духе Декарта и Лейбница. Собственно классического просвещения мы там не увидели. Влияние немецкой философии в это время многократно нарастало, так что даже Ломоносову приходилось учиться преимущественно у немцев. Но даже несмотря на такую сложную обстановку, философский сенсуализм имел в Киеве некоторую почву. Рассматривая западную схоластику, местные философы практически всегда склонялись к умеренным формам номинализма, признавали сенсуализм первой ступенью познания (и часто даже фундаментально необходимой), и находились под влиянием Уильяма Оккама и Дунса Скотта. Другими словами, это был самый прогрессивный аристотелизм, который только можно было себе вообразить. А значит этого уже было достаточно для выдвижения концепций, близких французскому сенсуализму и последователям Джона Локка. Тем более, что некоторые киевские философы даже читали их сочинения в подлиннике. Об этих деятелях, и степени их близости к эпикурейской традиции мы теперь и поговорим.
Философия Мануила Козачинского
В духе французской философии Гельвеция (который творил гораздо позже) на территории Украины писал крупный педагог Мануил (в монашестве Михаил) Козачинский (1699-1755). К сожалению, о нем самом известно не так уж много. Он родился в местечке Ямполь (совр. Винницкая область), в семье обедневших шляхтичей украинского происхождения и православного вероисповедания. Благодаря такому этно-религиозному сочетанию, еще в отрочестве Мануил покинул Подольский край и перебрался в Киев, став подданным Российской империи. В 1718 году он выступил в московской Славяно-греко-латинской академии (вторая академия после киевской в России, основанная выходцами из Киева) на диспуте в присутствии Гедеона Вишневского с тезисами на тему “Organum Aristotelis tia ratо nomini”, a в 1733 году уже в Киево-Могилянской академии, где он и получал свое основное образование, выступил с защитой “Theses ex universa theologia”.
Сначала он преподавал риторику в Киево-Могилянской академии, но уже очень скоро был послан митрополитом Рафаилом Заборовским в Сербию, где реорганизовал в Сремских Карловцах школу по образцу Киево-Могилянской академии, в которой преподавал латынь, поэтику и риторику, был даже ее префектом и ректором. В Карловецком школьном театре в 1734 году была поставлена написанная им “Трагедия, сиречь печальная повесть о смерти последнего сербского царя Уроша Пятого и о падении Сербского царства”. Произведение имело черты киевской школьной драмы с элементами барокко, изобиловал мифологическими и античными персонажами и аллегорическими фигурами, но был построен на реальной исторической основе из жизни Сербии XIV в. В нем воспевалась роль образования и науки, подавались сведения о характере обучения и структуру учебных заведений того времени. Написанная на староукраинском языке, она была чрезвычайно популярной в Сербии, поспособствовала становлению сербского театра. До весны 1737 он преподавал в Сербии, а затем через Хорватию, Германию и Польшу возвратился на родину.
Вернувшись в Украину в 1738-39 годах, Козачинский начал преподавать философию во все той же Киево-Могилянской академии, где прочитал три двухлетних курса. После окончания преподавания в академии он стал игуменом Красногорского Гадячского монастыря, а впоследствии – архимандритом Слуцкого Троицкого монастыря. До 1745 г. ученый прочитал курсы философии под названиями: “Курс философский” (1739-1741), а в 1745 г. в Киеве была напечатана “Философия Аристотелева…“. Это текст публичного диспута, проведенного под руководством Михаила Козачинского в Киево-Могилянской академии в марте того же года. В книге приводятся краткие философские тезисы диспута на латинском, староукраинском и польском языках, далее идут стихи и панегирики в честь гетмана К. Разумовского. Автор издал книгу в надежде на то, чтобы получить денежную поддержку от Разумовского для академии, которая все время испытывала материальные нужды. Козачинский также известен своими панегириками императрице Елизавете, и поскольку он были исполнены в довольно простом стиле, то их активно высмеивали современники из Петербурга. Но как бы там ни было, Козачинский стал одним из пионеров нового направления в придворной поэзии и был весьма заметной фигурой в масштабах всего государства.
Своеобразность сенсуализма Козачинского
В лице Козачинского мы имеем типичного представителя местного просвещения, который в своей философии был близок к представителям неосхоластики, и активно пользовался наследием Аристотеля. Как и Прокопович и многие другие профессора Могилянки, он считал, что основным двигателем общественного развития является образование, и что именно оно помогает совершенствовать мир. Высшим судьей в жизни и деятельности как отдельного индивида, так и целого общества Козачинский признавал разум. Счастье человека, по его мнению, заключается в умении использовать собственный разум, в постоянном воплощении его постулатов в жизнь. Мыслитель отказывался от некритического отношения к авторитетам, осуждал суеверие вместе с верой в чудеса, и высоко ценил самопознание человека. В вопросах гносеологии философ исходил из принципа возможности познания мира, который существует объективно и независимо от человека. Он выражал убежденность в неограниченности способностей человеческого разума как в сфере познания, так и в сфере веры.
В гносеологии Козачинский придерживался сенсуалистических взглядов, и считал, что ум человека подобен “чистой доске” (tabula rasa). Поэтому никаких врожденных идей не существует. Врожденными могут считаться лишь способность чувствовать, представлять и думать. Все остальное формируется под влиянием внешнего мира. Критерием истинности познания он считал “естественный свет разума”. Все научные труды ученого были пронизаны мыслью о значении опыта в процессе познания окружающей действительности, рассуждениями о ведущей роли воспитания в формировании личности, о социальном статусе науки и школьного образования.
Рассматривая онтологические вопросы, Козачинский проявлял приверженность к деистическим взглядам, понимая Бога, как творца природы и внешнюю причину для движения и развития, проявляя вместе с тем уклон в сторону пантеистического отождествления Бога и природы. Рассматривая этот вопрос, он указывал на то, что название “природа” происходит от слова “производить”. Термин “природа” используется вместо Бога, который является автором природы, и поэтому его называют “создателем природы”, а вещи – “тварью” (созданными), выступающими как “порожденная природа”. В понятие “природа” Козачинский вкладывал и другой смысл, а именно совокупность всех вещей, универсум, приходя к выводу, что название природы совпадает с материей. Создав мир и наделив его внутренней причиной саморазвития, движения и совершенствования, Бог больше не вмешивается в ход природных процессов. Он выступает лишь гарантом стабильности и порядка в природе, хранителем природных законов. Тело, трактуемое Козачинским как субстанция, имеет своим фактором существования материю, которая воспринимается из опыта. Рассматривая природные вещи, их возникновение и разрушение, по мнению мыслителя, мы неизбежно приходим к мысли о существовании первоматерии. Ее нельзя увидеть, о ней можно лишь мыслить. Козачинский особенно подчеркивал единство материи и формы. С одной стороны, материя стремится к форме; с другой, форма – к материи. Материя и форма – две необходимые основы (принципа) природного бытия, без которых оно не может существовать. Материя, по его мнению, является однотипной во всех телах; также нет различий между материей небесных тел и земных.
К внутренним необходимым свойствам материи Козачинский относил движение, понимая под ним изменение, благодаря которому вещь становится другой, по сравнению с тем, какой она была раньше. Он насчитывал шесть видов движения: рождение и гибель, увеличение и уменьшение, изменение качества и перемещение. Состояние покоя рассматривал двояко: отрицательно, когда отсутствует движение в теле, и положительно, если покой берется как определение движущегося тела. С телом связывалось также и время, отмечая, что когда мы лишаемся времени, то лишаемся и самой природной вещи (иными словами, движение/время это способ существование тел, найдите 10 отличий от тезиса Фр. Энгельса). Вообще мыслитель стоял на позициях теории “двойной истины”, разграничивал философию и теологию, науку и веру, естественное и сверхъестественное (или физику и метафизику). Философию он трактовал как сферу разума, а теологию – как сферу веры. Также он высоко ценил науки и благосклонно относился к взглядам М. Коперника и Г. Галилея. Но при наличии деистических и пантеистических взглядов он вполне закономерно был сторонником “философии Целого”, а поэтому отрицательно относился к учению Эпикура, с которым не мог согласиться в частности и потому, что возникновение мира у эпикурейцев сводилось до случайного сочетания атомов.
Свободолюбивая этика
Козачинский был одним из профессоров Киево-Могилянской академии, который приобщал к своему философскому курсу этику. Правда, его этический курс не ограничивается только рассмотрением вопросов морали. В нем Козачинский охватывает широкий круг вопросов практической философии, в том числе и политики. К политикам, правда, он относился скорее отрицательно. Вот, например, какое он дает для них определение: “Под именем политиков понимаем тех, которые правдами и неправдами добиваются почестей. Разумеется, они все свое счастье сосредоточивают во власти, знатности, почете, похвале, славе, блеске… Власть здесь доминирует над всеми почестями”. В таких рассуждениях можно найти проявления “анархической” украинской ментальности, для которой присуще неприятие государства. В этическом курсе Козачинский немало внимания уделял вопросам счастья и благ. Блага делились им на естественные и искусственные. Естественные – это все то, что связано с удовлетворением естественных потребностей (еда, одежда, жилье и т.д.). Искусственные – это блага, которые сами по себе не нужны для природы человека, однако помогают ему (ср. Эпикур к Менекею). Без природных благ человек не может существовать. Однако они еще не делают человека счастливым. Да и само счастье – это не чувственные наслаждения, не власть, почести или слава. Оно заключается в здоровье тела, “доброй судьбе”. К этому человек движется с помощью познания и чувства любви к другим. В принципе, такая позиция вполне родственна эпикуреизму, но все таки страх перед словом “наслаждение” это серьезная слабина и уступка традиционному морализаторству.
Важным моментом этических и общественных взглядов Казачинского было свободолюбие. В них он опирался на учение о человеке как части природы, используя с этой целью ренессансную теорию естественного права. Исходя из нее, он истолковывал понятие “человеческая природа” как стремление человека к самосохранению (ср. стоическая теория). А это, по его мнению, заключалось в подчинении “естественным законам”. Важнейшими правами человека мыслитель считал право на жизнь, свободу совести, право частной собственности и свободного выбора. Где нет права выбора, считал он, там не существует и свободы. Естественным состоянием человека, по его мнению, является не дообщественное состояние дикарей, а состояние общественное (гражданское), которое не препятствует, а, наоборот, усиливает действие “естественного закона”. Именно в таком состоянии естественные права человека могут проявляться в полном объеме. В отличие от Прокоповича, Козачинский считал недопустимым отчуждение естественных прав людей в пользу государственной власти при заключении общественного договора. Если властелин нарушает естественный закон, то его вместе с подданными следует “просветить” и таким образом подчиниться “естественному закону”.
Просветительская педагогика Козачинского
В своих философских сочинениях Козачинский высказывал много интересных педагогических идей. Он называл человеческую душу сознанием и указывал на тот факт, что целенаправленная деятельность человека вообще и воспитательная частности отличаются от инстинктивных действий животных тем, что человек, прежде чем что-то сделать, осознает цель действия и средства, необходимые для ее реализации, причем узнает связи между целью и средствами. Так же и воспитание человека должно опираться на четко определенную цель, и пользоваться соответствующим образом подобранными средствами, которые позволяют эту цель реализовать. Так, ученый отстаивал мысль о том, что природа человека заключается в целенаправленной деятельности. Человеческий зародыш несет в себе только “потенции” умственной деятельности. В процессе дальнейшего взаимодействия ребенка с окружающими вещами и людьми, путем постоянного повторения формируются навыки, а затем и способность, т.е. потенции совершенные, которые проявляются в действиях, выполняемых все легче с каждой новой попыткой. Интеллект как потенция, и интеллект как способность, усовершенствованная через навыки – это разные вещи. Благодаря навыкам возникает “вторая природа“, которая существует вместе с “общей природой человека” и вместе они создают то, что мы называем “личностью”.
Прогрессивная сторона учения, которую предложил Михаил Козачинский, заключалась в том, что он считал черты, которые характеризуют личность, не чем-то готовым, врожденным, а таким, что вырастает из природы человека в процессе его воспитания, деятельности и самовоспитания. Противоречивые свойства личности, возникающие в процессе воспитания и деятельности, взаимно уничтожают друг друга, а другие поддерживают друг друга, и таким образом возникает определенная их структура. В своем курсе этики ученый называл эти свойства привычками, понимая под последним след, оставленный в человеке частым повторением волевых действий, или навыками свободы, т.е. склонностью к действиям, направленным на достижение блага и избегание беды (эпикурейский и утилитарный тезис). Что является настоящим благом или бедой, и как добиться блага или уклониться от зла, человек узнает на собственном опыте, или на основании общественного опыта других, который передается путем образования и воспитания. Устойчивые склонности к действиям, направленным на достижение блага и избегание беды, Козачинский называл достоинствами или добродетелями; а действия, направленные на достижение мнимого блага, которое на деле бывает настоящим бедствием, или для достижения даже настоящего блага, но способом, вредным для общества – пороками. Задача образования и воспитания заключается в том, чтобы сформировать у молодых поколений тягу к добродетелям и отвращение к порокам. Ученый выделял четыре основные добродетели, которые образуют “хорошую структуру” личности:
- благоразумие
- справедливость
- умеренность
- храбрость
Соответственно с этим, есть четыре вида основных трудностей в борьбе за достижение подлинного блага и избегания вреда. Первая трудность – это знать практически, что такое благо и как его рационально достичь, что такое беда и как ее лучше избежать. Учась этому, человек приобретает знание, которое и становится первой устойчивой чертой его характера, делает его благоразумным. Вторая трудность заключается в том, что человек, направляясь к благу, не должен вредить интересам других, разрушая, таким образом, общественные связи. Эту трудность человек побеждает, если у него воспитывается привычка “воздавать каждому свое”, или справедливость. Третья трудность – это “сохранение меры”, поскольку “есть мера в предметах и есть, наконец, определенные границы, по ту сторону которых … не может существовать правильное”. Когда человеческая деятельность переходит эти границы, благо превращается во зло. Выходом является воспитание умеренности, то есть привычки воздерживаться от перехода границ блага, о которых мы узнали через благоразумие.
Вообще добродетели не действуют отдельно друг от друга. Благоразумие сопровождает все добродетели (ср. письмо Эпикура к Менекею). Добродетели не сводятся к благоразумию, как ошибочно полагал Сократ. Порок это не просто результат незнания. Дело в том, что человеку часто приходится бороться со склонностью ко вредным, но сильным чувственным страстям. Для преодоления их мало только знать, что они вредны, а надо еще выработать в себе противоположную им привычку, или добродетель умеренности, которая удерживала бы человека в пределах блага, и не позволяла переступить эту черту. Ну и четвертая трудность, которую необходимо преодолеть в движении к благу, является страх перед такой борьбой. В процессе преодоления страха у человека вырабатывается такая черта характера, которая называется храбростью.
Козачинский неоднократно подчеркивал, что добродетели не являются чем-то врожденным. Они формируются у человека путем воспитания и соответствующей деятельности. Отсюда и тезис: “Утверждаю, что добродетель не от природы, но от упражнения. Действуя справедливо, мы сами становимся справедливыми”.
В состав благоразумия входят память как совокупность практического опыта в той или иной области деятельности; интеллект как способность учиться и легко находить средства для достижения цели, умение делать выводы из общих правил, применяя их в конкретных случаях; предусмотрительность, расчетливость как умение взвешивать обстоятельства, в которых приходится действовать; осторожность как умение обходить опасности при движении к цели. Эти качества – результат тяжелого и целенаправленного воспитательно-образовательного процесса, постоянных упражнений и повторений, самосовершенствования личности. К составляющим справедливости ученый относит любовь к родителям, к родному краю, послушание, правдивость, защиту обиженных, благодарность, щедрость, вежливость, дружба, доброжелательность и религиозность. Т.е. мы видим здесь и много консервативных элементов. Умеренность объединяет выдержку, сдержанность, скромность, честность, чувство меры в еде, напитках и других чувственных наслаждениях, душевную чистоту. Храбрость может проявляться в двух видах деятельности: нападении и обороне.
С педагогической точки зрения интересны мнения о свойствах добродетелей. Их, считает ученый, три: степень развития качеств, связи между ними, неодинаковая их ценность. Он выделял также и три ступени развития добродетелей: ступень выдержки, умеренности и героическая ступень. На ступени выдержки находится человек начинающий, когда она сопротивляется частым и сильным страстям. Степень умеренности имеет место там, где человек легче борется со страстями, кроме того, уже не с такими сильными и регулярными, как у начинающего. Ну и третьей, высшей ступенью добродетели обладает тот, кто не испытывает никаких трудностей в преодолении страстей, которые его уже почти не беспокоят. Он различал также три ступени развития порочных черт характера. Первая заключается в том, что человек знает, как надо себя вести, однако идет по худшему пути, и не умеет преодолеть своих страстей. На второй ступени неумеренности нравственные понятия о добре и зле настолько размыты, что человек не отличает хорошее от дурного. Ну и на третьей ступени начинается одичание, человек постепенно скатывается до уровня животного.
Интересными с точки зрения воспитания характера также мнения Козачинского о связи между четырьмя основными достоинствами, что создает “хорошую структуру” личности и зависит от степени их развития. На первой и второй ступенях они необязательно связаны между собой, поскольку еще не совершенны. Кто-то может быть благоразумным и справедливым, но неумеренным и не храбрым. Воин может быть храбрым, но неумеренным. Зато на третьей, героической ступени развития добродетели, все эти черты тесно переплетаются между собой. Автор приводит такой пример: судья не может быть устойчивым и непоколебимым, если он не вооружен тремя другими добродетелями. Неблагородный будет брать взятки, нехрабрый даст себя испугать угрозами, неумеренный подвергнется искушению. Итак, “добродетели в героическом состоянии связаны между собой”. Пороки также могут быть взаимосвязаны, но они уничтожают друг друга, чего не случается с добродетелями.
Благоразумие связано с остальными добродетелей и не может без них существовать, потому что оно является навыком интеллекта, а три другие – это навыки свободы. Воля же не может хотеть того, чего она не знает. Таким образом, характер – это склонность не только свободы, но и интеллекта, причем интеллекта практического, указывающего свободе цель деятельности и средства для ее достижения. Поэтому развитие умственных способностей ребенка является, согласно взглядам просветителя, первоочередной задачей педагогов и воспитателей.
Теория языка
Вызывает интерес отношение ученого к проблемам языка как знаковой системы и средства общения. Слова философ считал результатом общественной договоренности между людьми. В “Философии Аристотелю…” Козачинский писал: “Заслуживает внимания вопрос, который тщательно исследуется, про искоренение суеверий, которые странным образом проникают в души людей. Для того, чтобы этого не было, утверждаю: в словах нет никакой естественной силы для того, чтобы заменять вещи, а также побуждать к исцелению и заболеванию, ибо слова имеют формальное значение в результате договоренности между людьми, и поэтому они являются искусственным определением вещей. Отсюда вывод, что если словами прельщают души и заставляют действовать, то словам приписывают то, чего у них нет…”. Красноречивым является и тот факт, что Козачинский был одним из первых украинских исследователей деятельности первопечатника Ивана Федорова.
Либерализм и Яков Козельский
Куда интереснее всех прочих украинских философов выглядит Яков Козельский (1728-1794), который может считаться фигурой, максимально приближенной к Ломоносову по степени близости к французской просветительской философии. Многое из того, что мы сказали выше про Козачинского, полностью относиться к Козельскому. Правда он идет еще дальше, и создает более систематическую философию в духе французского Просвещения, уже с прямыми ссылками на французских философов. Многие прогрессивные философы в России XIX века, от Пушкина до декабристов, считали его значимой фигурой, которая до сих пор толкала науку вперед и давала фундамент для плодотворной дальнейшей работы.
Козельский происходил из украинской казацкой старшины, возведённой в малороссийское дворянское достоинство. Его отец, Павел Степанович Козельский – наказной сотник Полтавского полка Российской империи. Местом рождения Козельского было село Келеберда (рядом с г. Кременчуг). Начиная с 1742 года (примерно в 14 лет) он начинает посещать лекции в Киево-могилянской академии, где имеет возможность слушать Прокоповича, вышеупомянутого Козачинского и многих других. Но уже в 1750 году произошел решающий поворот в жизни Козельского. Еще не окончив образование в Киеве, как ученик с высокими достижениями в образовании и самообразовании он подает прошение гетману К. Г. Разумовскому о выдаче паспорта для выезда в столицу. Документ был выдан, и будущий просветитель продолжил обучение в гимназии при Академии наук в Петербурге.
В 1752 году Козельский уже числится “академическим студентом” с хорошим “прилежанием”, знанием немецкого и французского языков, курсов математики, географии, рисования, фортификации. Следит за его обучением “закрепленный” за ним наставник, профессор и ректор С. П. Крашеннинников – известный ботаник-натуралист, этнограф и географ, исследователь Сибири и Камчатки, а также друг М. В. Ломоносова. Козельский слушал курсы по физике, химии, астрономии, истории, гражданскому и естественному праву, активно участвовал в философских диспутах. Курс философии ему читает еще один товарищ Ломосова, физик И.-А. Браун. Становится практически очевидно, что Козельский входил в близкий к Ломоносову круг людей, где проявляли себя такие мыслители, как: А. А. Барсов (философ, лингвист, переводчик, член Российской академии, профессор Московского университета), А. Я. Поленов (философ, правовед), Н. Н. Поповский (философ, профессор красноречия Московского университета). Предположительно, Козельский мог слушать и лекции самого Ломоносова. Таким образом Козельский покидает утративший свое научное значение Киев, и активно вовлекается в орбиту “столичного” просвещения.
Всего через год Козельский был назначен преподавателем немецкого языка в университетской гимназии, на этой должности оставался до января 1756 года. В мае 1757 года подал челобитную об освобождении его из Академии наук и поступил на военную службу, был зачислен гренадером в Преображенский полк. Там он дослужился до чина инженера-капитана артиллерии (1764). Еще с начала 1760-х годов Козельский преподавал математику и механику в Артиллерийском и инженерном благородном корпусе. В 1764 году вышли первые опубликованные учебники Козельского – “Арифметические предложения” и “Механические предложения”. Одновременно с педагогической деятельностью, он начинает работать над переводами с французского и немецкого языков книг по европейской политической истории, что отразилось на формировании его политических взглядов. Например, он перевёл и издал на русском языке трагедию английского драматурга XVII века Томаса Отуэя “Возмущение против Венеции: Трагедия, сочиненная господином Оттваем” (1764). А в промежутке 1764-1766 гг. перевел 6 крупных произведений, четыре из которых – исторические. Причина такой направленности заключается в том, что “чтение истории приносит людям пользу: она вместо сухих и скучных философских правил исправляет нам разум и уступки живыми и в натуре происходящими примерами”. С марта 1768 г. – Козельский участник “Собрания, стараюшегося о переводе иностранных книг”, для которого он перевёл избранные статьи “Энциклопедии” Дидро, опубликовав их в двух томах в 1770 г. Среди них – “Диалектика”, “Логика”, “Мораль”, “Нравоучение”, “Политика”, “Философия” и др.
Оставив военную службу, в 1766 году Козельский перешёл на службу в Сенат, где получил возможность детально ознакомиться с реалиями государственной и политической жизни Российской империи. Свои взгляды по вопросам прав дворянства Козельский высказал в речи от 21 сентября 1767 г. в комиссии законов о правах благородных, и в своих замечаниях на различные статьи по этой тематике. Как говорится в одной энциклопедической статье XIX века: “Главной целью стремлений Козельского было, очевидно, уравнение в правах нового малороссийского дворянства с коренным великороссийским. Кроме этого, он принимал некоторое участие в обсуждении вопроса о крепостном праве - поддерживал Коробьина, поднявшего вопрос о ненормальности положения крестьян”. Демократические взгляды Козельского, а также изданная им книга “Философические предложения” (1768) очень быстро стали причиной его увольнения из сената в 1770 году. Как военного, его перевели на службу в Малороссийскую коллегию в Глухове (административная автономия Украины), при которой он занимал полковничью должность. В 1773 году Козельский получил в пожизненное владение села Крутой Берег, Петровка и хутор Вязовцы Городиской сотни Лубенского полка с 60 дворами (все та же Полтавская область, откуда он сам был родом). По ревизии 1782 года, он имел 793 души обоего пола. Известно, что в 1778 году он оставляет службу по состоянию здоровья, пишет, размышляет на досуге в своем имении.
В 1784 году Козельский получил подтверждающую грамоту на дворянство. После 16 лет проживания в Украине, где-то в 1786 году Козельский вновь пытается переехать в российскую столицу, где переиздает “Механические предложения”. Здесь он изучал естественные науки, следствием чего стало произведение “Рассуждения двух индийцев Калана и Ибрагима о человеческом познании” (1788), в которой обобщил собранные им данные различных наук, изложенные в форме диалога. Восточная тематика сочинения может прямо отсылать на аналогичные опыты Монтескье, Вольтера или даже Вольнея. В 1791 году мы видим Козельского в качестве инспектора гимназии для чужеземных единоверцев, открытой при Санкт-Петербургском артиллерийском инженерном шляхетском корпусе, в которой учились дети из греческих семей, которые перешли на сторону России во время Русско-турецкой войны 1787-1791 годов. В июле 1793 года по состоянию здоровья он окончательно уволился со службы и уехал из столицы в свои владения, где оставался до конца жизни. Точная дата смерти философа не известна, поэтому предположительной датой называют 1794 год.
Философские предложения Козельского
Образ мыслей Козельского связан с точными науками и естественнонаучным подходом к пониманию проблем человека, его природы, вопросов борьбы, формирования социальных связей – “должностей” (или правильнее было бы “долженствований”). Помогают его дальнейшему становлению, как и в годы студенчества, “непреодолимая нужда упражняться в чтении философских книг”, многочисленные переводы трудов западноевропейских мыслителей, среди которых были Хр. Вольф, Э. Шефтсбери, Ж.-Ж. Руссо, Ф. М. Вольтер, К. А. Гельвеций, Ш. Монтескьё, Д. Локк, Д. Дидро и др. В образе его мышления просматриваются также идеи “психологии сердца” (т.е. “добродетельности человека”), значимой для всех, кто размышляли над вопросами о человеческой природе, и говорили приоритетно либо о “сердце”, либо о “разуме” человека. Ну а выражение философских идей Козачинского в самом обобщенном виде было представлено в такой его книге, как “Философические предложения” (1768). Будучи сенсуалистом по своим методологическим предпочтениям, находит качественную грань между чувственным познанием и мышлением человека. Основные философские взгляды в области натурфилософии выработаны им в процессе изучения взглядов французских материалистов (так называемого механистического материализма).
В своих текстах Козельский анализирует взгляды Ньютона на движение и обосновывает категорию причины через закон инерции. Козельский как эмпирик считает основой познания чувственное восприятие, он не признает врожденных идей, считая, что мы “получаем понятия. одними чувствами”. По его мнению, научное познание должно быть основано на опыте. Он был убежден в больших возможностях науки и человеческого познания, но при этом не был атеистом. Его мировоззрение можно определить как деизм, ведь он уповал на “мудрость создателя”. Козельский считал, что сама наука должна учиться у природы, “которая всех наук умнее и превосходнее”. Философию, философское познание Козельский рассматривает в связи с такими науками как математика и история (ср. Кондорсе или “идеологи“). Из интересных моментов, он разделял познание на историческое, философское и математическое. Историческое было самым слабым, поверхностным, философское познает причинно-следственные связи, а математическое, самое важное, фиксирует количественные соотношения. Еще древние мыслители, начиная со времен Гиппократа и Галена, задавались вопросом о соотношении зримых и незримых частей в природе человека, которое позволило бы его описать. Отметим, что начиная с XV века в Московской Руси имел “хождение” трактат “Галиново на Ипократа”. Трактат, где рассматривались взгляды Гиппократа и Галена, позволял заглянуть в “тайные механизмы” человеческой природы. В нем заинтересованному читателю сообщалось, что психические особенности человека обусловлены естественными причинами.
Козельский считал важнейшей задачей философии общественную и частную пользу и потому низко оценивал отвлеченные системы. В определении предмета философии он явился своеобразным предшественником позитивизма:
“Философия содержит в себе все науки, но, как многие из тех наук, сами собою очень пространные, и для того и преподаются особо и вне философии, для которой составлены одни только генеральные познания о вещах и делах человеческих”.
Козельский считается человеком, который принес в русскую (и украинскую) науку термин “психология”, и его наибольший вклад наблюдают именно в этой области. В системе психологических понятий Козельского особенно фигурирует термин “темперамент”, который воспринимался в “материалистических тенденциях” как “изменяемый” под влиянием внешних факторов, а также заметное место занял интерес к проблеме чувств (ощущений), и чувственного познания мира, что прямо выходит из методологического сенсуализма. “Философические предложения” Козельского стали одним из крупных обобщений в истории психологии, попыткой ясного изложения предмета для широкой аудитории. До Козельского такого рода сочинений в России не было (Ломоносов и его товарищи занимались исключительно математикой, естественными науками, историей и языкознанием).
Началом размышлений Козельского о психологии становится понятие “душа“, а психологию он представляет как “науку о душе”. Причем понятие “душа” для него синонимично понятию “дух”, под которым подразумевается такое существо, которое обладает как волей, так и разумом. Козельский не использует термин “пневматология” (учение о духах), оставшегося в русской метафизике ХVIII века, утверждавшего бессмертие человеческой души. Человеку, по Козельскому, присуща душа, или “конечный дух”, а идеалу (богу) – “дух бесконечный”. Другими словами, он считал душу смертной. Козельский “включается” в поиск источников и причин возникновения психических форм, которые в конечном итоге оказываются, с его точки зрения, обусловленными “движением” (активностью), действием “трех сил человеческой души”, а именно – чувствованием, рассуждением и умствованием. Козельский признает не только “необходимость человеческого тела”, обладающего “чувственными орудиями”, но и потребность в душе, способной чувствовать перемены, происходящие в теле (ср. Дестют де Траси). “Чувственными орудиями” он называет “суть видение, слух, обоняние, вкус, осязание”. Человек оказывается в зависимости от развитости собственных сенсорных систем, реагирующих на информацию, приходящую извне. Он нуждается в минимальной стимуляции своих сенсорных систем. Всё, что “попадет в глаза”, уши, нос, “ударит в чувства”, проникает, как сквозь окна и двери, в душу, представляющую себе причину – “перемену” в “чувственных наших орудиях”. Сильные чувства, болевые ощущения оказываются не во власти человека, не подчиняются воле, но показывают его присутствие в этом мире, доказывают явственность психической реальности, он интенсивно проживает эти ощущения. Козельский утверждает, что сильнейшее чувствование преодолевает слабейшее. Источники ощущений множественные, они могут быть как внутреннего, так и внешнего происхождения. Человек обладает общим свойством ощущать, тем сенсорным потенциалом, который можно и нужно совершенствовать. Свойство ощущать у человека взаимосвязано с восприятием окружающего мира. Козелький уверен, что “все познание человеческое начинается с чувств“. Воздействия на “чувственные орудия”, предмет или источник информации становятся внутренне обусловленным явлением, способным оживлять в душе целостный образ известного предмета. Ощущения и восприятия не исчезают бесследно после прекращения воздействия на “чувственные орудия”, они остаются с человеком в виде представлений – ясных и темных, явственных и неявственных, полных и неполных.
Привлекают внимание Козельского представления памяти и воображения, которые он предлагает понимать как способности человеческой души сохранять образ (“представлять себе вещи”) явления даже тогда, когда они не воздействуют на “чувственные орудия”. Воспоминания приводят к уточнению частей образа (“прежде понятых вещей”), а воображение (“выдумыванья”) к “совокуплению” разных частей, к образованию нового образа, причем либо положительного, либо отрицательного – химерического. Всё, что доступно воспоминанию, образует память человека. Память обладает “некой” силой, позволяющей организовать в единое целое человеческий опыт прошлого: последовательность душевных состояний, действий и поступков, преемственность внешнего и внутреннего (“понятия… суть те, которые мы прежде имели”), а также удерживает от распада человеческую целостность – взаимодействие тела и души в ходе познания мира. Сохранение как содержание памяти удерживает всё: сенсорные и перцептивные явления, эмоциональные оценки – душевные состояния и рассмотренные в качестве предлагаемых на выбор мотивы поведения и поступков (“возобновляем вид прежде понятых вещей”).
Просветитель обращает внимание на проблему забвения как слабости человеческой души к “возобновлению” и “признанию понятия”. Тогда человек либо утрачивает свое “содержание”, либо начинает испытывать трудности в его воспроизведении (“возобновлении”). В ходе своего “возобновления” (воспроизведения) память не только обнаруживает и проявляет, изменяет и преобразовывает, но и продлевает себя. Козельский предлагает проверять (изучать) память человека по скорости запоминания и объему запоминаемого материала, длительности сохраняемого смысла. Формирование памяти обуславливается деятельностью, желанием самого человека. Развивать память Козельский предлагает с учетом индивидуальных возможностей человека – “смотря по силам”. В развитии памяти основными условиями должны выступать четкость запоминаемого образа (“явственно понимаем”) и интенсивность его воспроизведения. Запоминая, человек должен уметь сосредоточиваться – чаще думать о понятных вещах.
Неудивительно, что Козельский в своей психологии обращается к такому понятию, как внимание. Под последним подразумевается направленность (“примечание”) и сосредоточенность (“так внимает” вещь, что о других “вещах, сильно поражающих его чувства, не будет сведом”) человека на определенной “вещи”. В теории самого Козельского при отсутствии употребляемых им понятий “непроизвольное” и “произвольное” внимание, присутствует высказывание о проявлениях этого феномена у человека, а именно таком, которое не требует усилий и прилежания и которое возникает в ходе целенаправленного приложения сил («умение отвлекаться от “ненадобных вещей”»). Внимание способствует познанию мира (“человеку принадлежащее познание”), практической деятельности человека. Козельский настаивает, что внимание можно совершенствовать. Частые упражнения на внимание ведут к выработке у человека внимательности, формируют способность сосредоточиваться на вещи или “части истины”, а главное, размышлять – рефлексировать. Тогда конкретное, чувственное для человека становится частным вариантом – модусом, планом выражения всеобщего – умозрительного и понятийного.
О воображении Козельский говорит, как о способности души, позволяющей человеку преобразовывать мир, создавать детализированные, насыщенные эмоциональностью и сюжетностью картины, образы, символы. Образы воображения коренятся в прошлом, ранее пережитом, прочувствованном опыте человека. Для Козельского “воображение есть продолженное чувствование”. Под источником фантастических представлений, он видит совмещение “разных воображенных вещей”. Воображение всегда отличается яркостью и живостью, однако сам этот эффект должен достигаться в наполненном “благорастворенным воздухом” месте. Для полета фантазии, создания его образов и символов (“суть действия воображения”) необходима настроенность души человека, в этом случае созданные образы будут практически неотличимы от реальных объектов. Мыслителем признается, что воображение не зависит от воли человека, оно свободно в своих проявлениях. Козельский рассматривает воображение как “продолженное чувствование”, подчиняя его тем же закономерностям, что и ощущения. Воображение также связано, по Козельскому, со сновидениями человека, оно генерирует образы, которые душа “имеет во время покоя чувств”. Иными словами, просветитель находит жизненное объяснение явлениям сна, не прибегая к идее сверхъестественного.
Сенсуалистическая психология и этика
Интересными для истории психологической мысли представляются высказывания Козельского о разуме и уме человека. Для мыслителя разум – это способность человеческой души “представлять себе явственно истины”. Разумный человек умеет мыслить самостоятельно. Человеческий разум направлен на познание, организацию хода его мыслей, характеристику выражения всеобщего (умозрительного и понятийного), к которому человек постоянно восходит в своем “разумении” вещей и явлений. Разум в той или иной степени своего проявления присущ всем людям, а “ум” может пониматься, например, как индивидуальная психологическая характеристика конкретного человека. В своем сочинении Козельский выделяет качества ума: остроумие, глубокоумие, проницание, прозорливость, хитрость и мудрость. Человека можно характеризовать, таким образом, в соответствии с обнаруженным у него умом, однако необходимо обращать внимание на его умение не только умно мыслить, но и умно поступать. Наблюдение за действиями человека в различных ситуациях может позволить составить представление о качествах его ума. Козельский фактически настаивает на социальной детерминации умственных успехов конкретного человека. В пользу этого говорят, например, включенные им в качества ума хитрость и мудрость – социально значимые характеристики, демонстрирующие связь интеллектуальных и морально-нравственных категорий.
Человек с присущими ему естественными, природно-выраженными качествами побуждается обществом к их “нравственному” проявлению. Эти категории значимы только в культурно-временной традиции взаимодействия людей с позиции моральных законов их “сожития”, которое контекстуально в философском веке соотносится со словом “общество“. Основное требование “сожития” как состояния человеческого общества заключалось в том, чтобы люди “делали взаимную помочь и добро”. Так, хитрость как совокупность психологических характеристик, позволяет выделять человека, умеющего преднамеренно искажать действительные вещи в свою пользу, имея злонамеренную или добрую цель. Поэтому хитрый человек, как считает мыслитель, использует в своих целях выдуманные другими или придуманные им самим средства для достижения худых или добрых намерений. Мудрость предстает искусством, показывающим уместность применения человеком своих знаний и опыта в конкретных ситуациях. Мудрый человек, живущий по “всем правам и непорочным законам” умеет “выдумывать” добродетельные средства к “достижению доброго намерения”.
В психологии мышления у Козельского условием появления понятия, которое, например, может быть представлено в опыте мудрого человека, выступает рассуждение. Мыслитель считает, что “чрез различение” рассуждения и понятия можно узнать “действия сил души человека”. Рассуждение – процесс формирования понятия, тогда как последнее – уже определенный результат. Козельский видит разницу между чувственным познанием и мышлением человека. Кроме того, он отмечает различия в “даровании” суждения у людей, весьма, например, ограниченных в способности к мышлению. Низшую ступень в развитии ума занимают дураки: они могут в какой-то степени понимать суть явлений и предметов, но не могут рассуждать о них или повторять уже готовое суждение. Следующая ступень отводится людям глупым, способным повторять рассуждения других, не осмысливая их. Третья ступень принадлежит разумному человеку, рождающему мысль, одаренному способностью самостоятельно мыслить. Однако Козельский, как и полагается просветителю, уверен, что ум можно упражнять – “приводить познание свое в совершенство”, достигать искусства мысли. Он хотя и понимает под ним “дар натуры”, но настаивает на его воспитании. При этом он выбирает между умным и добродетельным человеком – последнего (“добродетельный человек не променяет совершенства в добродетели ни на что”). Так просветитель решает вопрос о приоритете ума или сердца в воспитании и развитии человеческой натуры в пользу “психологии сердца“, опирающейся традиционно на кардиогностический принцип в отечественной психологической мысли, имевший место в методологической рефлексии о человеке и мире со времен Древней Руси. Кардио-гностический принцип утверждает ценность чувств (сюда относят и страсти) доброго человека, что в целом не противоречит философско-психологическим взглядам и установкам русского просветителя на первоочередную необходимость чувственного восприятия внешнего мира.
По этой причине Козельский поднимает вопросы взаимопроникновения ума и страсти. Так, для развития ума необходимо страстно желать “научать себя”, однако нельзя позволять страсти нарушать логику мысли. Козельский также видит в человеческой природе присущие ей выражения эмоций и чувств. Сложные взаимодействия между “чувствительностью человеческой” и “чувствуемыми вещами” сопровождают любую деятельность человека. Все переживания носят сугубо конкретный характер, и всё же особенности допустимых их проявлений зависят также от “сожития человеческого”, тех идеалов, которые господствуют. Кто и каким образом может донести до других свою оценку вещей и явлений, решается в условиях этого “сожития”.
В представлениях Козельского чувства могут быть приятными или неприятными и переживаться людьми неодинаково по силе их проявлений. В своих размышлениях о чувствах просветитель приходит к описанию настроений человека, поддерживающих тонус его жизнедеятельности. Сильными, яркими и опасными чувства становятся тогда, когда они переходят в страсть. Человеческие страсти представляются результатом неумеренного желания “какой-либо вещи или дела” или такое же “отвращение” от них. Согласно теории Козельского страсти “происходят от сильного поражения чувств и души”. В борьбе со страстями и желаниями человеку призвана помогать воля. Козельский определял волю как желание того, что “она почитает за доброе” и избегание (испытывает отвращение) того, что ей кажется “худым”. Волевое поведение в этом случае может представлять не только действие, на которое ориентирован человек, но воздержание от него. Воля предполагает преднамеренные действия и поступки человека, которые изначально требуют преодоления возникающих препятствий, борьбы для достижения цели. В своих “Предложениях” Козельский отводит воле как своеобразному пусковому и тормозному механизму фактически функцию контроля и регулирования поведения человека. Она стимулирует человека в проявлениях желаний, его активность в обществе, сам процесс познания им окружающего мира. Главным вектором приложения усилий человека должна быть добродетельность в действиях и поступках.
В рассуждениях просветителя находится место и объяснению словам – “гласным знакам понятий наших о предлагаемых истинах” – в жизни человека, в его познании мира. Человек “чрез слова” выражает свои мысли, самого себя. Совокупность слов производит речь, которую Козельский объясняет возможностью соединения человеком смысла и знания в произносимых словах и предложениях. Слово предстает предметным содержанием мысли, ее смысловой формой. Как проявление индивидуальности конкретного человека речь доступна для самонаблюдения и рефлексии, ее можно воспитывать. Козельский понимает необходимость научения человека способам выражения себя через речь. Обществу людей присущ “обычай разговора”, созданная культура взаимодействия. Поэтому Козельский уверен, что люди должны уметь слушать, понимать, принимать или опровергать сказанное, пользоваться речью на благо своего “сожития”.
Обобщая результаты некоторой историко-психологической реконструкции и психологической интерпретации взглядов и теорий Козельского, содержащихся в его психологических “предложениях”, можно отметить их целостность и взаимосвязанность, позволяющих представить на уровне научных достижений того времени образ человека и его отношения с миром. Психологию Козельский определял как науку о душе и рассуждал о психологических понятиях, пытаясь их объединить важными составляющими – “способностями души” человека. Под душой Козельский подразумевал человека – носителя этих способностей. Для нас важно то, что Козельский в качестве исходного пункта познавательного процесса рассматривал чувственное восприятие человеком внешнего мира. Для него и воображение, и память – “продолженное чувствование” (ощущения, восприятия и представления). Тем не менее Козельский выделяет мыслительный процесс из явлений психической реальности, саму возможность рассуждать, данную человеку, обнаруживать “качества ума”, взаимодействовать с понятным ему миром, представленным в умозаключениях и понятиях. Как к одному из доказательств он обращается к понятиям “слово” и “речь” – показателям рождающегося размышления, “означения нашей мысли”. Иными словами, в психологических идеях и теориях Козельского присутствует различие между возможным процессом чувственного познания мира и абстрактным суждением о нем.
Понимание просветителем неравенства людей в “возможностях” познания (градация типов людей по их уму), а как следствие, признание существующих отличий или индивидуальных различий также имеют определенную ценность. Человеческую волю он определяет как регулирующую страсти силу, необходимую в жизнедеятельности человека. В целом же в психологических изысканиях, где присутствует система психологических понятий, Козельский придерживается главного правила, заключающегося в том, что познавательный потенциал человека, его способности должны служить благополучию людского “сожития”.
Типологизация характеров и вопрос о добродетели
Проблема человека являлась основополагающей для русских просветителей XVIII столетия. Краеугольным камнем рассуждений о человеческой природе и человеческом “сожитии” был вопрос о добродетели и возможных путях обнаружения или воспитания ее у человека. Козельский специально обращается к вопросу темперамента, “естественно” выраженному у каждого, как показательному для понимания природы человека. Эта та проблема, которая издревле интересовала многих исследователей человеческой природы.
В своем сочинении он расширяет понятие “темперамент”, он включает в него “чисто характерологические” качества. Характерология появляется как решение проблемы понимания взаимодействия человека с обществом, “должностей” – обязанностей по отношению к человеческому “сожитию”, исполнению им главного в своей жизни – “добродетельности”. Однако люди различны по своим дарованиям, поэтому возможна градация их по способностям. Русский просветитель верит в саму возможность воспитания способностей и их совершенствования. В идеальных “конструкциях” общественных взаимоотношений для Козельского значим борющийся, свободно мыслящий и творчески представляющий себя человек. Козельский с пытливой настойчивостью выявляет “нужность” и значимость качеств человека для “отправления” им своих обязанностей (“должностей”) в обществе. Описать человека, по Козельскому, можно благодаря “прилежным опытам”. В том случае, если человек соответствует ряду определенных выявленных у него качеств, то можно говорить о “господствующем” у него темпераменте. Так, сангвиники в описании Козельского – “полнотелесны”, милостливы, забавны, непостоянны, болтливы, нежны, “много обещают, а мало исполняют”. “Характерология” холериков, по Козельскому, дается следующим образом: они неустрашимы в опасностях, благородны духом, нетерпеливы, стремительны, грозны, справедливы, честолюбивы, горды. Меланхоликов и флегматиков Козельский определяет так: если первые “неутомимы в самых претрудных делах”, воздержаны, “невероимчивы”, медлительны в советах, то вторые – смирны, незлобливы, тихи, весьма ленивы и во всем медлительны. Градация темпераментов по “способности к добродетели” у Козельского выглядит следующим образом: “всех способнее к добродетели” флегматики, которые по своей медлительности менее остальных “предприимчивы” к нанесению вреда ближним. Далее по выраженности “способности к добродетели” следуют холерики, сангвиники и последними — меланхолики.
Козельский считает, что темперамент в сочетании с индивидуальной склонностью к чему-либо становится нравом человека, характеристикой поведения и за его проявлениями можно наблюдать в повседневности. Козельский допускает мысль об “умерении худых качеств темперамента”, о борьбе с дурным норовом у человека. Поскольку он, как и многие представители эпохи Просвещения, верит в возможность борьбы индивида с ними и их изменения вследствие самосовершенствования, а также в решение вопросов о развитии человека средствами воспитания. Размышления Козельского относительно темперамента человека как проблемы индивидуально-психологических различий, попытка типологии выделяют его в общем ряду российских просветителей, писавших на психологические темы сочинения и трактаты. Понимание собственной натуры, своей природы (например, особенностей темперамента), телесных и душевных возможностей, склонность к размышлениям (рефлексия) служат существенными моментами общественного функционирования человека. Данные качества выделяют борющегося человека как стремящегося к самосовершенствованию.
Однако Козельский понимает, что на развитие человеческой сущности оказывает влияние, с одной стороны, его природа (закрепившийся нрав), а с другой – общество (“сожитие человеческое”). Сам человек всегда чувствителен к “добру или худу” и эта чувствительность направляет его совершенствование. Человек выступает, говоря современным языком, практически субъектом собственного преобразования, он здесь свободен и активен. Развивая чувствительность к добру, человек совершенствуется в “добродетельности”, что, по мнению Козельского, более полезно для общества, чем “совершенство ума, силы и красоты” человека. Особо ценится мыслителем “личная добродетель“, касающаяся конкретного человека, определяющая его поведение, которое последний соотносит с понятиями “честь” и “справедливость”. В своих философско-психологических рассуждениях Козельский допускает возникновение борьбы в ее личностно-ценностной и даже общественно-полезной причинности. С его точки зрения, такая борьба необходима для защиты “добродетельности” человека и “добродетельного” общества. Однако даже если она оправданна, то, по Козельскому, не является основным смыслом существования индивида, но является одной из его “должностей” по отношению к себе и обществу. В идеале борьба должна способствовать проявлению лучших его “сил” и быть морально оправданной. Этим важным постулатом определяется сущность борьбы в психологических “построениях” Козельского, его предположений относительно природы человека.
Политические взгляды Козельского
Рассматриваемые с точки зрения естественнонаучного подхода вопросы взаимоотношения человека и окружающего его мира становились основными и при рассмотрении отношений его с обществом себе подобных. Идеальное общество Козельский видит в том, “чтоб одни люди не могли презирать и утеснять других”, но при этом в обществе обязательно наличие частной собственности, она есть его основа. В данном случается он расходится с идеями Руссо, но все же считает, что частные интересы должны согласоваться с общественными интересами. Попытки поставить свой интерес превыше общего, сделать его важнее интереса и желания других членов общества Козельский считает нарушением основного принципа общественного договора – каждый уступает немногое в пользу общества и тем самым обеспечивает себе социальные гарантии. Он подчеркивает, что “Никакий народ нельзя сделать добродетельным иначе как из-за сочетания особой пользы каждого человека с общей пользой… Неплохо бы общество устроить так, чтобы ни один его член ему, ни оно ни одному своему члену не было бы обузой”. Для того чтобы достичь компромисса между личным и всеобщим ученый предлагает индивидам опираться в своих действиях на этику разумного эгоизма – ведь общественная гармония может существовать только как общественный компромисс. Для общественного блага очень важно то, чтобы каждый его член осознал, что он является членом определенного социума и именно в этом статусе может получить полное удовлетворение своих прав и желаний.
Рассматривая общество, Козельский обращал внимание и на противоречия между естественными потребностями человека (в еде, одежде, жилье) и механизмом их удовлетворения. Естественные потребности изменить невозможно. Однако механизм их удовлетворения изменить можно. Этот механизм включает в себя государство, мораль, право, политику. Именно они и нуждаются в изменениях, поскольку в обществе существует много несправедливости. Следуя за Руссо, он согласен, что ранее (в золотом веке) в природных условиях человечество жило вполне себе счастливо. Только в отличие от Руссо он признает прогрессивную роль науки и искусства в истории эволюции общества. Козельский писал, что все зло происходит не от них, а от “худого их употребления”. Он подчеркивал, что народ не может отказаться от науки с искусством, также, как не может отказаться и от жизни в обществе.
Как и Руссо, он был сторонником договорного происхождения государства, и в связи со всеми вышеуказанными проблемами он говорил о необходимости нового общественного договора. Наряду с правильным общественным договором, основой стабильности общества есть и определенная социальная его структура. Козельский выделяет в ней четыре основных категории граждан в зависимости от их имущественного положения: “У кого есть больше собственности, чем необходимо на нынешние и будущие нужды, а также хватает для выгоды, забавы и украшения, тот называется богатым; у кого есть столько собственности, сколько и нужно для нынешних и будущих потребностей, а также для выгоды, забавы и украшений, тот самодостаточный человек; у кого есть столько собственности, сколько нужно на еду и одежду, тот называется недостаточным человеком; а тот, у кого нет и столько собственности, сколько необходимо на еду и одежду, тот называется нищим человеком”. Для того, чтобы общество было стабильным, необходимо, чтобы “самодостаточные” и “недостаточные” (говоря современным языком – средний класс) составляли большинство. Они наиболее заинтересованы в соблюдении справедливого общественного договора, и в обеспечении прав и интересов каждого при помощи государства. Эти социальные группы также наиболее заинтересованы в установлении и сохранении соответствующих форм государственной власти. Закон общества: не должно быть ни нищеты, ни роскоши. В этом идеальном обществе все должны трудиться (по 8 часов), и “трудолюбие составляет богатство народов”.
Важное место в общественных взглядах Козельского занимает концепт свободы. В отличие от просветителей, которые считали, что образование приведет людей к свободе, Козельский придерживался мнения, что свобода – это путь к просвещению. Поэтому он высказал “необычную” для того времени идею, что “выполировать народ иначе нельзя, чем через облегчение его трудностей”. Мол, если народ будет иметь свободу, то он будет иметь достижения и на ниве образования, и в других сферах. Он отстаивает свободу слова и печати, так как наука “умирает без вольности”, считает что политические вопросы должны обсуждаться всеми гражданами и ставит в пример Англию. Он противник войн, но все же оправдывает войны оборонительные, поэтому армия России все таки нужна, хотя он и призывал монархов воздерживаться от захватнических войн, которые ничего, кроме горя, не приносят народам. По поводу политического устройства писал, что “единоличие”, кроме как на войне, “весьма бесполезно”. Один человек не может неограниченно управлять тысячами, он должен советоваться со “своими товарищами и помощниками”. Отвергая деспотизм, он все же склонялся к идее “просвещенного монарха”. К тому же, следуя за Монтескье и Руссо он также считал, что демократия – предпочтительная форма правления, но увы, невозможна в больших странах, таких как Франция, а уж тем более в таких как Россия. И в то же время, как видим, оправдывал активное вмешательство народа в устройство собственной судьбы.