ECHAFAUD

ECHAFAUD

Философия Ксенофонта

Автор текста: Friedrich Hohenstaufen
Написано в 2024 году

Версия на украинском языке

Остальные авторские статьи можно прочитать здесь

Цикл “Античная философия: аристократическое наступление“:

  • Вступление (исторический контекст, Аристофан, Критий, Алкивиад и т.д.).
  • Первая часть (философия Сократа).
  • Вторая часть (элидо-эритрейская школа).
  • Третья часть (киники).
  • Четвертая часть (контр-наступление, киренаики).
  • Пятая часть (философия Ксенофонта) — вы здесь.
  • Шестая часть (Платон).

Это примерный план будущего цикла статей, в ходе работы может значительно изменяться.

Формирование личности и биография Ксенофонта

Ксенофонт считается фигурой достаточно сложной и неоднозначной, уже хотя бы потому, что его трудно «определить» и классифицировать по роду деятельности. Это полководец, историк или вообще философ «сократических» школ? Всегда можно сказать, что все сразу, но что в нем преобладает? С нашей точки зрения это соверешнно не важно, но здесь мы попытаемся рассмотреть Ксенофонта, как философа. Начнем, как всегда, с биографии, которая сама закрывает большую часть вопросов о его политической философии. Ксенофонт (ок. 445-354) родился в Афинах, в богатой, аристократической семье. Нам мало что известно о ранних годах Ксенофонта. Его отец Грилл владел и управлял поместьем, доход которого в основном приносило сельское хозяйство. Из поздних сочинений Ксенофонта мы можем с уверенностью заключить, что он получил хорошее базовое образование аристократа. Как и подобало молодому члену всаднического сословия (см. комедия Аристофана «Всадники«, где этому классу предлагается совершить переворот и ликвидировать демократию), он прошел базовую военную подготовку и мог много практиковаться в верховой езде и охоте. Разумно было бы допустить, что в годы своего становления он много наблюдал за работой, необходимой для поддержания фермы в рабочем состоянии, и много времени проводил в деревне с отцом. 

Само название сословия «всадников» указывает на то, что, в отличии от обычных гоплитов, они должны были иметь средства не только для вооружения, но еще и для содержания боевого коня. Во времена Ксенофонта это уже не было серьезной проблемой. Но в те времена, когда только вводились сословия, содержание лошади наверняка было показателем статуса. К теме создания кавалерии Ксенофонт будет обращаться в большинстве своих произведений, но напишет и несколько специализированных. В одном из них, «О верховой езде«, рассматриваются вопросы выбора, ухода и обучения лошадейВоенная подготовка и обязанности командира кавалерии рассматриваются в трактате «Гиппарх или О начальнике конницы«. И среди правил для гиппарха, мы видим и такие, как возношение молитвы богам, а кроме инструкции о подготовке конницы, он указывает и личные качества, которыми должен обладать гиппарх. В том же русле аристократического мировоззрения составлено сочинение «Об охоте с собаками«, в котором Ксенофонт дает подробнейшую инструкцию искусства охоты, с литературными отсылками на тему охоты из греческой мифологии. Охота, утверждает Ксенофонт, «является средством, с помощью которого люди становятся хорошими на войне и во всех вещах, из которых должно происходить совершенство в мыслях, словах и делах». Впоследствии и тема охоты будет звучать в большинстве его произведений, как важнейший элемент воспитания детей. Так что его собственное воспитание в деревне должно было отложить очень серьезный отпечаток на всю жизнь, и во взрослом возрасте Ксенофонт просто переносил свой личный опыт на все человечество, как эталонный образец.


Судя по всему, в юности Ксенофонт служил в афинской кавалерии, и должно быть отличался нравами солдата. Существуют предания, что Ксенофонт участвовал в битве при Делии (424 г.), и при отступлении афинской армии упал с лошади. Он должен был погибнуть, но в тот раз его подхватил Сократ. Поэтому Сократу он был обязан жизнью. Если бы это было правдой, то они должны были быть знакомы еще по службе в армии, и возможно там могло и познакомились (но мы следуем другой версии знакомства). В каком-то из других сражений с беотийцами Ксенофонт даже попал в плен, где каким-то образом слушал беседы софиста Продика. Как и почему пленные солдаты слушают философов — осается загадкой. Возможно это выдумка, но понятно, что древние историки хотели связать Ксенофонта с Продиком, и делали это не просто так. Как сообщает нам сам Ксенофонт, он лично присустствовал вместе с Сократом на пире у Каллия в 421 г. до н.э. (см. «Пир«), и уже в качестве ученика философа. Все это считается проблемой, потому что существуют споры по поводу даты рождения Ксенофонта. Более распространенной датой считается 430 г. до н.э, но, в таком случае — все вышесказанное было бы невозможным. Во время битвы при Делии ему было бы 6 лет. Мы же следуем второй версии, с 445 годом рождения, и если эта датировка верна, то к 430 году он только вступил в более-менее самостоятельный возраст 15-ти лет. Это было как раз то время, когда началась война, и когда Афины пережили чуму, унесшую жизнь знаменитого Перикла. Принимая более старую дату рождения, не нужно будет отбрасывать ни его собственные свидетельства, ни свидетельства историков про участие в войне. Но если следовать более распространенной датировке, то в самостоятельный возраст он вошел только к 415 до н.э., когда Афины предприняли катастрофический поход на Сицилию, а главной звездой греческого мира считался эксцентричный ученик Сократа — Алкивиад. В таком случае было бы проще понять его радикальный консерватизм, все события более позднего времени, и не нужно допускать, что он жил 90 лет. Но несмотря на это, мы приняли датировку 445 года, потому что это лучше объясняет ранние годы его жизни и не требует ничего «отбрасывать».

Благородные из афинян защищают благородных в союзных государствах, понимая, что им самим выгодно защищать всегда в государствах людей лучших.
(с) «Афинская полития»

В рамках классовой борьбы того времени, и уж тем более во время «Пелопонесской войны», большинство афинских аристократов сочувствовали Спарте, и желали поражения Афинам. С аристократической точки зрения — нет ничего хуже демократической формы правления, когда власть принадлежит людям, которые ничего не смыслят в управлении государством. Еще в 420-е годы какой-то местный аристократ написал книгу под названием «Афинская полития«. В этой книге критикуются порядки Афин, и ее автор сожалеет о том, что афиняне не живут точно также, как спартанцы (о том, как живут спартанцы Ксенофонт напишет специальную книгу «Лакедемонская полития«). Считается, что личность автора этой книги неизвестна, но в самой античности считалось, что автором был Ксенофонт. Теперь, когда более-менее определилась ее датировка (ок. 424 г.), авторство Ксенофонта считается невозможным (только в случае принятия даты рождения в 430-м году), и оно якобы было приписано ему из-за сходства со взглядами настоящего автора. Но даже если принять нашу дату рождения, то авторство Ксенофонта оспаривается еще и потому, что язык «Афинской политии» очень грубый, не похожий на все то, что осталось от его письменного наследия. Этот аргумент звучит странно, если допустить, что это было первое написанное им сочинение. В плохом стиле 20-летнего парня нет ничего удивительного.

Но кем бы ни был создатель «Афинской политии», он буквально жалуется, что «нельзя побить раба», что рабам «позволяют роскошную жизнь» и платят зарплату деньгами. Его возмущает, что рабам и понаехавшим иностранцам предоставляют свободу слова на уровне со свободными гражданами. Аристократы жалуются на то, что низкородные люди во власти действуют исключительно ради наживы; не имея денег, они только о деньгах и мечтают и т.д. Всему этому противопославляются сами аристократы, которые действуют только за идею, и только лучшим образом. Даже в случае, если Ксенофонт был младше, эта книга позволяет более-менее представить взгляды юного Ксенофонта и его родни, а также Сократа, Платона и всех остальных известных консерваторов того периода. 

В учениках Сократа

Даже если принять версию с более старым Ксенофонтом, то с Сократом он должен был познакомиться еще до битвы при Делии. Судя по имеющейся истории, Сократ узнал о нем заранее, и вполне сознательно нацелился на вербовку в свой лагерь. Ничего не подозревающий Ксенофонт шел по делам и забрел в какой-то узкий переулок, где его уже поджидал Сократ. Философ загородил ему дорогу своим посохом и спросил, где можно купить такую-то и такую-то снедь? Получив ответ, Сократ продолжал: «А где человеку стать прекрасным и добрым?». И когда Ксенофонт не смог ответить, Сократ сказал: «Тогда ступай за мною и узнаешь». Так Ксенофонт стал учеником Сократа. По Лаэртскому, он даже первым из учеником начал записывать его слова, и первым написал какую-то «историю философии». В списках его сочинений такие книги не фигурируют, и поэтому не ясно, что здесь имелось ввиду; но свой опыт нахождениях близ Сократа он записал в сочинениях «сократического» типа: «Воспоминания о Сократе«, «Защита Сократа на суде«, «Пир» и «Домострой«. Судя по всему, Ксенофонт уже тогда конфликтовал с основателями двух будущих сократических школ: Аристиппом (киренаики) и Антисфеном (киники), причем их вражда должна была быть взаимной. Ничуть не меньше он конфликтовал с Платоном.

Детали его жизни в Афинах нам неизвестны, но скорее всего, благодаря кружку Сократа, почти любая история, связанная с его участниками, так или иначе, могла касаться и самого Ксенофонта. А учитывая, что все их знакомоства состояли преимущественно из консерваторов-аристократов, то Ксенофонт отлично вписывался в эту среду. Многие юноши из крупных аристократов, и даже некоторые из учеников Сократа, паралельно с ним посещали лекции софистов. Как мы видели выше, Ксенофонт был заменчен в обществе Продика, Аристиппу приписывают серьезные связи с Протагором, а Антисфену — с Горгием. Кроме Антисфена, некоторые из менее известных учеников Сократа тоже проходили обучение у Горгия или подражали ему. Даже ближайший друг Ксенофонта, беотиец по имени Проксен, и тот числился среди учеников Горгия. Таким образом, наметившийся раскол между «италийской» и «афинской» ветвьями софистики, нашел свое продолжение в среде последователей Сократа. А если самого Сократа рассматривать, как софиста, то это софист «италийской» традиции, идейно близкий именно к Горгию. В таком случае, можно считать и Ксенофонта, как верного ученика Сократа — частью италийской ветви софистики, основанной на учении Парменида. Отсюда можно понять, почему в сочинениях Ксенофонта нам настойчиво внушают, что Анаксагор и «натурфилософы» были сумасшедшими глупцами.

Тем временем, война шаг за шагом двигалась к победе Спарты, а в 411 г. до н.э. Афины даже пережили т.н. «олигархический переворот», который ненадолго привел к власти про-спартанскую партию. На момент этого переворота Ксенофонту должно было быть от 19-ти (в популярной датировке) до 34-х лет, и он должен активно интересоваться политическими событиями, тем более что его семья, вероятнее всего, была к этому причастна. Написанная им позже «История Греции» свидетельствуют о том, что Ксенофонт присуствовал в Афинах при таких политических событиях, как возвращение Алкивиада в 407 г., суд над статегами в 406 г., победа Спарты в войне в 404 г. и свержение «Тридцати тиранов» в 403 г. По-видимому, Ксенофонт оставался в Афинах даже во время свержения афинской демократии при «Тридцати тиранах» и сражался против демократов в гражданской войне 404-403 гг. Но, к несчастью для Ксенофонта, демократы победили. Конечно, ему стоило бы ожидать репрессий, но они начнались не сразу (под давлением Спарты, демократы вернули себе власть только на условиях амнистии). Давление против врагов демокатии разворачивалось постепенно, и преимущественно путем «вытеснения» нежелательных граждан из Афин. Репрессиям подверглись те, кто непосредственно участвовал в анти­-демократических выступлениях 411 и 404 гг., или кого можно было с известным основанием рассматривать как идейных вдохновителей этих выступлений (тот же Сократ).

Гонения обрушились, в частности, на тех аристократов, которые при тирании «Тридцати» служили в коннице и были оплотом этого режима. Так, например, когда спартанский полководец Фиброн, посланный в конце 400 г. в Малую Азию для борьбы с персами, попросил у афинян в помощь себе триста всадников, «они послали из числа тех, которые служили в коннице в правление Тридцати, полагая, что для демократии будет выгодно, если они окажутся вдали от родины и погибнут». За этим последовал знаменитый процесс Сократа в 399 г. до н.э. Но Ксенофонт этих событий уже не застал, потому что еще в 401 году, не дожидаясь начала репрессий, уехал из Афин. Еще раньше его друг Проксен (ученик Горгия), отправился в Персию и стал важным лицом при дворе царевича Кира (спонсора победы Спарты в Пелопонесской войне). После победы Спарты, персидская монархия разворачивает свою политику, следуя тактике «разделяй и властвуй», и про-спартанский Кир оказывается в опале. Теперь у него вызрел план по вооруженному захвату власти в Персии, для чего нужна была помощь значительного числа греческих наемников. По приглашению Проксена, в их числе окажется Ксенофонт.

Он обещал, в случае приезда Ксенофонта, содействовать его дружбе с Киром, а последний, по словам Проксена, дороже для него отчизны.

Последняя встреча Ксенофонта с Сократом, что особенно забавно, касается религиозного вопроса. Всем было ясно, что после присоединения к Киру, в Афинах это будет расценено как переход на сторону врага, и у Ксенофонта начнутся проблемы. Он попросил совета у Сократа, а тот, в своей традиционной манере, просто предложил спросить совета у оракула Пифии. Ксенофонт, желая обмануть судьбу, спросил у Пифии не о том, стоит-ли ему ехать вообще, а о том, каким образом лучше отправиться в лагерь Кира. Такое фривольное отношение к Пифии — совершенно нетипично для религиозного мышления Ксенофонта, и поэтому столо того, чтобы быть отмеченным. Так, с одобрения Сократа и самого бога — Ксенофонт навсегда покинет Афины.

«Анабасис» и переход на сторону Спарты

С 401 г. начался бурный период жизни Ксенофонта. С войском Кира он дошел до Вавилона и участвовал в битве при Кунаксе (401 г.), в которой сам Кир был убит. По видимому, до смерти Кира Ксенофонт был чем-то вроде военного советника, не занимая определенной должности; так бы и продолжилось дальше, если бы не погибли и спартанские вожди, попавшие в ловушку, подстроенную сатрапом Тиссаферном (главный инициатор внедрения демократии в греческих полисах под властью Персии). После этого Ксенофонт был избран одним из стратегов отступающей армии. Преследуемые противником, греческие наемники прошли через Месопотамию, Армению и Малую Азию и вышли к Черному морю. Из собственного рассказа Анабасис«) Ксенофонта следует, будто в организации отступления он играл почти решающую роль. Напротив, в довольно подробном рассказе Диодора Сицилийского, имя Ксенофонта не упоминается совсем. У Диодора вождем отступавших греков все время является спартанец Хирисоф, о котором много говорит и сам Ксенофонт; но по «Анабасису» Ксенофонт играет в войске не меньшую роль, чем Хирисоф. После того как наемное греческое войско пробилось к южному берегу Черного моря, положение этого войска долго оставалось неопределенным и очень тяжелым; возвращение на родину было крайне затруднительно и небезопасно. Хирисоф, отправившийся раздобывать корабли для переправы, не возвращался и не подавал о себе вестей (на самом деле просто кинул оставшихся).

Греческие прибрежные поселенцы, сначала гостеприимно встретившие спасшихся от гибели единоплеменников, стали тяготиться присутствием большого войска на своей территории. В самом войске начались раздоры и борьба за власть, дисциплина падала; надо было добывать пропитание, поэтому некоторые военные вылазки, которые Ксенофонт изображает как предпринятые для защиты греческих колоний от окружающих варваров, были больше похожи на грабительские нападения. Не дождавшись возвращения Хирисофа, войско двинулось вдоль берега Черного моря. Попытка переправиться во Фракию окончилась неудачей. После многих злоключений сильно уменьшившееся в своем составе войско поступило на службу сначала к фракийскому царю, а еще через два года, когда в Малую Азию прибыл спартанский царь Агесилай и начались постоянные стычки с персами, — к спартанцам. Этот шаг решил судьбу Ксенофонта, навсегда связав его со Спартой. Агесилай стал любимым героем Ксенофонта, перед которым он преклонялся всю свою жизнь, и после смерти которого написал его хвалебную биографию (см. «Агесилай«). Следуя за Агесилаем, отозванным на родину, Ксенофонт оказался в рядах войска, сражавшегося против Афин, за время его отсутствия вступивших в союз с Фивами (ок. 394 до н.э.). За измену родине Ксенофонт был приговорен к изгнанию из Афин, и поселился в городе Скиллунте в Элиде, на вассальной территории Спарты. О жизни Ксенофонта в Скиллунте нам не известно ничего существенного. По видимому, это были самые безмятежные годы его жизни. Он жил со своей семьей в подаренном спартанцами поместье, занимаясь сельским хозяйством и охотой. Получение земельного участка и личное покровительство царя Спарты сделало Ксенофонта спартанским гражданином, а его сыноваья были отправлены проходить легендарное спартанское воспитание. В удаленной от всех событий провинции, много времени Ксенофонт отдавал литературным занятиям. Вероятнее всего, это здесь он напишет свои мемуары — драматический рассказ о походе Кира и возвращении греческих наемников Анабасис»), а также сочинения, посвященные памяти своего учителя («Воспоминания о Сократе» и «Апология Сократа») и обрабатывает в форме сократических диалогов ряд специальных тем (в тех же «Воспоминаниях» и особо в «Пире» и «Экономике»). Возможно здесь же была написана работа про охоту с собаками.


Но мирная жизнь в Скиллунте была снова нарушена, когда в 371 г. война между Спартой и Фивами перекинулась на Пелопонесс и спартанцы начали нести тяжелые поражения. Эта война затронула Ксенфонта и заставила его снова эмигрировать, на этот раз в нейтральный Коринф. Но его сыновья не остались в стороне и приняли участие в войне; Грилл был убит в битве при Мантинее в 362 г., а Диодор остался жив и, вероятно, вернулся в Афины. Поскольку Афины в этой войне были союзниками Спарты против Фив, возрастающая мощь которых начала их пугать, то смерть Грилла принесла прощение его отцу: приговор об изгнании Ксенофонта был отменен, и ему было разрешено вернуться на родину, чего он, однако, не сделал, оставшись до самой смерти жить в Коринфе. О жизни Ксенофонта в Коринфе нам не известно ничего (как, впрочем, и об истории самого Коринфа). В Коринфе он создает или, во всяком случае, завершает самые крупные свои произведения  «Киропедию» и «Греческую историю», составляет похвальное слово в память своего покровителя и друга Агесилая, пишет целую серию небольших трактатов на специальные, главным образом политические темы  «Лакедемонскую политию», «Гиерон, или о тиране», «Об обязанностях гиппарха», «О всадническом искусстве». Вообще большая часть всего, что он написал — написано в Коринфе в 360-е гг. до н.э. Даже часть того, что он мог написать в Скиллунте, могло быть также написано в Коринфе. А общий список его сочинений выглядит примерно так:

Период АфиныСпарта:

«Афинская полития» (ок. 424 г.)
«Анабасис» (ок. 380 г.)
«Защита Сократа на суде» и «Воспоминания о Сократе» (ок. 375 г.)
«Пир», «Домострой» и «О псовьей охоте» (ок. 373 г.)

После Коринфа:

«Киропедия» (ок. 367 г.)
«Лакедемонская полития» (ок. 365 г.)
«О всадническом искусстве» и «Об обязанностях гиппарха» (ок. 363 г.)
«Гиерон, или о тиране» (ок. 360 г.)
«Агесилай» (ок. 357 г.)
«Греческая история» (360-50е гг.)
«О доходах» (ок. 355 г.)

Почти всю историю, со времени свержения тиранов, в Коринфе правил умеренный олигархический режим, как о том мечтал Ксенофонт, хотя мы знаем, что в ходе войн между Фивами, Афинами и Спартой, несколько лет, с перерывами, демократы правили Коринфом под прикрытием союзных им армий, а в 365 году здесь был предпринят переворот с целью установления тирании (см. Тимофан). Сам Ксенофонт никак не реагирует на эти события в своих книгах, и спокойно переждал эти периоды времени. Поскольку он заканчивает свою «Греческую историю» 357-м годом, то, очевидно, что он прожил в Коринфе не менее 14 лет. К этому же времени относится его сочинение «О доходах«, в котором он разбирает вопрос об улучшении финансов Афинского государства, покинутого им около 40 лет назад. Собирался ли он этим путем подготовить себе почву для возвращения в Афины, или хотел только проявить свой интерес к афинским делам, решить трудно, но это сочинение резко отличается от всего, что он писал до этого, в сторону явного либерализма.

Изображение Ксенофонта на фасаде исторического здания Афинского университета. Написано в XIX веке баварским художником Карлом Ралем и поляком Эдвардом Лебецким.

Философские взгляды Ксенофонта

Политические взгляды Ксенофонта более-менее ясны непосредство из его биографии и личных связей. Очевидно, что в партийной борьбе он был врагом демократии, любил Спарту и ее государственное устройство, а также все «добродетели», связанные с военщиной. Из его панегириков в сторону Кира Великого становится понятно, что он в принципе не против даже монархического устройства общества (см. «Ксенофонт о Просвещенном монархе«). Его идеал — совмещение спартанской и персидской моделей, в то время как у Платона идеалом было совмещение идеализированной Спарты и Египта. И не только они, но и многие другие греки того времени начинали думать, что только сильная рука вождя, мудрого вождя, сможет найти выход из кризиса, в котором они оказались. Тенденции к авторитаризму значительно усиливались в т.н. «младшей софистике», к которой можно отнести и Демокрита, и Сократа, и тирана Крития (написавшего несохранившуюся «Лакедемонскую политию»). Главное чтобы государственное управление было в руках специалистов, специально обученных людей. Это именно то, чему всех своих учеников пытался обучить Сократ, но Ксенофонту, как потомственному аристократу, такие вещи должны были быть ясны и без «философии». Все наиболее реакционное, что было в италийской ветви софистики — Сократ поднял и развил дальше, а Ксенофонт усвоил и применил. Поэтому не удивительно, что Ксенофонт стал очередным примером стоика до возникновения стоицизма. Его философию можно разбить на несколько частей:

  1. Политическая философия, с обожествлением Спарты и максимальной меритократии.
  2. Экономическая философия, с идеализацией патриархального земледелия и презрением к буржуазному образу жизни.
  3. Реоигиозно-этическая философия, которая касается по большей части темы «лидерских качеств» идеального мужчины.

Расписывать его политические идеи в деталях мы здесь не будем, об этом можно узнать из наших статей про конкретные книги Ксенофонта. В принципе, Ксенофонт предлагает один рецепт на все случаи жизни, и для всех проблем человечества подходит воспитание идеального человека. Одни и те же качества требуются как от идеального правителя, так и от идеального хозяина дома, или даже идеального торовца. А идеал этот известен всем и каждому, это человек умеренный, справедливый, пунктуальный, набожный, добрый и т.д. За все хорошее и против всего плохого. Но с точки зрения того, как этот «сверхчеловек» ведет себя в реальных ситуациях, он мало чем отличается от обычного патриархального мужчины, работающего на ферме. Такой добрый хозяин и должен править госдуарством, с той лишь разницей, что он при этом должен быть еще хорошим воином (в деталях см. обзор «Киропедии«).


Нас больше интересует «чистая» философия Ксенофонта, поэтому здесь важна степень достоверности в изображении личности Сократа, и насколько сам Ксенофонт согласен с этим Сократом. Мы будем исходить из того, что его литературный Сократ говорит вещи, с которыми сам Ксенофонт полностью согласен, т.е. что Ксенофонт — «ортодоксальный сократовец«. Центральной темой его философии была этика, которая понимается как учение о добродетели, а добродетель — как знание о правилах поведения, поэтому знание и добродетель неразделимы. Добродетели также приводят к благу, которое заключается в пользе и счастье жизни (см. утилитаризм софистов и «эвдемония» Демокрита), в которое входят и физическое здоровье, и науки, и искусства, и дружба, и общественная деятельность, и благочестие. В этом Ксенофонт сближает Сократа с гедонистической школой Аристиппа и афинской ветвью софистики: Протагором и Продиком. Это очень необычный момент в изображении Сократа, и мы рассмотрим его подробнее немного ниже.

Конструируя своего Сократа, Ксенофонт во многом опирался на литературную традицию «сократических диалогов», наибольшее значение для него имели диалоги Эсхина, Платона и особенно Антисфена, отца школы киников. Последнего он сделал персонажем своих сочинений, используя повествование от первого лица (как было в диалогах Антисфена), а главное, подражает созданному Антисфеном образу Сократа в своих «Воспоминаниях», описывая Сократа обладателем трех характерных антисфеновских добродетелей — «умеренности», «выносливости» и «самодостаточности». Таким образом, Ксенофонт сближает Сократа не только с киренаиками, но и с кинической школой. Не говоря о том, что эти школы враждовали между собой и были открытыми антиподами, сам Ксенофонт считал оба направления — позором для доброго имени Сократа, но так выходит, что сам же демонстрирует в Сократе черты, из которых эти школы логично развиваются, и сам же с этими чертами согласен и принимает их.

Но если уже выбирать, то Ксенофонт всегда отстаивает облик Сократа, как консерватора и патриархального мужа. Не случайно, что выбирая ракурс для изображения Сократа, он акцентриует на одной из двух сторон учителя, а именно на моральной стороне, игнорируя отвлеченные философские рассуждения (т.е. то, на чем сфокусировался Платон). По его мнению, если бы сам Сократ сделал также, то ему не пришлось бы умереть от рук сограждан. Ну а делать акценты на самой нелицеприятной стороне учения Сокарта, т.е. на методе спора, как это делает Платон, или на его эпатажном поведении, как это делали Аристипп и Антисфен — это вред репутации учителя, даже после его смерти. Но как бы плохо не относился Ксенофонт к Платону, своих сочинениях он, безусловно, использовал платоновские диалоги («Лахет», «Пир», «Федр», «Теэтет» и др.), причем характерны вносимые им изменения в заимствованные у Платона темы, напр:

Plat. Symp. 210a – любовь к красивым телам (юношей) как первая ступень философского эроса;
Xen. Symp. VIII – безусловное осуждение этого вида телесной любви;

Plat. Resp. VII 534b – диалектика у Платона как доступная истинному философу способность «различать по родам и видам» и «определять сущность каждой вещи»;
Xen. Mem. IV 5 – диалектике как способность «воздержных» (=счастливых) людей различать дурное от хорошего и быть успешными в политике;

Но в целом, различия только формальны, ведь Платон тоже тот еще консерватор, а Ксенофонт не совсем противник плотских наслаждений, да и не зря же возникла фраза «платонические отношения». Речь идет не о том, что Платон был изощренным философом, допускающим раскрепощение, а Ксенофонт — грубым солдафоном с нравственностью патриархального обывателя. На самом деле разница между ними сильно преувеличена. Речь идет только о том, что в личности Сократа можно делать акцент на разные стороны, и Платона больше заинтересвоали поиски обобщенных, «истинных» понятий, а Ксенофонта — этика добродетели. Это не значит, что они полностью отрицали все остальные элементы личности Сократа, а показывает только основной интерес.

Необычные стороны в философии Ксенофонта

Когда мы открываем сочинения «Домострой«, «Пир» или «Гиерон» — в глаза бросается одна очень странная черта. Ксенофонт исходит из методологических принципов сенсуализма, и критерием оценки всех вещей делает утилитаризм, т.е. удовольствия и страдания, а также пользу, приносимую вещами или другими людьми. Такой подход совершенно не свойственен италийской ветви софистики (ориентированной на разум), и скорее подходит Протагору, Продику и будущей традиции гедонистов. Сам Ксенофонт прекрасно знает о киренской школе Аристиппа, и в своих сочинениях всегда осуждает его, как позорящего философию Сократа. Конечно, пускай даже Ксенофонт исходит из тех же методологических предпосылок, но все же он не делает следующего шага, и продолжает проповедь радикального аскетизма. Это очень редкое, но вполне возможное сочетание, которое в будущем повторят… философы-стоики, что дает нам возможность взглянуть на Ксенофонта, как на «стоика до стоиков». Правда, сенсуализм активно используется, без принятия последовательных выводов из него, даже раньше стоицизма, в философии Аристотеля, или еще раньше, в философии Демокрита.

«Мой опыт, похоже, учит тому, что обычные люди испытывают удовольствие и страдание от зрелищ — посредством глаз, от звуков — посредством ушей, от запахов — посредством носа, от еды и питья — посредством рта, от любви — все мы знаем, посредством чего. А что касается холода и теплоты, твердости и мягкости, тяжести и легкости, эти вещи, мне кажется, мы распознаем всем телом и испытываем от них удовольствие или тягость, в то время как от хорошего и плохого мы, я думаю, в одних случаях испытываем порой удовольствие, а порой и страдание одной душою, а в других случаях сразу и душой, и телом. Что нам доставляет удовольствие сон, об этом, мне кажется, свидетельствуют мои чувства, но как, чем и где — это, — сказал он, — мне, пожалуй, скорее неведомо. Но может быть, нисколько и не удивительно, что бодрствование преподносит нам более ясные ощущения, чем те, что имеем мы во сне».

Второе, что стоит нашего внимания, это то, как среди типичных воинских и «стоических» качеств лидера, у Ксенофонта всегда огромное значение играет гуманизм. Его идеальные правители почти всегда отказываются от разграбления городов на войне, отпускают всех военнопленных на волю, относятся к рабам, как к людям, а своих подчиненных знают по именам, и проповедуют индивидуальный подход в их «воспитании». Да, это все пробивается сравнительно небольшими ручейками через пласты кондового патриархального консерватизма, но все таки пробивается. Так, например, когда он касается вопроса о женщинах, то несмотря на типичное отношение к «слабому полу», как прирожденным домохозяйкам, внутри домашнего хозяйства он позволяет женщине играть ключевую роль и распоряжаться буквально всеми финансами семьи. Пускай это риторическая форма, но жене, которая хорошо выполняет свои управленческие функции, он готов сдать себя в рабство. Для патриархального консерватора это явный перегиб.

Третье, что бросается в глаза — это необычно большое внимание Ксенофонта к тематике любви. Он носится с этой темой буквально в каждом своем произведении, и настойчиво отличает телесную и духовную любовь. Последнюю он сранивает с дружбой, и дружбе тоже посвящено много места. Но что здесь бросается в глаза, так это соединение телесной и духовной любви. Он не говорит, что секс это низко, а только секс без взаимности. В случае когда все взаимно — это величайшее наслаждение. И Ксенофонт, при всем напускном аскетизме, совсем не против такого наслаждения. Сам факт того, что для Ксенофонта крайне важна взаимность чувств и отношения не по любви он осуждает как насилие — не вписывается в принятую традиционную парадигму, не только относительно того, что в аристократической семье браки заключаются по расчету, а мужчины занимаются сексом только на стороне и ради телесного наслаждения, но и рушит популярную на пост-советском пространстве концепцию о том, что в античности не было представлений о романтической любви.

Ну и чертвертая немаловажная тема — это масса примеров из «Воспоминаний о Сократе», где тот ведет себя как софист и мыслит как софист, но Ксенофонта это вообще не волнует. Очевдно, что софистов критикуют не за форму, а за содержание (демократизм, отказ по игры благородного господина, сомнения в религии и т.д.). При всех своих консервативных взглядах, Сократ спокойно захаживает на пиры, и вместо того, чтобы стойко превозмогать все соблазны и учить людей добродетели — пьет, целуется, танцует и отпускает сортирные шутки. Он позволяет себе флиртовать с гетерами и наслаждаеться стриптизерами. А когда роль консервативного душнилы начинает играть киник Антисфен — то Сократ, в компании друзей, по сути насмехаются над ним. Вкупе с вышеуказанной темой методологического сенсуализма и утилитаризма, получается образ Сократа, совершенно нетипичный и противоречащий идеалам самого Ксенофонта. Это говорит нам скорее о том, что Ксенофонт не был настолько радикальным в своем консерватизме, как мы это привыкли думать.

Все это — просто хорошие примеры, которые показывают, как из Сократа могли вырасти такие диаметрально противоположные фигуры, как Аристипп и Антисфен. Философия Сократа вполне содержит все необходимые зачатки для трансформации в гедонизм, и эти стороны его философии вынужден принимать и развивать даже Ксенофонт, которого трудно заподозрить в мещанстве или изнеженности. Благодаря Ксенофонту становтится проще понять феномен «сократических школ» и степень связи Сократа с классической софистикой. 

Ксенофонт как экономист

Нетипиные взгляды, которые рушат традиционный облик Ксенофонта, проявляются с двойной силой в его экономических работах, главным образом в сочинениях «Домострой» и «О доходах Афин». В первом из них, Ксенофонт в который раз осуждает общественный строй Афин и идеализирует Спарту, а вместе с ней и политический деспотизм Персии. Казалось бы, здесь все очень типично; с точки зрения Ксенофонта, земледелие — мать и кормилица всей жизни, основа человеческой деятельности. Если земледелие в расцвете, то все другие отрасли экономики развиваются успешно, и, наоборот, где земля пустует, там замирает почти всякая деятельность на суше и море (в общем-то, это верно даже для XX-XXI вв.). Поэтому в «Домострое» даются рекомендации по управлению сельскохозяйственными землями (по сути это такой же назидательный труд, как «Труды и дни» Гесиода). Такое предпочтение земле отдается не только по экономическим соображениям, и даже не только по сословно-классовым. Проблема носит даже этико-философский характер. Ремесло, считает он, изнеживает тело:

«А когда тело изнеживается, — рассуждал он, — то и душа становится гораздо слабее. K тому же ремесло оставляет очень мало свободного времени для заботы еще о друзьях и родном городе. Поэтому ремесленники считаются непригодными для дружеского сообщества и плохими защитниками отечества. A в некоторых городах, особенно в тех, которые славятся военным делом, даже и не дозволяется никому из граждан заниматься ремеслами».

По таким же причинам Ксенофонт осуждает строительство оборонительных стен, что якобы приучиывает граждан к трусости, и отвлекает их от занятий, укрепляющих тело. Конечно, это было требование политического характера, города Греции не могут сопротивляться армии Спарты, не имея стен. Но очевиден и морализаторский пафос (больше об этом, и вообще о том, как марксизм раздувает из Ксенофонта — «стандартного грека» мы писали в заметках «Марксизм-ксенофонтизм» и «Маркс не понимает греков«). Таким образом, связывая эти отрасли деятельности с ненавистной ему городской жизнью, он открыто осуждает ремесло, торговлю и особенно ростовщичество. Точно также плохо он относится и к деньгам. Но осуждая деньги с точки зрения этического консерватизма, Ксенофонт вынужден признать их необходимость, как средства обращения и формы проявления богатства, если не личности, то хотя бы государства. Деньги — зло, но вынужденное и необходимое. Как минимум, Ксенофонт советовал накоплять их как сокровище, страховой фонд на случай неурожаев или войны. Но вообще в любой непонятной ситуации Ксенофонт будет советовать накополение капиталов (ср. как софисты советуют максимально пускать деньги в оборот).

Пока мы видим вполне типичного консерватора. В связи с этим, разделение людей на свободных и рабов он признавал вполне естественным, хотя, как уже говорилось, к рабам он относился на удивление гуманно, считая их людьми, и поощряя за хорошую работу. Естественным он считал и разделение труда на умственный/управленческий (для свободных эллинов) и физический (для рабов и опустившихся простолюдинов). В каком-то смысле Ксенофонт даже проповедует трудовую, или, если бы мы применили современные шаблоны, «протестантскую» этику (см. политика накопления капиталов), поэтому он говорит, что лучше заниматься плохим трудом, чем совсем бездействовать, не принося обществу никакой пользы. При прочих равных, конечно, лучше выбирать земледелие, а если есть такая возможность, то вообще «военное ремесло» и искусство управления государством. Но когда эти пути не доступны, то нет ничего дурного в том, чтобы даже пойти работать за зарплату. Это полностью противоречит общепринятым взглядам на то, что аристократ скорее удавится, чем пойдет работать. Ксенофонт, конечно, и сам говорит, что ремесленный труд — рабский по своей природе, но не делает из этого жесткого табу. 

Следуя своеобразной «протестанской» этике — Ксенофонт пытается максимизировать эффективность труда и повысить доходы, параллельно с этим радикально минимизируя расходы. В разных сочинениях он требует отказаться от: косметики для женщин, украшений, в том числе украшений жилища, от обуви и лишней одежды, от парфюмов и даже приправ для еды. Иделом для подражания рисуется Сократ, и трудно даже представить, можно ли зарабатывать так мало, чтобы Сократ не был удовлетворен. При таком подходе, даже зарплата чернорабочего будет достаточной, чтобы с нее можно было накопить излишек. Зачем при этом максимизировать эффективность? Это остается без вразумительного ответа, но можно догадаться, что это делается для блага общественного целого. Многочисленные общественные постройки, сильная армия и флот и т.д. — все таки требуют кое-какого труда за пределами минимума для пропитания. Особенно сильно на «благе общественного целого» Ксенофонт настаивает в сочинении «Гиерон«, и там же он демонстрирует главный инструмент повышения эффективности труда — конкуренцию, или соревнование. Именно поэтому он предлагает вознагрждать хороших рабов за службу, внедряя в систему содержания рабов разные ранги (хорошие, средние и плохие вещи, комнаты, пайки). Все ради того, чтобы неэффективному рабу было ради чего стараться. Именно поэтому в «Киропедии» идеальный монарх тратит огромные средства, чтобы во время лагерных стоянок его солдаты не прохлаждались, а устаривали состязания между собой. И этот принцип поощрения путем конкуренции работает во все сферах жизни, которые только возможны. 


Максимизация эффективности, оды конкуренции, «протестансткая этика» — казалось бы, чем это уже не «дух капитализма«? Но и это еще не все. Мы видим, что Ксенофонт одним из первых философов уделил внимание теме разделения труда, и был первым, кто сделал это на более глубоком уровне, нежели тот примитивный пример, что был приведен нами выше. Он отмечал:

«…Β небольших городах один и тот же мастер делает ложе, дверь, плуг, стол… причем он рад, если хоть так найдет достаточно заказов, чтобы прокормиться… Напротив, в крупных городах благодаря тому, что в каждом предмете нужду испытывают многие, каждому мастеру довольно для своего пропитания и одного ремесла… Разумеется, кто проводит время за… ограниченной работой, тот в состоянии выполнять ее наилучшим образом».

В разделении труда он усмотрел увеличение производственной стоимости. Ксенофонт также был первым, кто отметил связь между разделением труда и рынком, и, по его убеждению, от объема рынка зависела дифференциация профессий, а от этого – благосостояние всего общества. И все эти нетипичные моменты, которые показвыают его скорее как либерала, чем как консерватора, дополняются сочинением «О доходах». Как мы уже говорили в статье «Марксизм-ксенофонтизм», эта работа Ксенофонта была рассчитана на то, чтобы предложить идеальный план для выхода Афин из кризиса. Но в реальности этот план не был задействован. Поэтому советские реконструкции экономики Афин, основанные на этой работе — заведомо ошибочны. Так вот, по этому идеальному плану, Афинам нужно было серьезно расширить права метекам (негражданам), сохранив при этом особый налог для них, что принесло бы серьезные доходы казне. Он предлагает государственное покровительство для купцов и кораблестроителей, и считает необходимым снизить бюрократию, чтобы упростить ведение бизнеса и сделать Афины привлекательным центром для торговли. Ксенофонт понимает, что для основания крупных предприятий нужны такие же крупные финансовые вложения. Но он не считает это проблемой, ведь если афиняне смогли скинуться на крупные военные походы, то тем более они могут скинуться на крупный бизнес, чтобы получать, как акционеры, постоянный доход (в отличии от чистого убытка расходов на армию). И уже после этого он предлагает странную утопическую финансовую «пирамиду» из покупки рабов для рудников, о чем была речь в статье про Маркса. Из сказанного выше, ясно, что Ксенофонт предпочитает вместо субсидирования войны — вкладывать в бизнес. Но он идет еще дальше в плане восхваления мирной политики:

Совершенно очевидно, что, для того чтобы все доходы поступали в изобилии, нужен мир. Но в таком случае не следует ли учредить должность мирохранителей? Ведь избрание таких должностных лиц будет способствовать тому, что все люди с большей охотой и в большем числе станут прибывать в наш город. Если же кое-кто считает, что, постоянно проводя мирную политику, государство станет менее сильным, менее славным и менее влиятельным в Элладе, то я должен сказать, что он заблуждается: Ведь недаром же говорят, что самые счастливые государства те, которые дольше всех живут в мире; а из всех государств Афины обладают наибольшей способностью развиваться в мирное время.

Большинство из этого — очень либеральные меры, как для консерватора, хотя и касаются государственных (а не частных) вложений и государственных доходов. Правда и тут: «вы не должны бояться того, что при таком способе разработки рудников государство стеснит частных лиц или, наоборот, частные лица стеснят государство». И это далеко не первый раз, когда Ксенофонт пишет вещи, не вкладывающиеся в стандартные описание его, как закоренелого реакционера и фаната Спарты (хотя это все, безусловно, тоже правда). В сочинении «Киропедия» можно найти фрагмент, где он предлагает международную конфедерацию, скрепленную на экономических основаниях (открыть свободные земли друг для друга, чтобы повысить обоюдную эффективность обработки).


В некоторой степени, раннее сочинение «Домострой» входит в противоречие с поздним сочинением «О доходах», но еще более явно противоречия вскрываются, если добавить к сравнению диалог «Гиерон». Проблема здесь как минимум в том, что касается тематики накопления капиталов. Во-первых, в этом сочинении, как и выше в «О доходах», он делает огромную уступку развитию торговли и поощрению технологического прогресса:

«Если полезна городу торговля, оказание почета тому, кто более всего о ней ревнует, привлечет и многих других торговцев. И если общеизвестным сделается, что человек, придумавший для города какой-нибудь необремененный неприятностями доход, снискал почести, тогда и этот вид изобретений не останется в небрежении».

А во-вторых, он рвет шаблон по отношению к общепринятому мнению о борьбе Ксенофонта за признание роли денег чисто как средства накопления богатства:

«Возьмем доходы — будут они обильнее, если только твое состояние станет давать оборот, или если умудришься ты заставить обращаться состояния всех граждан?».

Так что даже несмотря на то, что он презирает торговлю на личном уровне, как аристократ, все таки с точки зрения государственного организма в целом, он считает ее важным фактором развития натурального хозяйства. Но самое главное – Ксенофонт четко подметил, что любой товар обладает свойствами полезности (потребительная стоимость в современной терминологии) и обмениваемости на другую, равновеликую ценность (меновая стоимость). Пример такой логики Ксенофонта можно найти в «Домострое»: лошадь может оказаться бесполезной для человека, который не знает, как с ней справиться, но она все еще имеет обменную стоимость. Но Ксенофонт не уделил существенного внимания меновой стоимости, поскольку основой ценности вещи считал ее полезность, а цены для него определяются движением спроса и предложения. Обозначив существование меновой стоимости, Ксенофонт не ставит вопрос о её природе. Впервые этот вопрос поставил Аристотель (384 — 323 гг, до н.э.), и поэтому именно с него начинается та экономическая «наука», которую мы имеем в виду, когда говорим об экономике сегодня. 

Даже если Ксенофонт не был «научным» экономистом, сказанного им достаточно, чтобы снова увидеть картину, напоминающую его философию. Он консерватор, он спорит с софистами, но при этом допускает такое количество софистических тезисов в своей философии, что при желании из него можно было бы развить совершенно другую, враждебную Сократу философию. И поскольку Сократ действительно породил плеяду учеников самых разных направлений, стоит допустить, что такая двойственность Ксенофонта просто отражает двойственность самого Сократа, и Ксенофонт был подстеловательным, ортодоксальным «сократиком», не пытаясь свести все многообразие учителя к какой-то одной, центральной идее.